Легион Видесса - Тертлдав Гарри Норман. Страница 9

– На-ка, выпей, – сказал грек.

– Уйди ты от меня! – взвыл Виридовикс. – Убери это пойло. Я не голоден.

Горгид гневно взглянул на своего товарища. Если что-то и могло взбесить грека, так это упрямый и глупый пациент.

– Ты собираешься блевать на пустой желудок? Все равно тебе предстоит маяться, пока мы не станем на якорь. Так тебе, по крайней мере, будет чем рвать.

– Ненавижу море! Будь оно проклято, – сказал галл, глотая бульон под безжалостным взглядом Горгида.

Спустя короткое время беднягу опять стошнило.

– Чума! Чтоб боги покарали того негодяя, который построил первый корабль! Позор мне, что попал сюда из-за женщины!

– А чего ты, собственно, ожидал, путаясь с любовницей Императора?

Вопрос Горгида был чисто риторическим. Характер Комитты Рангаве обжигал хуже ядовитой кислоты. Когда Виридовикс отказался бросить ради нее остальных своих подруг, Комитта пригрозила нажаловаться Туризину – дескать, Виридовикс ее изнасиловал. Этим и объяснялось стремительное исчезновение кельта из столицы.

– Вероятно, ты прав, о мудрый наставник и учитель, но можешь не читать мне нотацию. – Виридовикс смерил грека взглядом зеленых глаз. – Я, по крайней мере, не бегу от самого себя.

Врач хмыкнул. Слова Виридовикса были слишком близки к истине. Кельт, конечно, варвар, но дураком его никак не назовешь.

А Квинт Глабрио мертв. Горгид смотрел на его остывающее тело. Просто смотрел. Он, врач, был бессилен. И с тех пор медицина, которой он отдал свою жизнь, казалась ему пустой и бесполезной. Какой в ней толк, с горечью спрашивал себя Горгид, если она не помогла ему спасти близкого человека?

Историческая наука дала ему новую цель в жизни. По крайней мере, история не сыпала соль на его незаживающие раны. Горгид не был уверен, что сумел бы объяснить все это кельту. Да он и не собирался пускаться в объяснения. Однако фраза Виридовикса подвела черту под его собственными размышлениями о своем поступке.

Ариг, сын Аргуна, подошел к ним и таким образом спас Горгида от трудного разговора. Даже кочевник из далеких степей Шаумкиила – и тот с легкостью переносил плавание.

– Ну, как он? – спросил Ариг. Видессианская речь аршаума была окрашена цокающим акцентом.

– Не слишком, – отозвался грек. – Но если земля уже в пределах "($(,.ab(, значит, скоро мы будем в Присте. Может быть, даже сегодня к полудню. Это сразу вылечит его.

Плоское смуглое лицо Арига оставалось, как всегда, невозмутимым, но в его хитрых раскосых глазах появилось веселое выражение.

– А лошадь-то тоже раскачивается на бегу, Вридриш, – обратился он к страдальцу-кельту. – Ты, часом, не помрешь от качки во время верховой езды? Нам предстоит до-олго сидеть в седле!

– Нет, от верховой езды я не… Ах ты, змея-аршаум, – произнес Виридовикс, вложив в проклятие по адресу друга всю энергию, какая еще оставалась в его измученном теле. – Убирайся ты к воронам, не то я наблюю на твои дорогие сапоги из овечьей кожи.

Ухмыляясь, Ариг удалился.

– Качка, – пробормотал Виридовикс. – От одной только мысли меня в дрожь бросает. О, Эпона не дозволит, чтоб такое случилось!

– Эпона – кельтская богиня-лошадь? – спросил Горгид, которого всегда интересовали обычаи и верования других народов.

– Да. Я много раз приносил ей жертвы, хотя в Империи не делал этого. – Кельт выглядел виноватым. – Думаю, мне надо бы почтить ее как следует, когда мы доберемся до Присты. Если только я доживу до этого часа.

Приста, далекий пограничный пост Видесса, стояла на краю безбрежного моря травы. Там жило не более десяти тысяч человек. Могучие стены и крепостные башни этого небольшого города были, пожалуй, самыми мощными во всей Империи – за исключением одной лишь столицы.

Отсюда имперские интриганы стравливали друг с другом разные племена кочевников, здесь они привлекали их на службу Видессу. Кочевникам же этот город был нужен для торговли. Сало, мед, воск, звериные и овечьи шкуры, мех, рабов отдавали в обмен на пшеницу, соль, вино, шелк, благовония из Видесса.

Многие хаморские каганы уже не раз пытались захватить Присту. Стены не всегда оказывались достаточно действенной защитой от их набегов. Прошлое Присты было весьма бурным.

В этом городе можно было увидеть большие красивые дома с мраморными и гранитными колоннами, выстроенные в классическом видессианском стиле, – и рядом с ними грубые хижины из плохо отесанных бревен, глинобитные хибары, а на открытых пространствах – разбитые степняками шатры, крытые цветными полотнами. Издалека они напоминали семейства мухоморов, выросших посреди города.

Хотя в Присте стоял видессианский гарнизон и имелся имперский губернатор, большая часть населения имела среди предков кочевников, и в жилах горожан текла смешанная кровь хаморов, аршаумов и видессиан.

Портовые грузчики – широкоплечие грубые детины с густыми неряшливыми бородами – явно предпочитали видессианские льняные туники и штаны коже и мехам, столь традиционным у кочевников. Однако при этом почти у всех на головах красовались невысокие остроконечные шапки – обычный убор хаморов, которые не снимали их ни летом, ни зимой.

Когда Пикридий Гуделин попросил одного из них помочь снести на берег вещи, тот даже не шелохнулся. Гуделин раздраженно поднял бровь.

– Похоже, мне страшно повезло и я наскочил на глухого мула, – произнес он, поворачиваясь к другому грузчику, столь же невозмутимому. Голый по пояс, тот безмятежно грелся на солнце. Он тоже словно не заметил Гуделина.

– О Фос милосердный, неужто мы попали в страну глухонемых? – вопросил бюрократ, начиная уже сердиться. В Видессе он привык к почтительности.

– Пусть меня испепелят духи, если я не заставлю их слушать! – заявил Ариг и шагнул к грузчикам, стоявшим у причала.

Они уставились на него со злобой. Между хаморами и аршаумами не водилось особой приязни.

Ланкин Скилицез дотронулся до руки Арига. Офицер недолюбливал бюрократов и к тому же не прочь был позабавиться видом униженного чиновника. Но Ариг мог каким-нибудь неосмотрительным поступком вызвать $`*c. Этого Скилицез допустить не хотел.

– Позволь, я попробую, – предложил он.

Причальные крысы без всякого страха уставились на Скилицеза. Видессианский офицер был крупным человеком, сильным, крепким, с лицом старого солдата, но грузчиков хватит, чтобы расправиться и с ним, и с его друзьями. К тому же он явился в компании с аршаумом…

Но они перестали скалиться и удивленно заулыбались, когда видессианин заговорил с ними на их языке. После недолгих переговоров четверо из них встали и взвалили на плечи вещи послов. Только Ариг нес свое имущество сам. Он не собирался доверять хаморам.

– Должно быть, очень полезно уметь разговаривать с людьми на их языке, где бы ты ни оказался, – восхищенно обратился Виридовикс к Скилицезу. Едва ступив на берег, галл обрел свою былую жизнерадостность и болтливость. Подобно гиганту Антею, он черпал силу в прикосновении земли, своей матери.

Скилицез сдержанно кивнул в ответ. Это, похоже, весьма раздосадовало Виридовикса – тому хотелось потрепать языком.

– А ты, мой дорогой Горгид, сочинитель исторических трактатов, – разве ты не хотел бы, чтобы эти ребята перемолвились с тобой словечком на твоем родном языке? Чтобы ты мог сам задавать им вопросы, не прибегая к переводчику?

Горгид не обратил внимания на насмешку. Замечание Виридовикса задело больное место в его душе.

– Клянусь богами, галл! Ничто другое не доставило бы мне большего удовольствия. Хотел бы я в этом чужом мире поговорить на моем родном языке – хотя бы с одним человеком! Ты – самый близкий из всех, кого я здесь знаю, но даже в разговоре с тобой эллинский так же бесполезен, как кельтский. А тебя разве не раздражает, что ты все время должен говорить по-видессиански или по-латыни?

– Да, раздражает, – быстро согласился Виридовикс. – Даже римлянам лучше, чем нам. Они могут общаться друг с другом, их язык не умрет. Я пытался обучать кельтскому моих подруг, но они не считали, что это так уж необходимо. Боюсь, я выбрал этих девчонок только потому, что они красивы и пылки в постели.