Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 109

«Может, письма писать лучше?» — подумал он тем утром за завтраком.

В письмах Ванаи открывала ему душу — понемногу, частями, — и юноша старался отвечать тем же. Сейчас он мог честно сказать, что познал ее глубже, нежели в те минуты, когда они лежали рядом в лесной тени. Эалстана поражало, что девушка оставалась под одной крышей с дедом — в ее посланиях старик представал еще более склочным, чем показалось юноше при краткой встрече пару лет назад. Почему они с внучкой поссорились, Эалстан не понял — этот вопрос Ванаи как-то обошла стороной, — но был совершенно уверен, что и сам быстро разругался бы с несгибаемым старым книгочеем.

«А может, и не лучше», — продолжил он про себя. Письмо ведь не погладишь по волосам, не поцелуешь, не приласкаешь…

Увлекшись списком всего того, что с письмом делать никак несподручно, юноша окончательно позабыл, что перед ним стоит миска овсянки, которую он и прежде едва поклевывал.

— Пошевеливайся, Эалстан, оба ведь опоздаем! — фыркнул Сидрок. — Вот как, в кои-то веки я тебя подгоняю, а не наоборот!

— По-моему, это в первый раз, — заметила Эльфрида, бросив на сына полный заботы взгляд. — Ты не захворал?

— Нет-нет! — Эалстан тут же пришел в себя и доказал это, вмиг опустошив миску и дохлебав остатки вина.

Сидрок его все же обогнал, но едва на пару ложек. Эльфрида просияла.

— Ладно. — Эалстан поднялся из-за стола. — Пошли, я готов!

Выглянув на улицу, оба хором вскрикнули от удивления.

— У меня нос отвалится! — пожаловался Сидрок.

Он театрально закутался в плащ, чем нимало не защитил страдающий орган.

— Смотри! — Эалстан указал на окно. — Иней!

Морозы в Громхеорте случались редко. Юноша полюбовался изысканными узорами на стекле, потом, опомнившись, потер нос. Кожу уже начинало пощипывать.

Первые пару кварталов по дороге в школу Эалстан дрожал и жаловался на каждом шагу. Потом, примирившись со стужей, принялся вспоминать о Ванаи. Мысли о любимой грели не хуже плаща, а кроме того, задумавшись, он переставал обращать внимание на Сидрока. Эалстан давно искал способ это сделать, но двоюродного брата пренебрежение задевало больней всего.

— Силы горние, — воскликнул Сидрок, пихнув кузена локтем в ребра, — да ты меня не слушаешь!

— Мм? — промычал Эалстан. — Повтори, — попросил он, чувствуя себя глупо. — Что-то я отвлекся.

— На что? — рассмеялся Сидрок. — В последние пару недель ты только и бродишь по дому, как оглоушенный. Да что на тебя нашло, пламень преисподний?

«Я влюблен», — мысленно ответил Эалстан, но, поскольку влюбиться юношу угораздило в каунианку, Сидрок будет последним, кого он посвятит в свою тайну. Если Сидрок узнает, он сможет угрожать самому Эалстану, сможет угрожать Ванаи и Леофсигу тоже. Эалстан стиснул зубы и промолчал, стараясь внимательней прислушиваться к словам двоюродного брата — занятие, по его мнению, столь же неприятное, сколь бесполезное.

— Знаю, знаю! — зареготал Сидрок. — Как сказал «оглоушенный», так и сообразил. Ты, небось, вздыхаешь по той девке чучельной в тугих штанишках, что каждый раз тебе вместо грибов подворачивается. Ну да, точно! Силы горние, подыскал бы себе поближе к дому девчонку!

— А ты остудил бы голову, а? — предложил Эалстан, чем заставил двоюродного брата рассмеяться снова, но не выдал, насколько близко тот подобрался к истине.

«Почему я не подыщу себе девчонку поближе к дому? — подумал он. — Потому что я занимался любовью с Ванаи, и больше мне никого не надо».

Школа мрачно — как в буквальном смысле, так и в фигуральном — громоздилась впереди. Переступая серые камни порога, Эалстан старался не думать о нестерпимо долгих часах бестолковой, никому не нужной зубрежки. Альгарвейцы, похоже, окончательно пришли к мнению, что фортвежским их подданным следует знать как можно меньше. В результате на уроках перестали учить чему бы то ни было. Одна польза от такой школы — можно было спокойно помечтать о Ванаи.

На уроке фортвежской литературы Эалстан, понятное дело, домечтался: не услышал вопроса, был вызван к доске и показательно выдран под хихиканье Сидрока — тот больше привык сам получать розги, чем видеть, как достается его двоюродному брату.

— Ха! — заметил он, когда оба юноши возвращались домой. — Сам виноват — нечего было вздыхать по своей желтоволосой шлюшке.

— Ой, да заткнись ты! — огрызнулся Эалстан. — Я так увлекся, перебирая в уме твои глупости, что даже не заметил, что меня вызвали.

Так, обмениваясь друг с другом более-менее дружелюбными подначками, братья дошли до дома.

Но стоило Эалстану переступить порог, как Конберга с улыбкой вручила ему конверт:

— Очередное письмо от твоих друзей из Ойнгестуна.

Эалстан просил Леофсига никому не рассказывать о Ванаи. Брат, очевидно, сдержал данное слово — Конберга, во всяком случае, явно ничего не знала. Но сейчас юноша пожалел, что опрометчиво вытребовал у брата обещание.

— Спасибо, — со слабой улыбкой поблагодарил он сестру.

— Ойнгестун, — пробормотал Сидрок, пытаясь вспомнить, где же он слышал это название прежде. Никогда раньше Эалстан не надеялся так отчаянно, что его двоюродный брат прохлопает верный ответ. Но когда взгляд Сидрока внезапно обрел остроту, юноша понял, что надежды его вновь оказались тщетны. — Ойнгестун! Это где живет твоя, как бишь ее… Ванаи! — К ужасу Эалстана, он даже имя вспомнил. — И тебе оттуда пишут? Очередное письмо, сестренка твоя сказала? Ну, если ты у нас не любитель вшивых чучелок, я не знаю, как это называется!

Возможно, он просто хотел пошутить. Но это в голову Эалстану пришло значительно позже. Юноша бережно вернул нераспечатанное письмо Конберге и со всей силы врезал Сидроку в глаз.

Тот не ожидал удара — даже не успел вскинуть руку, защищаясь. Голова Сидрока запрокинулась; пошатнувшись, он привалился к стене прихожей. Но кузен Эалстана был сделан из крепкого материала. Выругавшись вполголоса, он бросился вперед, молотя кулаками, и успел крепко приложить Эалстана под ребра.

Однако первый удар не только придал Сидроку злости, но и отшиб соображение. Двигался он замедленно и неловко. Эалстан врезал ему снова — прямо в челюсть, с такой силой, что рассадил костяшки. Какое-то мгновение Сидрок стоял на ногах, а потом рухнул, с глухим стуком хлопнувшись об пол затылком.