Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 128

«Так или иначе он наш будет». Альгарвейское высокомерие жгло Корнелю душу. Но лейтенант оказался неплохим командиром. Он посеял в бригаде зерна предательства — как сеял их, должно быть, везде, где побывал патруль. Теперь оставалось только ждать урожая.

Лесорубы вернулись к работе. Корнелю продолжал колоть чурбаки, не поднимая головы. Он редко позволял себе отвлекаться от работы, а сегодня — еще меньше обычного. И всякий раз, когда он, выпрямившись, оглядывал вырубку, он ощущал на себе взгляды остальных работников. Имя «Корнелю» было не самым редким на островах Сибиу… но все же встречалось нечасто.

За ужином — подводник получил большую миску крутой овсянки с рубленой солониной — к нему подошел Джурджу и присел рядом на поваленном стволе.

— Это тебя разыскивают ищейки Мезенцио?

— Не знаю. — Корнелю невозмутимо отправил в рот еще ложку овсянки. — Может быть, да. А может, и нет.

Он пожалел, что не записался в бригаду под чужим именем.

Джурджу кивнул.

— Стоило спросить. Так, как ты дерешься, учат в армии или на флоте. Должно быть, эти горластые болваны захотят допросить бывшего военного.

— Ага. — Корнелю упрямо буравил взглядом овсянку. Смотреть Джурджу в лицо он боялся — да и голоден был настолько, что дурные манеры казались простительными. Все лесорубы наворачивали немудреный ужин, словно оголодавшие волки: работа такая.

— Я не единственный, кто так умеет, — добавил он с набитым ртом. — Вот ты, к примеру.

— Ага, я тоже. — Джурджу мотнул тяжелой башкой, словно вновь прикидываясь дураком. — Но тот альгарвеец не назвал мое имя. Он искал тебя.

В душе Корнелю вскипел гнев.

— Ну так выдай меня! Если речь и вправду шла обо мне, тебе неплохо заплатят. Они же хотят нас умаслить. «Сибиане — тоже альгарвейское племя», — язвительно процитировал он текст плакатов, которые видел на улицах Тырговиште.

— Топор им в жопу, а не одно племя, — буркнул Джурджу. — Если они нас так любят, нечего было к нам соваться. Это я так думаю. Но найдутся и другие… те, что иначе считают.

— Предатели, — горько бросил Корнелю.

Джурджу не стал спорить.

— Они есть, — только и промолвил он. — Закроешь на это глаза — сам поплатишься. — Он поднялся на ноги, возывшаясь над Корнелю, будто башня. — Возьми лишнее одеяло: чую, к утру заснежит.

У Корнелю было такое же предчувствие. Моряк не ожидал такого чутья на погоду у человека, который всю жизнь провел на суше. В это время года погода обыкновенно бывала скверная: Тырговиште омывали студеные южные воды, а холмы в глубине острова были высоки. Даже редкими ясными днями солнце едва поднималось в небо и тут же устало опускалось за окоем. Когда же небосвод заволакивали тучи, невозможно было отличить день от ночи.

Теплых шерстяных одеял у Корнелю было припасено в достатке. Закутавшись в них, как в кокон, подводник устроился поближе к костру. Такими ночами огонь не угасал до зари, несмотря даже на то, что в пламени сгорал прибыток бригады.

Спустя пару часов повалил снег. Буря, должно быть, взбивала белой пеной волны на морях вокруг Сибиу. Корнелю проснулся от сырости, завернулся в одеяло с головой и заснул снова.

К утру мир побелел. Корнелю знал: у моря, в городе Тырговиште, снега не было. Там шел дождь или лежала на улицах слякоть — на взгляд моряка, еще хуже снегопада. И все же он мечтал оказаться там, дома, заняться любовью с Костаке перед горящим камином — и чтобы не рубить самому дрова на растопку. О Бринце он едва вспомнил и с трудом уместил девочку в эту идиллическую картину: пускай спит в колыбельке — или где там положено спать детям ее возраста.

Показалось ему или повар действительно странно косился на него, наваливая утреннюю порцию овсянки? Корнелю не стал долго раздумывать над этим. Он постарался побыстрей запихнуть в себя горячую кашу, чтобы согреться немного изнутри, и выхлебал с той же целью две кружки травяного отвара — редкая гадость, надо признаться.

— Пошевеливайтесь, па-арни! — крикнул Джурджу с напускной заботой. — Там, внизу, наш товар с руками оторвут! Знаю, обморозить пальчики никому не хочется, но вы же у меня храбрые ребятки!

Корнелю не успел за вчерашний день расколоть на дрова все чурбаки, но его позвали на помощь, чтобы свалить здоровенную пихту. Очнеь скоро подводник взмок, невзирая на холодный ветер и снег. Когда дерево с громовым треском рухнуло, подняв тучу ледяной пыли, Корнелю позволил себе довольно хмыкнуть. Ремесло лесоруба имело и свои положительные стороны: он сразу видел, чего достиг своими усилиями.

Подводник прошел вдоль ствола, одну за другой обрубая толстые ветви. В такую погоду приятно было и поработать: иначе в два счета замерзнуть можно. Корнелю раз за разом махал тяжелым топором, глотая пахнущий смолой и хвоей воздух и выдыхая огромные клубы тумана. Увлеченный своим занятием, он трудился, точно заведенный.

За работой он совершенно позабыл приглядывать за своим напарником Влайку. Вспомнил только тогда, когда за спиной захрустел снег под башмаками, — и вовремя. Моряк замахнулся топором на очередной сук… и второй лесоруб набросился на его сзади.

Должно быть, Влайку надеялся сбить Корнелю с ног и связать. В конце концов, моряк уступил в драке Джурджу. Но Джурджу знал все приемы рукопашного боя и вдобавок был сильней и тяжелей своего противника. А Влайку — нет.

Корнелю упал на колени, но не рухнул в снег, а, не выпустив топора, левой рукой отбил захват и врезал локтем Влайку под дых. Удар оказался неточным, однако лесоруб всхлипнул от боли. Корнелю ударил еще раз, извернулся и вскочил на ноги.

Влайку отпрыгнул, едва не споткнувшись, и поспешно схватился за топор. Он легко мог бы прикончить Корнелю одним ударом, но альгарвейцы, судя по всему, готовы были больше заплатить за пленника, и лесоруб попытался взять добычу живьем. Но раз не вышло — что же, можно предъявить и одну голову. Корнелю неуклюже увернулся от удара, которым его могло разворотить, как тот чурбак.

Потом он ринулся вперед, осыпая противника градом ударов. Краем уха он слышал крики спешащих к месту драки лесорубов. Влайку тоже слышал и замахал топором еще пуще. Должно быть, он догадывался, что по голове его не погладят. Пригнувшись, Корнелю ушел от удара и, выпрямившись, врезал Влайку обухом по виску. Лесоруб пошатнулся и рухнул, точно подрубленная ель. Снег окрасился кровью.