Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 48

Интересно, что же они там такое раскопали? Ну конечно же! Это «что-то» находится в области взаимосвязи между законами сродства и подобия! Вот только что именно? Чародеи Лагоаша всегда были склонны считать, что их куусаманские коллеги исследуют этот вопрос слишком поверхностно.

— А может, и нам там покопаться? — пробормотал Фернао. Если Лагоанская гильдия чародеев возьмется догнать и перегнать куусаманцев, то с какого конца стоит браться за дело? Лучшим выходом будет собрать наиболее талантливых теоретиков и начать исследования, точкой отсчета для которых будет момент, с которого Сиунтио, Пекка и остальные куусамане вдруг внезапно исчезли с журнальных страниц.

Фернао горестно усмехнулся: вряд ли гроссмейстер Пиньейро даст себе труд заниматься подобным проектом — легко не проигрывать, если ты не участвуешь в гонке. Чародей уже мысленно распрощался со своей блестящей идеей, как вдруг его посетила новая ысль, от которой мурашки побежали по коже. «А что, если в Трапани или каком-нибудь другом альгарвейском городе чародеи уже разрабатывают подобный проект? И если так, то как Лагоаш может остаться в стороне?»

Он снова пробежал глазами письмо. А что, если она пишет откровенно? Что, если он сам придумал всю эту сложную интригу? Но ведь у него есть письмо, а следовательно, путем несложных заклинаний он сможет… если, получится, конечно… он сможет выяснить, так это или не так! Положив письмо на стол, Фернао направился на кухню к рабочему шкафу, под который приспособил старый буфет возле кладовой. Если бы он любил готовить, на этих полках стояли бы банки с приправами и пряностями, но их место занимали различные колдовские зелья и амулеты. Фернао покопался в шкафу и достал большую линзу, лежащую на латунном полированном кольце, и высушенную головку чибиса — эта маленькая птичка обладает очень зорким зрением и в практической магии просто незаменима в тех случаях, когда проводится тест на обман.

Фернао расположил линзу так, чтобы фокус лучей лампы находился на письме, и, подняв над линзой головку чибиса, нараспев произнес заклинание на классическом каунианском. Если в письме написана правда, он увидит вместо черных чернил синие. Если ложь — чернила для него покраснеют.

Но сколько бы он ни смотрел, чернила оставались черными, как и были. Чародей нахмурился: неужели он сделал что-то не так? Нет, похоже, все сделано правильно. Он повторил ритуал еще раз, внимательно следя за каждым свои действием и словом, но по-прежнему видел чернила черными. Но ведь так не бывает! После такого заклинания! Если только не…

— Ах ты, фокусница! Если ты не заколдовала письмо от этого теста, считайте меня последним идиотом!

Оставалось только склонить голову перед такой предусмотрительностью и отложить линзу и головку чибиса в сторону. Теперь у него нет никакой возможности узнать, врала куусаманка, ссылаясь на объективные причиы, или все же писала правду. Но умение логически мыслить у него не отнимешь! Пекка не хотела, чтобы ее письмо можно было проверить тестом на правду, а следовательно, она знала, что солжет. А раз она пошла на ложь, это доказывает, что куусамане откопали что-то очень серьезное и теперь прячут его изо всех сил.

Вывод был столь очевиден, что Фернао уже не сомневался в том, что прав.

— Вот и еще одно маленькое доказательство, — промурлыкал он, но тут же вскочил и в ярости топнул ногой: — Доказательство чего?! Чего-то там?

И это все, что он знает? А что, если какой-нибудь альгарвейский щеголеватый кудесник с навощенными усами и шляпой размером с колесо знает гораздо больше, чем он?

О, только не это! Ради всего королевства, ради меня самого, силы горние, только не это!

Но глаза его уже сами обратились в сторону Трапани, и Фернао почувствовал, как в сердце заползает страх.

С востока Котбус широкой дугой прикрывала сеть застав с лозоходцами. Основной их обязанностью было следить за приближением альгарвейских драконов и сообщать о грозящих налетах в столицу. К одной из них — неказистой избушке в березовой роще — и гнал свою лошадь маршал Ратарь. Он старался появляться на линии фронта как можно чаще, своим присутствием воодушевляя солдат и укрепляя в них веру в победу Ункерланта. И где бы он ни появлялся, он старался вникать во все детали, чтобы составить для себя наиболее полную картину хода военных действий.

А еще это давало ему отличный повод как можно дольше не возвращаться пред светлые очи конунга Свеммеля. Но, как ни тяни, во дворец ехать придется. Интересно, что на этот раз насоветует его величество? Маршал не раз поражался необыкновенной прозорливости своего сюзерена и был убежден, что никто на свете не способен заглянуть в будущее дальше, чем конунг Свеммель. И в то же время порой он был не способен углядеть дальше конца своего носа. Никогда не угадаешь, что ему придет в голову в следующую минуту. Но одно было несомненно: все свои идеи (как блестящие, так и никуда не годные) конунг полагал истиной в последней инстанции, и никто не осмеливался ему перечить.

Ратарь помотал головой, отгоняя досужие мысли, — так его лошадь стряхивала одолевавших ее оводов. Он забрался в такую глубинку именно для того, чтобы у него поменьше болела голова за конунга с его фокусами, но тот все равно засел мигренью в мозгах! Когда ж все это кончится?

Лозоходцы вышли его встречать, и маршал поприветствовал их, с радостью переключаясь на насущные проблемы: по крайней мере, пока он будет с ними беседовать, он хоть на время перестанет терзаться мыслями о конунге.

— Добро пожаловать, ваше превосходительство! — склонился в поклоне дежурный кудесник лейтенант Морольд. — Счастлив доложить, что рыжиков мы чуем на преизрядном расстоянии! — Он гордым жестом воздел свою раздвоенную рогульку. — В полете дракон крылами своими создает возмущение в воздухе, и оное мы не можем не учуять. Однако клятые альгарвейцы распознали об этом и изгаляются в хитростях, как могут.

— Да, я читал ваши докладные в Котбусе. Но ведь драконы не могут летать, не вздымая крыльев. Или альгарвейские шарлатаны нашли способ летать без крыльев?