Царь Соломон. Мудрейший из мудрых - Тибергер Фридрих. Страница 61

Содержащаяся в Притчах фраза «начало мудрости – страх Господень» (1: 7; 9: 10), кажется, принадлежит Соломону, хотя ни одна из этих частей не относится к старейшим разделам книги. Если эта новая форма еврейской литературы начала развиваться при Соломоне и вдохновляла других сочинителей на протяжении многих столетий, то компиляции фольклора и заимствований использовались как образцы для ее создания. В этой фразе отразилось главное свойство монотеизма – соотнесенность человеческой мудрости с мудростью Господа.

В Книге Притч, которая основывается на «страхе перед Господом», а не на требовании проявления воли человека, не считая культовых обрядов, в которых осуществляется поклонение Господу, содержатся только советы духовного свойства, полезные человеку в его общении с себе подобными.

Пророки и Иов провозглашают равенство перед Господом, в книгах Моисея содержится обязательство, вытекающее из Завета, содержится призыв познать все самому, чтобы сделать жизнь как можно более счастливой, защититься от опасностей, обрести внутреннее равновесие и добиться общественного уважения.

И здесь, как и в случае создания сборников у египтян и у ассирийцев, была сделана попытка создать общее руководство для каждого человека, независимого от личных исторических воспоминаний и не зависящее от национального чувства. Столь масштабный замысел мог быть реализован только Соломоном, хотя развитие событий вскоре после его смерти заставило уделять больше внимания законам, а не общеэтическим правилам.

Действительно, только в эпоху Соломона Израиль наслаждался миром и спокойствием и смог достичь духовных высот, не отрицая, а иногда и отбрасывая собственные национальные и религиозные особенности. Даже беглого взгляда на содержание нееврейских притч оказывается достаточно, чтобы показать принципы компиляций Соломона. Хотя в них нет упоминаний об отношении Господа к человечеству, влияние монотеистической культуры проявляется и в этических акцентах, и в подборе соответствующей лексики.

В мире, управляемом несколькими божествами, человек отдавался на их милость. Амен-эм-опет, самый глубокий из всех древних языческих авторов, призывает поклоняться клюву Ибиса, глазу Ра и обезьяне, стремясь умилостивить каждого. Боги назначали судьбу человеку в соответствии с собственным разумением. Вдобавок в каждой провинции имелся свой собственный бог, и, поскольку человеку приходилось путешествовать по многим городам и весям, ему оставалось только устроить свою жизнь так, чтобы можно было сохранять добрые отношения с не заинтересованными в его участи, но влиятельными богами. Ему оставалось только надеяться, что после жизни, полной страданий, ему будет позволено наслаждаться в обители мертвых.

В монотеистической системе Израиля Господь не связывается с земными событиями, человек просто живет «перед ним». Но внутри ограничений, предусмотренных законами и обязательствами, остается широкое поле общественной жизни, которое человек может устраивать по своему усмотрению. В этой сфере только вероучение помогает осознать присутствие Господа. Именно здесь, где человек не связан особенными правилами, где он может выбирать и в этом мире способен реализоваться, доказывается, что он может выстоять. Поэтому еврейская мудрость так оптимистична в своем восприятии жизни.

В египетских притчах особое значение придается страху перед властью, прежде всего перед фараоном как сыном Бога; социальная иерархия носит религиозный характер, и все зависит от способности занять выгодное место. Амен-эм-опет не противопоставляет мудрого человека глупцу, как это делается в Притчах Соломоновых, подчеркивая не разум человека, а его готовность приспособиться к другим.

В еврейском монотеизме превалирует демократизм, основанный на религии, царь только отвечает за порядок, но должен выполнять те же моральные обязательства, что и его подданный, находящийся на низшей ступени общества. Призывы быть добродетельным, честным, готовым оказать помощь, верным своему слову и ценить добродетели других основываются не на догме, что человек является творением Господа, а на чисто рациональном убеждении в целесообразности соблюдения этих заповедей. Как и в языческих притчах, нет различия между нормами человеческой этики и божественными предписаниями.

На монотеистическое учение времен Соломона и периода до Исхода не оказала влияния эффектная египетская концепция иного мира с ее богатой символикой. В Притчах Соломоновых предпринята попытка указать путь к праведной жизни с помощью внутренних ресурсов самого человека.

Важно, что концепция «пути», на который в нееврейских притчах только содержится намек, играет важную роль в Притчах Соломоновых: «Слушай, сын мой, и будь мудр, и направляй сердце твое на прямой путь» (23: 19). Концепция «пути» содержит монотеистическую интерпретацию истории как движения человека к Богу, а весь мир – движение Бога к человеку. Только так можно понять вышеприведенное высказывание Мудрости (стихов более позднего времени), что она была создана Богом уже в начале его пути, еще до создания мира.

Притчи являются итогом жизненных наблюдений; приподнимаются над повседневной действительностью, они превращаются в обобщение, справедливость которого подтверждается новыми наблюдениями.

Притчи нельзя принять как готовое руководство к исполнению, их следует применять к собственному жизненному опыту после определенных размышлений. Советы эти можно принять, если убеждаешься в точности содержащихся в них наблюдений. Убедимся в их афористичности: «Без откровения свыше народ необуздан, а соблюдающий закон блажен» (Притч., 29: 18). Может быть, эти слова стоит воспринять как эпиграф к истории всей нации. Ведь здесь говорится, что, пока народ не устремится к осуществлению великой цели, он будет деградировать, но добавляется, что сам по себе идеал недостаточен, если не будет закона, охраняющего права личности. Какие же знания необходимы, чтобы понять всю глубину мысли, заключенной в этой притче! Такие произведения могли появиться только в монотеистическом государстве, в той нации, которая впервые восприняла историю как воплощение идеала, как путь к Господу и человечеству.

Авторов притч называли «мудрецами» (Притч., 1:1). Такой человек, без сомнения, являлся носителем «мудрости», толкователем, комментатором притч. Если Ахикара, ассирийского автора, называют «мудрым писцом» и если в Египте «искусный писец», в чем мы уже успели убедиться, назначался на высшую административную должность при дворе, то можно утверждать, что на Востоке мудрец – это автор, «писатель», человек, знакомый с литературами разных стран. Возможно, он, как носитель духовных ценностей, осуществлял миссию Учителя людей.

Похоже, что такие мудрецы составляли своеобразный профессиональный клан, поскольку Иеремия специально подчеркивает, что представители трех профессий выступили в качестве его противников: священники, мудрецы и пророки (Иер., 18: 18).

Именно в эпоху Соломона профессия мудреца приняла отчетливые очертания, без сомнения, его современники видели в правителе мудрейшего из мудрейших – вот что означает замечание о его уме и знаниях: царь превосходил мудростью «Ефана Езрахитянина, и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Малхола». Аналогичные слова звучат в 88-м псалме.

В то время, когда были написаны эти стихи, названные имена пробуждали воспоминания о хорошо известных личностях, которые позже были забыты. Следовательно, стихи основаны на старых источниках и, очевидно, сохранили имена тех мудрых людей, которых Соломон пригласил к своему двору, чтобы с их помощью создать образованную и культурную прослойку людей, которая при дворах других стран уже существовала. Так проще всего объяснить весь корпус произведений, связанных с именем Соломона.

Влияние Притч на общий духовный рост израильтян, а затем и на человечество в целом оказалось более значительным, чем воздействие других произведений. Как более поздние китайские и индийские заповеди, с которыми только и можно провести сравнения, Притчи Соломоновы нацелены на внутреннюю работу и очищение помыслов от ложных ценностей, они указывают, как следует поступать в повседневной жизни.