Воспоминания - фон Тирпиц Альфред. Страница 14

С 29-летнего возраста я имел счастье непрерывно занимать ответственные посты, среди которых не было ни одной синекуры из тех, что время от времени перепадают армейским генштабистам. Моя карьера связана с развитием торпедного дела.

Уайтхэд изобрел в Фиуме самодвижущуюся торпеду, которая позволила поражать издалека столь уязвимую подводную часть корабля, которую до этого в лучшем случае удавалось таранить; это означало революцию как в морской тактике, так и в судостроении. Штош поторопился принять на вооружение рыбовидную торпеду и закупил большое количество этих торпед, когда они еще не годились для использования на войне. Применение их «представляло большую опасность для нападающего, чем для его противника». К торпеде отнеслись с чрезмерным оптимизмом, и как это часто бывает с новыми видами оружия, ее стали внедрять, прежде чем новую идею можно было применить на практике.

Когда Штош понял это осенью 1877 года, он потребовал от руководителя минной службы и подчиненных ему офицеров, чтобы те сообщили ему свое мнение, и лично прочел их докладные записки. Моя записка обратила его внимание, и зимой 1877/78 года я был послан в Фиуме, чтобы принять у Уайтхэда торпеды, которые мы считали неприменимыми. Я поставил условием сделки право вернуть половину купленных торпед (впоследствии Уайтхэд продал их другим покупателям) {31}.

С мая 1878 года в качестве командира «Цитена» я стоял во главе торпедного дела. Я начал строить, так сказать, на голом месте, работал своими руками, как жестяник, и создал собственный аппарат. В 1879 году, когда кронпринц делал смотр флоту, и в 1880 году, когда смотр делал кайзер, мне было разрешено продемонстрировать стрельбу торпедами, которая дала неожиданно хорошие результаты и способствовала укреплению положения Штоша, поколебленного было гибелью корабля «Гроссер Курфюрст».

Я отнесся к торпеде так же, как относился впоследствии ко всем новым изобретениям – будь то самолет, подлодка или что-либо иное. Я старался не вводить их преждевременно во флот, но крепко брался за них, как только убеждался в том, что они имеют реальную будущность. Я всегда считал такой метод единственно правильным. В век быстро следующих одно за другим изобретений мне было весьма важно, хотя и трудно, сохранять спокойствие на посту статс-секретаря, ибо нам требовалось создать в кратчайший срок и с ограниченными средствами первоклассный флот, а не музей опытных образцов. Нас забрасывали незрелыми изобретениями, которые приходилось отсеивать, полагаясь на инстинкт, чтобы избавить соответствующие органы от траты сил и перегрузки. В тех случаях, когда мне не удавалось нажать на тормоза, успешное строительство флота страдало от спешки, которая была нашим величайшим врагом во всем этом предприятии{32}.

Что касается торпед, то здесь я прежде всего обеспечил необходимую в судовых условиях техническую точность, на которой всегда базировалась моя работа. Идея, положенная в основу торпеды Уайтхэда, была правильной, однако в ней было еще много грубой машинной работы и отсутствовала точность часового механизма. Примерно то же повторилось и с подлодкой, которая также требует высококачественной работы. Такой класс работы, обеспечивающий эффективность оружия в боевой обстановке, был впервые достигнут в Германии, и именно при изготовлении торпед, точность попадания которых осталась для англичан недостижимой даже во время войны. Когда в 1879 году я демонстрировал кронпринцу торпеду Уайтхэда, это была, несмотря на многонедельную подготовку, своего рода лотерея, ибо мы не знали, попадут ли торпеды в цель или пройдут вдали от нее. Счастье улыбнулось нам, но после этого я сказал Штошу, что нам нужно добиться высокого класса точности.

Тогда адмиралтейство обратилось к германской фабрике Шварцкопфа, которая сумела так разрекламировать сомнительные достоинства своей бронзовой торпеды, что адмиралтейство хотело предоставить ей монополию. Я возражал против этого, во-первых, потому, что акционерное общество, получившее монополию, начинает заботиться не столько о техническом прогрессе, сколько о дивидендах; во-вторых, потому, что и в этой области я убедился в превосходстве стали над бронзой; в-третьих, потому, что происходивший тогда переход крупных иностранных флотов на самообслуживание не вызвал все же соответствующего притока иностранных капиталов в Германию и, наконец, потому, что важнейшие испытания на воде не могли проводиться фирмой и являлись нашим моральным достоянием. Благодаря этим доводам мне удалось добиться создания казенного торпедного завода; о последовавшем за этим прогрессе можно судить хотя бы по тому, что в момент повсеместного введения торпеды она поражала цель на расстоянии 400 метров, а зимой 1915/16 года – на расстоянии 12000 метров.

Огосударствление производства торпед не изменило моего убеждения в том, что казенные мастерские должны изготовлять только некоторые специальные виды оружия, но зато усовершенствования легче и дешевле внедрять именно в этих мастерских, а не в частной промышленности.

Чтобы избежать накопления ненужных предметов вооружения, я в качестве статс-секретаря исходил из того принципа, что частную промышленность и других поставщиков надо держать в состоянии мобилизационной готовности. При размещении наших заказов, в том числе на провиант, обмундирование, уголь и т.д., я ставил условием, чтобы поставщики принимали меры к немедленному увеличению выпуска продукции в случае мобилизации. За подготовку к мобилизации мы иногда платили более высокие цены, чем обычно. Только этот принцип, за который я неоднократно подвергался нападкам, обеспечил поставку 2 миллионов килограммов пороха для нужд армии до начала 1915 года. Армия, которая была более зависимой от казенной промышленности, оказалась неподготовленной к чудовищным запросам мировой войны, расстреляла чуть не все свои боеприпасы{33} и была спасена флотом от величайшей опасности.

Принятая во флоте система снабжения наряду с военными преимуществами (мобилизация была проведена образцово) имела также и экономические, поскольку в мирное время количество лежавших без употребления запасов было у нас невелико, и те ограниченные средства, которые могла предоставить Германия, можно было продуктивнее использовать для других целей; к тому же тщательно взвешенные контракты мирного времени устраняли опасность чрезмерно поспешных военных закупок.