На маленьком кусочке Вселенной - Титаренко Евгений Максимович. Страница 26

– Явился?.. – Глаза ее сузились, на скулах обозначились твердые желваки. Королевой бы тете Сане работать где-нибудь, повелительницей, а не на маслозаводе.

– Я насчет уроков к Ксане… – только и сказал еще Валерка. Больше ему слова не удалось вставить.

– Явился?! – повторила тетя Сана, вставая. – Говоришь, ты был с Ксанкой в лесу?.. – Она выпрямилась и, чуть запрокинув увенчанную косой голову, медленно пошла на Валерку. – Ах ты сводник несчастный! Укрывать вздумал?! Дружка пристраиваешь?! Сгубили девку, паразиты! Гулякой сделали! Чтоб на мать плюнула, да?! Я тебя еще увижу здесь – как муху, придавлю, тихоня проклятый!..

Валерка выскочил за дверь.

Главное он узнал: Ксаны дома не было. А что там говорила тетка Сана про лес, Валерка не понял, да это было и не существенно.

Димка выслушал его, нервно покручивая руль и держа левую ногу на педали.

– Ладно, – сказал Димка, – ты иди домой, а я еще кое-куда… – И, не дожидаясь ответа, прыгнул в седло.

… Рубаха прилипла к спине, ноги от усталости дрожали в коленях и пот застил глаза, когда Димка подъехал к опушке леса.

Об отдыхе не думалось. Припрятал велосипед и, собранный, настороженный, двинулся в чащу. Не шел, а крался, обеими руками неслышно раздвигая кустарник…

Но поляна открылась перед ним пустой.

От деревьев лежали на траве длинные тени, и в косых лучах предвечернего солнца холодно искрился камень.

Димка огляделся.

Чужой, незнакомый лес безмолвствовал.

И от одинокого облака, застывшего над верхушками осин, и от желтого солнца, и от белесой голубизны веяло равнодушием, незыблемостью, покоем… Лес отгородился частоколом серых стволов от выгоревшей под солнцем поляны и чего-то ждал в таинственном безмолвии.

– Ксана… – тихо окликнул Димка. Ему никто не ответил. Тогда он позвал громче: – Кса-на-а!..

Эха в лесу не было. Крик уткнулся в пустоту, как в вату, раздался – и сник.

Тишина давила. И уже не остерегаясь, ломая на ходу ветви, Димка ринулся через колючий бурелом шиповника и вереска к балке.

В пахнущих прелью сумерках обошел вокруг дуба.

– Ксана!

Ее здесь не было.

Ее не было около озерца.

Димка вернулся на поляну и опять звал, почему-то уверенный, что она должна прийти, что больше ей некуда деваться…

И та же мысль, с которой ушла из дому Ксана, не давала ему покоя. Сначала он еще гнал ее от себя, но вместе с тем, как уходило время, она становилась все неотступней. И когда оранжевое солнце ткнулось в горизонт, когда загустели под деревьями неясные тени, он уже не мог совладать с собой. Звал:

– Ксана!.. – И в страхе глядел на деревья. Уходил далеко от дуба… и вдруг бежал назад, гонимый тягостными предчувствиями.

Не дыша вглядывался в мертвые ветви старого дерева.

– Ксана!.. – Кричать в быстро наступающей темноте он уже не решался и звал негромко, словно бы Ксанка должна находиться где-то рядом, в нескольких шагах от него, словно бы она не могла не услышать.

Наконец понял, что ждать ее в лесу больше нет смысла.

На опушку выбрался, как из ночи в день: солнце еще не скрылось за горизонтом и россыпью последних лучей окрашивало в желто-розовый цвет верхушки березовых стволов.

Чтобы не показываться у домиков, поехал тропинкой через Холмогоры и на подходе к деревне увидел дядю Митю. Затормозил.

– Дядь Мить… – Провел рукой по волосам, чтобы немножко их пригладить, изобразил на лице что-то похожее на беспечность. – Вы Ксанку случайно не видели? Где она?

Милиционер кашлянул, недоуменно приподняв плечи.

– Дома, должно! Где ж ей? А чего ты… – Договорить он не успел.

– Это я так, дядя Митя, просто! – крикнул через плечо Димка, уже оттолкнувшись от земли и опять набирая скорость.

Дядя Митя крякнул, глядя ему вслед, подергал себя за ус. Никак, голова у парня кругом пошла!

Димка обратился к нему впервые, и дядя Митя хотел спросить, из каких таких соображений он разыскивает Ксану в Холмогорах, если, по всему, гораздо надежнее искать ее в домиках…

Но Димка тем временем летел по тропинке от Холмогор к дамбе: он вспомнил еще одно место, куда мог бы наведаться раньше, и, влекомый последней надеждой, припадал грудью к рулю.

Ксана сидела на склоне дамбы, в кустах ивняка, на том низеньком черном пне, на котором они сидели вместе с Димкой, когда сорвало шлюз. Обхватив колени руками и слегка наклонившись вперед, она глядела в черную тину за полоской илистого наноса – в то, что когда-то было загадочным дном. Плакала.

Димка бросил велосипед, и тот с ходу влетел в кусты по другую сторону дамбы. Ксана обернулась на шум раздвигаемых ветвей и поглядела на Димку, не утирая слез, как будто знала, что это он.

– Я был на поляне… – с трудом объяснил Димка, проглатывая сухость в горле. – Я думал, ты придешь туда… – Осторожно подсел рядом.

А слезы все текли и текли из глаз Ксаны.

Димка тронул ее за плечо.

– Не надо, Ксана… Не плачь. А?

Она кивнула. Попробовала улыбнуться, дрогнув неслушными губами. Тыльной стороной ладони смахнула слезы сначала с одной щеки, потом с другой. Димка немножко отдышался.

– Я за тобой все горы объездил! – Он повернулся к ней, согнав неуместную улыбку с лица. Позвал: – Ксана…

Она щипнула какую-то травку у ног.

– Ты не расстраивайся, а?

Неслышно всхлипнув, сказала в землю:

– Вовсе я и не расстраиваюсь…

– Не надо! – поддержал Димка. – Ну, в общем, как-нибудь!.. А то я прямо испугался.

Она подняла на него глаза, улыбнулась сквозь слезы:

– Чего пугаться…

– Да ведь… какая ты. Я знаю, – сказал Димка.

Она опять неуверенно улыбнулась и, крепко надавливая ладошкой, утерла глаза.

– Мне бы надо сразу сюда, а я в лес… – еще раз покаялся Димка.

Ксана подобрала из-под ног сухую ветку и, машинально отламывая от нее по кусочку, роняла обломки на землю.

Потом неожиданно опять всхлипнула.

– Не надо, Ксан…

– Это я так… нечаянно, – сказала Ксана.

– Ты не сердишься на меня?

Она помотала головой: нет.

– Не расстраивайся, – повторил Димка.

И они надолго замолчали, сидя рядышком, плечо к плечу.

Что делать дальше, не знали оба и пока не думали об этом.

Сидели до полной темноты.

Леонид Васильевич, отец Димки, уже несколько раз поглядывал на часы. Жена заметила это.

– Опять наш загулял где-то?

– Придет… – неопределенно ответил Леонид Васильевич.

Но вскоре он отложил газету и, чуть помедлив, стал одеваться.

Быстрые спицы замерли в руках Димкиной матери, когда она увидела, что муж достает свой воскресный костюм и новые ботинки.

– Либо рехнулся, отец?

– Не совсем, но вроде того, – уточнил Леонид Васильевич, оправляя рубашку под пиджаком.

– Ты что, на свидание?

– На свидание, мать, на свидание! – весело подтвердил Леонид Васильевич. – Мы с Димкой по очереди теперь.

Спицы еще раз взметнулись, набрасывая очередную петлю, и снова замерли.

Димкина мать от растерянности так и не нашла что сказать, когда дверь за мужем захлопнулась. Хотела довязать начатый рядок, но, пожав плечами, встала и заглянула в шкаф, как бы для того, чтобы удостовериться, в самом ли деле исчез воскресный мужнин костюм.

Костюма в шкафу не было.

А Леонид Васильевич шел по дороге в Ермолаевку, прикидывая в уме, что ему действительно предстоит свидание, и свидание, судя по случайно дошедшим до него слухам, не из легких.

Сана встретила его молчанием. Недоуменно оглядела с головы до ног, когда он поздоровался.

– Я отец Дмитрия, – отрекомендовал себя Леонид Васильевич, чтобы сразу поставить все на свои места.

Прежде всего он хотел узнать, дома ли дочь Саны, а уж потом, возможно, и поговорить… Но то, что Ксана домой не вернулась, Леонид Васильевич понял с первого взгляда, а разговор получился не таким, каким он предполагал его, поскольку вынужден был, стоя у порога, только слушать. Говорила одна Сана.