Тайны разума. История Разума. Разум Сталина, Ельцина, Путина, Березовского, бен Ладена - Ткаченко Владимир Герасимович. Страница 46

Надо заметить, что подобный стиль работы Путин выработал не тогда, когда стал президентом. Один из чиновников рассказывал, как в 97-м году говорил с будущим первым лицом о схватке Чубайса с олигархами. И Путин объяснял — Чубайс не прав не по сути, а по тактике. Израсходует весь ресурс, голову сломает и ничего не добьется. Лучше потерпеть полгода, дать Березовскому с Гусинским ещё порезвиться, успеть что-то сделать полезного и ударить наверняка. Как сказал — так и сделал.

Стиль Путина можно оценивать двояко. Одни вспомнят вечно живое, быковско-бармалеевское «нормальные герои всегда идут в обход». Другие — Кутузова из «Войны и мира», который дает генеральное сражение только потому, что «все этого хотят». А уже погнав Наполеона, без всяких сражений, на которых настаивали двор и генералитет, сумел уничтожить врага до основания». («МК», 07.03.2001).

ЖИЗНЬ КАК НА ЛАДОНИ

Из воспоминаний В. В. Путина:

«Про родню отца я знаю больше, чем про мамину. Дед родился в Петербурге и работал поваром. Самая простая семья была: ну что, повар и повар. Но, видно, хорошо готовил, потому что после первой мировой войны его пригласили на работу в подмосковные Горки, где жил Ленин и вся семья Ульяновых. Когда Ленин умер, деда перевели на одну из дач Сталина, и он там долго работал…

— Отец родился в Санкт-Петербурге в 1911 году. Когда началась первая мировая война, в Питере жить стало трудно, голодно, и вся семья уехала в деревню Поминово в Тверской области, на родину моей бабушки. Дом, где они жили, стоит, кстати, до сих пор, родственники ездят туда отдыхать. Там же, в Поминове, отец познакомился с моей мамой. Они поженились, когда им было по 17 лет.

— В 1932 году родители приехали в Питер. Жили в пригороде, в Петергофе. Мама пошла работать на какой-то завод, а отца почти сразу забрали в армию, и он служил на подводном флоте. Вернулся, и у них с интервалом в год родились два мальчика. Один из них через несколько месяцев умер. Когда началась война, отец сразу ушел на фронт добровольцем… Мама категорически не захотела уезжать, осталась дома, в Петергофе. Когда там стало совсем тяжко, её забрал в Питер мой дядя, морской офицер, он служил в штабе флота, а штаб располагался в Смольном. Брат приехал и вывез её с ребенком под обстрелами и бомбежками. Вывез в блокадный Ленинград… Мама рассказывала, что в Ленинграде для детей организовывали что-то вроде детских домов. Им пытались сохранить жизнь. В таком детском доме второй мальчик заболел дифтеритом и тоже умер… Мама выжила — ей помогал брат. Он подкармливал её своим пайком. Был момент, когда брата куда-то на время перевели, и она оказалась на грани смерти. Это не преувеличение: однажды мама от голода потеряла сознание, думали — она умерла, и её даже положили вместе с покойниками. Хорошо, что мама вовремя очнулась и застонала. Чудом, в общем, осталась жива. Всю блокаду она провела в Ленинграде. Ее вывезли, когда опасность уже миновала.

— Отец в это время воевал. Его определили в так называемый истребительный батальон НКВД. Эти батальоны занимались диверсиями в тылу немецких войск. Отец, собственно говоря, принял участие в одной такой операции. В их группе было 28 человек. Их выбросили под Кингисеппом, они огляделись по сторонам, устроились в лесу и даже успели взорвать состав с боеприпасами. Но потом кончились продукты. Они вышли на местных жителей, эстонцев, те принесли им еды, а потом сдали их немцам.

Шансов выжить почти не было. Немцы обложили их со всех сторон, и только некоторым, в том числе и отцу, удалось вырваться. Началось преследование. Остатки отрада уходили к линии фронта. По дороге потеряли ещё несколько человек и решили рассеяться. Отец с головой спрятался в болоте и дышал через тростниковую трубочку, пока собаки, с которыми их искали, не проскочили мимо. Так и спасся. Из 28 человек к своим тогда вышли четверо. Его тут же направили в действующую армию. Он оказался опять в сложнейшем месте, на так называемом Невском пятачке. Это на левом берегу Невы, если стоять спиной к Ладожскому озеру. Немецкие войска тогда захватили там все, кроме этого маленького плацдарма. И наши держали его всю блокаду в расчете на то, что, когда начнется прорыв. Невский пятачок сыграет свою роль. А немцы все время пытались взять его. Было сброшено какое-то фантастическое число бомб на каждый квадратный метр, даже по меркам той войны. Это была чудовищная мясорубка. Правда, плацдарм в конце концов сыграл свою роль.

…Отца тяжело ранили на этом пятачке. Ему и ещё одному бойцу дали задание взять «языка». Они подползли к блиндажу и только приготовились ждать, как оттуда неожиданно вышел немец. Растерялся и он, и они. Немец пришел в себя раньше. Достал гранату, запустил в них и спокойно пошел дальше. Немец, наверное, был уверен, что убил их. Но отец выжил, правда, ему осколками переколотило ноги. Наши его вытащили оттуда через несколько часов. Ближайший госпиталь в городе, а чтобы туда попасть, надо тащить его через всю Неву.

Все понимали, что это самоубийство, потому что там был пристрелян каждый сантиметр. Ни один командир приказа доставить его в госпиталь, конечно, не отдал бы. А добровольцев как-то не нашлось. Отец к этому времени столько крови уже потерял, что было ясно: вот-вот помрет, если его так оставить.

Тут на него случайно и наткнулся один боец, его бывший сосед по дому. Он все понял, без лишних слов взвалил отца на себя и потащил по льду Невы на ту сторону. Они были идеальной мишенью и все-таки уцелели. Сосед дотащил отца до госпиталя, попрощался и вернулся на передовую. Сказал только, что они больше не увидятся. Он, видимо, не надеялся выжить на этом пятачке и думал, что у отца тоже маловато шансов.

— Отец выкарабкался. В госпитале он провел несколько месяцев. Там его нашла мама. Она приходила к нему каждый день. А что значит приходила? Она сама-то была полуживая. Отец увидел, в каком она состоянии, и потихоньку от медсестер начал отдавать ей свою еду. Правда, маму с отцом быстро засекли за этим занятием. Врачи обратили внимание на то, что он теряет сознание от голода. Когда выяснили причину, сделали им внушение, даже перестали маму к отцу пускать на какое-то время. А в результате оба выжили. Только отец после этого ранения так всю жизнь и хромал.

После войны моего отца демобилизовали, и он пошел работать мастером на Вагоностроительный завод имени Егорова. В каждом вагоне метро есть табличка, на которой написано, что этот вагон, номер такой-то, изготовлен на Вагоностроительном заводе имени Егорова.

Ему сразу от завода дали комнату в коммуналке, в обычном питерском доме, в Басковом переулке, это в центре. Двор-колодец, пятый этаж без лифта.

До войны у родителей было полдома в Петергофе. Они очень гордились тем уровнем жизни, которого тогда достигли. Хотя что это был за уровень! Но им казалось, что это чуть ли не предел мечтаний…

В нашей коммуналке, в одной из комнат, жила еврейская семья: старенькие дедушка с бабушкой и их дочь Хава. Она была уже взрослой женщиной, но, как говорили про неё взрослые, жизнь у неё не сложилась. Замуж она не вышла и жила с родителями.

Отец её был портным и, несмотря на то что казался мне очень старым, целыми днями что-то строчил на швейной машинке. Они были правильными евреями: по субботам не работали, а дед в обязательном порядке с утра до ночи талдычил Талмуд: бу-бу-бу… Как-то я даже не выдержал и спросил его, что он бубнит. Он мне объяснил, что это за книга, и мне сразу стало неинтересно.

Как обычно на коммунальной кухне, не обходилось без стычек. Мне все время хотелось как-то защитить своих родителей, заступиться за них. Надо заметить, что со старичками у меня были очень хорошие отношения — они меня любили, я часто играл на их половине.

И вот один раз я решил вмешаться. Реакция родителей была абсолютно неожиданной и мне непонятной. Они страшно рассердились. Для меня это было полным шоком. Я их защищаю, и вдруг они мне говорят: «Не лезь!» Почему? Я никак не мог понять.