Приключения Тома Бомбадила - Толкин Джон Рональд Руэл. Страница 7
СЛОН
Как мышь сер мой бок
И как дом я высок,
Нос — как большая змея,
И тяжко вздрагивает земля,
Когда я топчу траву.
Деревья трещат, когда я иду,
Шевеля большими ушами,
Жизнь свою не меря годами.
Могучая поступь окрест слышна,
На землю я не ложусь никогда,
Даже когда умру.
СЛОНОМ я себя зову,
Тварей прочих крупнее,
Больше, выше, старее.
Если увидишь меня ты,
Никогда не забудешь меня ты.
Но если не видел меня ты,
Никогда не поверишь в меня ты,
Хоть старым слоном себя я зову
И никогда я не лгу.
ФАСТИТОКАЛОН
Смотрите: вот он, Фаститокалон,
Как остров, зовущий пристать,
Хоть несколько гол он;
Оставим же волны! Давайте на нем танцевать,
На солнце лежать и просто скакать,
Ведь чайки садятся туда!
О, да.
Им не страшна вода.
Они здесь сидят, гуляют, галдят,
Их дело — глупцам намекнуть,
Что можно здесь жить,
Иль просто побыть,
От брызг морских отдохнуть,
Спокойно поспать, кипятка похлебать…
Безумен, приставший к НЕМУ,
И кто костерок, не подумав, разжег
В надежде на вкусный чаек:
Пусть шкура, как рог, но жжет огонек,
И сон ЕГО не глубок.
Качается он на волне,
С чайками на спине,
Но лишь почует ног топоток
Иль жар, сменивший былой холодок,
С ухмылкой сквозь сон
Ныряет ОН
Проворно брюхом вверх,
Топя в пучине всех,
Поймав невежд врасплох.
Ну и подвох!
Об этом знай и не зевай!
Немало других есть чудищ морских,
Но всех опаснее ОН,
Старый Фаститокалон;
Из древнего рода Больших Черепах
Остался один морякам он на страх.
И если вам жизнь дорога,
Совет мой таков: завет стариков
Не нарушать никогда!
Пусть на неведомый остров ваша не ступит нога!
А лучше всего
Не ходить далеко
И дни проводить в веселье
На берегах Средиземья!
КОТ
Вон тот жирный кот
Спит на диване.
Мышь видит он или же сон
О свежей сметане.
А может мечта его увела
Свободным и гордым
В край, где мявчат, дерутся, рычат
Похожие морды
Ловки и дики, стройны и хитры…
Или в берлогу:
Люди с докучной заботой туда
Проникнуть не могут.
Сильные львы огромны, страшны,
Кровавая пасть,
Лапы проворны и когти остры,
Песочная масть,
Пристальный взгляд и поджарый зад,
Уши торчком.
Корм им не нужен — догонят ужин
Одним прыжком
Ночью в глуши, в тревожной тиши…
Они далеко.
Очень давно за молоко
Воля навек отдана.
Но тот жирный кот,
Хоть в холе живет,
Ее не забыл. Вот.
НЕВЕСТА-ТЕНЬ
Был некто, и жил он совсем один,
А время текло, как сон.
Недвижим и нем сидел господин,
И тень не отбрасывал он.
Под звездами лета, под зимней луной
Совы кружились в тиши
И чистили клювы, любуясь собой,
На том, кого камнем сочли.
Но в сумерках серых пришла госпожа
В сером просторном плаще,
И встала пред ним, и стояла, дрожа,
С цветами в пышной косе.
Тут чары сломал он, вскочил и сжал
Деву, и так затих.
А плащ раздулся, темнее стал
И тенью окутал их.
С тех самых пор позабыла она
И лунный и солнечный свет,
В глубь от мира ушла навсегда,
Ни дня, ни ночи там нет.
Но раз в год, когда открывает земля
Тайны провалов своих,
До рассвета танцуют он и она,
И тень их одна на двоих.
КЛАД
Из блеска первой луны, из юного солнца лучей
Боги создали клад песней волшебной своей,
И серебро засверкало в травах просторов степных,
И золото полнило волны бурных потоков седых.
Прежде, чем гном проснулся, дракон расправил крыло,
Или земля обнажила огненное нутро,
Прежде, чем вырыли ямы, в глубоких долинах лесных
Жили древние эльфы, хранители чар колдовских,
И дивные вещи творили, и нет их в мире ценней,
И пели, когда создавали короны своих королей.
Давно те песни замолкли, свершился суровый рок,
Цепи их заглушили, пресек их стальной клинок.
Алчности в темных чертогах чужды песни и смех,
Трясется она над богатством, что копит в тайне от всех,
Валит изделия в груды из золота и серебра;
Тем временем эльфов обитель стала пуста и темна.
В гулкой черной пещере жил старый-престарый гном,
Весь век просидел под горою над золотом и серебром.
С молотом и наковальней расстался он только тогда,
Когда от вечной работы высохла в кость рука.
Чеканил одни лишь монеты и звенья богатых цепей,
Надеясь, что купит этим могущество королей.
Но слух его притупился, и зренье он стал терять,
И скоро гному осталось лишь камни перебирать.
Губы его посерели, и все же в улыбку ползли,
Когда меж скрюченных пальцев алмазы на пол текли.
За стуком их не расслышал тяжкой поступи он,
Когда у реки приземлился юный свирепый дракон:
Огнем дохнул сквозь ворота, от сырости стылой ярясь,
И кости гнома упали пеплом в горячую грязь.
Под голой серой скалою жил старый-престарый дракон,
Сверкая от скуки глазами, лежал в одиночестве он.
Юность давно умчалась, и пыл свирепый остыл.
Сморщенный и шишковатый ящер в изгибе застыл
Над кучей сокровищ, направив к ним думы, и зренье, и слух;
За многие, долгие годы огонь в его сердце притух.
В скользкое брюхо вдавились камни бесценной броней,
Запах монет вдыхал он и блеск освежал их слюной,
Все ценности, что хранились под сенью обширных крыл,
Помнил с первой минуты и ничего не забыл.
На жестком ложе вздыхая, дракон о ворах помышлял,
И в снах своих беспокойных нещадно их истреблял:
Теплое мясо глотал он и кровь горячую пил…
Довольный сквозь дрему собою, уши змей опустил.
Звон кольчуги раздался, но дракон не слыхал,
Как юный отважный воин вызов на битву кидал.
Зубы — кинжалы у змея, а шкура тверда, как рог,
Но полыхнул в подземелье яркий заветный клинок.
Вскинулся ящер, и тут же свистнул жестокий удар,
Тело рассек и мгновенно век старика оборвал.
Сидел на высоком троне старый-престарый король,
Грел бородою колени, слушал суставов боль.
Ни песни, ни вина, ни яства его развлечь не могли:
К тайному подземелью мысли его текли,
Где в сундуке огромном под низким сводом лежат
Золото и алмазы, с боем добытый клад.
Дверь того подземелья засов железный держал,
Проход к той двери тяжелой один лишь владыка знал.
Слава его угасла, и суд неправеден был,
Мечи его приближенных долгий покой затупил.
Замок пустеет, ветшает, запущен дворцовый сад,
Зато под рукой королевской хранится эльфийский клад.
Не слышал рогов он раскаты на перевале в горах,
Не чуял запаха крови на смятой траве в степях…
Замок его полыхает, рыцари все полегли,
В холодной глубокой яме свои он окончил дни.
Лежит в глухом подземелье древний-предревний клад,
За всеми забытой дверью ничей не смущает он взгляд,
К этим угрюмым воротам смертных следы не ведут,
На старых могильных курганах травы забвенья растут.
Мертвых сон не тревожат трели птиц в вышине,
Дует соленый ветер в чистой небес синеве,
Дует над темной горою, где Ночь хранит древний клад,
Пока круг времен завершится и эльфы вернутся назад.