Семь дней, в которые был ограблен мир - Толстой Алексей Николаевич. Страница 4

Правительственные аппараты застопорились. Из многих тюрем бежали арестанты. Поезда уходили пустыми, и к счастью: за один этот памятный день двадцать процентов паровозов и поездного состава наехало друг на друга, свалилось под откосы. И, наконец, из страны проклятых большевиков раздалось (по радио) уже окончательно ни к селу, ни к городу злорадное: «Ага… Дождались»…

Одним словом, в день 14 мая на всем земном шаре произошел неописуемый переполох. С ужасом, в исступлении ждали ночи. Головы всех были задраны к звездному небу. Когда над крышами, над железными мостами, над шпилями колоколен, над гигантскими кранами заводов поднялась мирным и стареньким диском обыкновенная луна, – пронесся вздох облегчения и разочарования. Стало даже по-мещански скучно.

Так несколько дней ждали гибели мира. Держали пари. Луна продолжала тихонько плыть по небу. Настроение улучшалось. На улицах стали продавать «карманные телескопы» и закопченные стекла. Огромным успехом пользовались булавки и брошки с изображением луны, подмигивающей глазом. Газеты пестрели адресами хиромантов, точно предсказывающих «день, которого нужно бояться».

Мисс Сетиль Эспер, единственная дочь анилинового короля, появилась на банкете яхт-клуба в лунного цвета платье, в бесценном ожерелье и в диадеме из лунных камней. Дамы ахнули. Владельцы домов готового платья ахнули. Великие портные и модные ювелиры стиснули зубы. Лунный шелк и лунный камень объявлены были модой.

Писались стихи о луне. Выгонялись химическими составами голубые цветы. В шикарных ресторанах появилось даже лунное мороженое, чрезвычайно обременяющее желудок. Имя Игнатия Руфа облетело все земные широты. Но биржа, мудрая и осторожная, не ответила на эту суматоху колебанием ни на один цент.

5

Стеклянной равниной лежал бесцветный океан под косматым, пылающим солнцем. От гор струилось марево. Поникла листва на деревьях. Высокие метелки пальм, казалось, предали себя зною, – распустились в сине-горячем небе. Трехмачтовый «Фламинго», как призрак, висел над прозрачной лагуной. Нестерпимо блестели стальные канаты, по которым в воздухе, по направлению зубчатых скал, ползли вагонетки.

Остров казался пустынным. Но по ту сторону гор, в кратере, шла напряженная работа. Туда, по белому шоссе, спугивая ящериц и змей, поднимался автомобиль. Правил Руф. Оборачиваясь к четырем своим компаньонам, задыхавшимся от жары, он говорил:

– Мы работаем теперь в четыре смены, и то рабочие едва выдерживают: вчера упало 15 человек от солнечного удара. Кратер накаляется, как печь. Китайцы целыми толпами требуют расчета. Пришлось на перевалах поставить пулеметы. Еще хуже с американскими мастерами. Они грозят судом. Чорт возьми, – на острове нет ни женщин, ни развлечений. Я приказал выстроить кабак около ручья, – еще хуже: за неделю выпито сто ящиков виски и ликеров. Инженер Корвин ходит на работы с заряженным револьвером. Завтра прибывает, наконец, пароход с проститутками. Я очень надеюсь, что это оздоровит остров.

Компаньоны посапывали, вытираясь платками. Эти две недели, – после опубликования знаменитой статьи, – вселили в них величайшую надежду и величайшую тревогу. Общественное мнение реагировало сильнее, чем ожидали. Биржа никак не ответила на удар. Работы подвигались успешно, и пробные опыты удались, но все это стоило огромных денег, и кроме того Руф пренебрегал, видимо, уголовным законодательством.

На перевале открылся вид работ на дне кратера. Дымила труба электрической станции. Снопы света шли от стеклянных щитов солнцеприемников. Желтые и розовые клубы дыма резкими облаками возносились из-за черепичных крыш химической лаборатории. По узкоколейным путям двигались вагонетки с материалами и подъемные краны, похожие на виселицы. Под косыми навесами трещали гидравлические пробойники, и воздух сокрушали металлические удары молотов. Среди свалок, бунтов железа и гор из бочек и мешков бродили голые люди в конусообразных шляпах.

В стороне, – там, куда по ночам падала лунная тень, – лежали рядами десятиметровой длины металлические яйца с многогранным острым бивнем на одном конце и широким раструбом на другом.

– Шестьдесят аппаратов уже готово, – сказал Игнатий Руф, указывая кивком головы на яйца, – их остается только зарядить. Мы должны довести число их до двухсот, хотя по расчетам хватило бы и половины. – Он пустил автомобиль по извилистой дороге вниз и через несколько минут остановился у приземистого здания из неотесанных камней. На плоской крыше его стояло два пулемета. Инженер Корвин подошел к автомобилю и, как всегда, без улыбки, молча приподнял тропический шлем.

– Джентльмены пожелали ознакомиться с готовыми аппаратами, – сказал Руф, – джентльмены хотят задать вам несколько технических вопросов.

Все вышли из машины и вслед за Корвиным направились к аппаратам. Перебежавший дорогу голый китаец обернулся и оскалил желтые зубы. Трое белых рабочих, неподалеку, начали было рычать, поводя плечами, но Корвин взглянул на них невидящим взором, и они, ворча, отошли.

Аппараты лежали каждый в конце подъездного рельсового пути, который вел в центр кратера к бетонной площадке с установленным на ней металлическим наклонным диском. Инженер Корвин, чертя тростью на песке, постукивая ею по заклепкам стальных яиц, говорил:

– Впервые подобный снаряд, приспособленный для двоих пассажиров, был построен в Ленинграде в 1921 году инженером Лосем. Он покрыл на нем сто миллионов километров междупланетного пространства и возвратился на землю. К сожалению, чертежи его пропали во время пожара. Второй аппарат, начиненный сильно дымящим веществом, был отправлен три года тому назад из Южной Америки на луну и достиг ее поверхности. Принцип весьма прост. Это – ракета. Внутри яйца – камера с запасом ультралиддита. Здесь, – Корвин указал на цилиндрический хвост яйца, – ряд отверстий, куда устремляются газы взрывающегося постепенно, частями, ультралиддита. В верхней части, – там, где инженер Лось устраивал жилую камеру, – мы помещаем пять тонн нитронафталина. Ужасающая взрывчатая сила этого вещества вам известна. Затем, – он ударил тростью о литые грани пирамидального бивня на другом конце яйца, – это – бронебойная головка. Она из сибирской молибденовой стали. Если предположить, что снаряд подойдет к поверхности луны со скоростью 50 километров в секунду, то при ударе он должен проникнуть в лунную почву на чрезвычайную глубину.

Промышленники, плотно упираясь ногами в землю, слушали. Один из них, низенький, тучный, с крючковатым носом, сказал:

– Все-таки, как же, чорт его возьми, оно полетит?

– Так же, как ракета: толкающим действием газов, образующихся при длительном взрыве, – ответил Корвин, – при поднятии ракеты воздух не участвует в действии, он лишь тормозит скорость. В безвоздушном пространстве ракета летит, по закону свободно движущихся тел, с постоянным ускорением. Теоретически ее скорость должна достичь предела, то-есть скорости света. Но при больших скоростях вокруг тела развиваются магнитные поля, которые могут даже остановить тело в пространстве. Этих магнитных влияний особенно боялся инженер Лось, хотя ему удалось достичь скорости тысячи километров в секунду.

Тогда второй из промышленников, метис, – мрачный и свирепый, – сказал:

– Двести снарядов! Но это мало, чтобы взорвать проклятую луну! Мы ее только исковыряем.

– Снаряды попадут математически все в одну точку, – ответил Корвин, – каждый, войдя в сферу притяжения луны, получит направление к ее центру, даже если бы мы отправили их с различных точек земной поверхности. По моим расчетам снаряды упадут в области Океана Бурь. Один за другим, через промежутки в семь-десять минут, – они будут вонзаться в глубь лунного шара. Мы будем долбить его как бы чудовищным долотом. И с каждым снарядом – взрыв пяти тонн нитронафталина. Я бы не хотел в это время там курить мою трубку.

Эта тонкая шутка была принята снисходительными улыбками. Третий из промышленников сказал, впившись ногтями в подбородок: