Nеtократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма - Зодерквист Ян. Страница 34

Новая эпоха нуждалась в новом человеке, новом идеале, адаптирован ном к потребностям государства и рынка. Феодальный крестьянин, терпеливо возделывавший свои поля и ожидавший Господней милости, был слишком пассивен и интеллектуально неповоротлив, и потому совершенно невосприимчив к пропаганде новой эпохи. Скоро на свет появилась целая серия новых понятий, формирующих основу для самоопределения новой личности: нация, раса, гражданство, налог на прибыль, образование, умственное заболевание, преступность, иностранец. Все вместе это образовывало 'общую основу', цементирующую национальное государство. Буржуазия стала всеми доступными средствами охранять свою только что завоеванную монополию на информацию.

В соответствии с этой моделью, предполагалось, что граждан необязательно запугивать, чтобы заставить встать на защиту своей страны. Напротив, чувство национальной принадлежности и ценности, которые оно содержало, должны выглядеть настолько значимыми, что все без колебаний возьмутся за оружие, как только национальной независимости будут угрожать враждебные происки соседних народов. В результате, значительная энергия тратится на производство националистической культуры посредством мифологизации происхождения нации и романтизации ее истории. Поэты взывали к героическому прошлому. Предполагалось, что традиции государства тесно привязаны к его географическому положению, образуя священный симбиоз. Так складывался миф о происхождении нации. Но в то же время это требовало демонизации внешнего мира. Чувства, пропагандируемые по отношению к другим национальностям, были смесью страха и отвращения. Самая суть национализма базируется на дистанцировании и презрении ко всему иностранному и неизвестному. Путаная расовая биология была одним из совершенно логичных следствий этого – маниакального стремления эмпирически подтвердить свое превосходство, что возвеличило бы национализм и возвело национальное гражданство в ранг чего-то священного и возвышенного. Кроме того, у расизма была еще одна привлекательная функция. Национализм в одиночку мог вызывать подходящих лимонов во время войн и конфликтов с соседними странами. Но благодаря расизму демоны вызывались и в мирное время в качестве внутренних меньшинств с физическими недостатками или отклонениями от культурной традиции, как например евреи или цыгане, и притеснению этих групп можно было придать законный характер. Таким образом, национальное государство обеспечивало себе наличие демонов и козлов отпущения, на которых можно было списать все проблемы.

Роковые последствия этих централизованных механизмов национализма стали началом его ускорявшегося упадка и неизбежного конца, очевидного для позднего капиталистического общества. Человеку присущ вечный поиск чувства принадлежности к чему-нибудь, и после II мировой войны, особенно с развитием поп культуры в масс-медиа, а затем с появлением электронных 'племен' интернета, появились достойные альтернативы национализму. В информационном обществе виртуальные субкультуры заменяют собой и феодальные деревенские общины, и капиталистические национальные общности в качестве способа социальной самоидентификации. В таком обществе вряд ли кому-то придет в голову умереть за свою страну. Государственные границы, а вместе с ними и их физические защитники – военные организации – исчезают. В виртуальном мире устанавливаются новые границы между социальными группами не менее серьезные, чем прежде.

Тем более интересно отметить, что наиболее упорные, крайние националисты – неонацисты Западной Европы, фашисты, сражающиеся за региональное самоопределение в Восточной Европе, изоляционисты и исторически идеализированные фундаменталисты Северной Америки, Восточной Азии и Ближнего Востока, то есть те, кто из преданности все еще крепко сжимает знамя расизме – единственные группы, преуспевшие в построении функциональных электронных сообществ исключительно по национальному признаку. Это – проявление фрагмеграции (см. предыдущую главу). Строго дисциплинированные и организованные субкультуры продвигают опои интересы с помощью стратегических альянсов в Сети с себе подобными. Все более 'мягкие' формы национализма – флаги, традиции, вся эта национальная гордость – наоборот, не имеют площадки в виртуальном мире, и потому не имеют будущего в информационном обществе. Границы национального государства сегодня так же не нужны, как и при прорыве капитализма. Кроме того, дезинтеграция национального государства усиливается и ускоряется, когда его институты беспомощны в осуществлении контроля и, более кип, сбора налогов в условиях 'новой экономики'.

Следствием такого развития стала острейшая проблема – постоянный подрыв авторитета государственных институтов. Когда иконы в ключевых областях жизни не подкреплены никакой властью, но чрезвычайно снижает уважение граждан к законодательному и репрессивному аппарату государства. Особенно это касается тех групп, чье экономическое положение и статус выиграли в результате монологического развития. Те же, кто мертвой хваткой цепляется за обломки государства, частично представляют прежний правящий класс, осознающий, что вместе с государством исчезают его положение и прежние привилегии, а, частично, из представителей нового низшего класса, которые понимают или чувствуют, что текущие перемены не сулят им ничего хорошего.

С другой стороны, нетократам государство со всеми его ограничениями в основном представляется иррациональным, но преходящим источником раздражения, препятствующим передвижениям в глобальной деревне. Пережитки национализма, по мнению нетократов, – постыдная болезнь, от которой давно пора излечиться -разновидность умственной отсталости, удерживающая старый правящий класс в состоянии бессилия и упадка, а низший класс -и неизменно подчиненном положении. Короче, вид эпидемии, иллюзия, бороться с которой – акт милосердия. Для нетократов поднятие национального флага есть оскорбительный пример вульгарности и дурного вкуса. Это, конечно, не мешает новому высшему классу использовать любые возможности для создания символов и торговых марок в интересах своих электронных сект, подчас, в форме все тех же устаревших национальных флагов. Доменный адрес Советского Союза,.su, был, к примеру, одним из самых популярных интернет-адресов среди нетократов после распада СССР

Полиция и судебная система оказываются все более беспомощными перед лицом растущего числа электронных преступлений, глобальной сетевой мафии, мотивацией для которой скорее является создание самости и повышение статуса в своей группе, чем экономическая выгода. Это приводит к росту выступлений в пользу наделения органов правопорядка все большими ресурсами. Как государственные налоговые органы оказываются в безнадежно подчиненном положении сравнительно с мобильной нетократией, контролирующей взламывающую границы виртуальную экономику, так и полицейские силы пасуют перед преступностью, которая вообще не имеет определенной географической привязки.

В то же время быстро рушится буржуазная семья: когда промышленное производство резко сокращается в пользу информационного менеджмента и сектора услуг, условия на рынке труда меняются. Появляется избыток низкоквалифицированной рабочей силы; одновременно открываются богатые возможности для женщин, что в свою очередь наносит серьезный ущерб и без того испытывающей давление семье. С начала 1960-х число разводов на Западе растет постоянно. Все это ведет к серьезному кризису в информационном обществе. Высвобождается огромное количество ничем не связанной социальной энергии, когда разрушаются общественные институты старой парадигмы и исчезает сама основа социальной идентичности большинства людей.

В эпоху раннего капитализма параллельно с развитием столичных центров развивалась городская культура другого типа, американский философ и историк Мануэль ДеЛанда назвал ее метрополией, – форма города, возникновение которой возможно только при капитализме. В отличие от столиц, метрополии небыли центрами нации, ни культурными, ни экономическими, ни политическими. Напротив, они располагались на морских побережьях, в местах схождения важнейших морских трасс, и потому во многих отношениях оказывались изолированными от остальной нации. В то время как столица черпала рабочую силу и ресурсы в окружающей ее сельской местности, метрополии наживали богатство на международной торговле, на ввозе сырья и товаров из других стран и из других метрополий. Эти независимые морские порты стали перевалочными пунктами важнейших транспортных путей, через которые проходили огромные количества людей, товаров, предметов роскоши, в которых так нуждались столичные города и другие государства. Сила метрополий основывалась не на контроле над территориями, а на контроле над товарными и финансовыми потоками.