Пришествие Короля - Толстой Николай. Страница 17

Я уже не был гибкой, сильной сельдью — я был беспомощным ребенком, по самую шею завязанным в крепком кожаном мешке. Я отчаянно пытался вспомнить слова, которые могли бы меня освободить, пока илистые отмели проносились мимо, все дальше и дальше, все быстрее и быстрее. Когда я оставил всякую надежду, мой мешок налетел на невидимую преграду и резко остановился. Повертев головой, я, к удивлению своему и крайнему облегчению, увидел, что спадающий прилив обнажил широкую рыболовную запруду из кольев, переплетенных прутьями, что перегораживала реку от берега до берега. Она прочно удерживала меня, пока море уносилось прочь сквозь щели.

На сей раз я спасся, но зато оказался слишком на виду и в очень неудобном положении. Острый кол прошел через петлю шнура на мешке, и я теперь болтался над мокрым песком и отступающим приливом. Все усилия высвободиться ни к чему не привели. Моим слабеньким ручкам и ножкам недоставало сил, я сумел только засунуть свои пухленькие пальчики в петлю вокруг шеи. Единственным результатом моих усилий стало то, что выступающий плетень теперь вонзился мне в спину, причиняя немалую боль.

Я прекратил бессмысленную борьбу и огляделся по сторонам. Я висел достаточно высоко, чтобы видеть берега сверху, но, сколько бы я ни крутился, на глаза мне попадались только нескончаемые пустынные заливные луга, поросшие жесткой травой. Кроме самой запруды, в этих печальных местах не было ни единого признака человека. Мимо пролетела одинокая чайка, с любопытством окинув меня взглядом, да раз огромная стая диких гусей, бессвязно гогоча, пронеслась надо мной. Их безразличие к моему положению вселяло в меня все более обостряющееся чувство одиночества и покинутости. Я и вправду был совсем один, беспомощная песчинка в этом пустынном диком краю. Небо посерело и стало холодным, и, поскольку солнца не было, я не мог понять, где восток, запад, юг или север. За исключением все усиливающегося холода, более не было никаких признаков времени Дня или года.

Море отступило — я не видел и не слышал его, но с течением времени все неотвязнее меня стала мучить мысль, что через несколько часов оно вернется, ворвется в залив и высоко поднимется над изгородью, на которой я повис, как поросенок в мешке у мужика. Я вновь попытался освободиться, но это привело лишь к тому, что петля вокруг кола затянулась еще крепче. Измотанный бесплодными усилиями, я в конце концов задремал.

Странный, тревожный сон привиделся мне. За криками чаек я расслышал далекий гул Океана, из которого я так поздно вышел. Кол, на котором я болтался, разросся в огромное дерево выше облаков. Лоза, что впилась мне в бок, стала острым копьем, все глубже входившим в мою плоть, покуда узловатый шнур вокруг шеи все затягивался, так что я чуть не задохнулся. И, словно этого было недостаточно, мне привиделось, что глубоко в устье проник безмолвный прилив, словно убийца прокрался тайком, не боясь, что его остановят. Откуда-то с верховьев реки послышалось жуткое причитающее пение, словно Дивный Народ хором зазывал меня в свои холмы.

За что выпали мне такие муки? Мне, безобидному младенцу, который желал роду людскому только добра? Боль и отчаянье становились все невыносимее, и я начал горячо молиться Тебе, чтобы Ты протянул мне руку. Ведь это Твоя Верная Рука поддерживает равновесие и защищает все в его пределах. Ты не покинешь меня, думал я. Но ни слова не было от Тебя. Ах, кости ли так выпали в гвиддвилле, что все обернулось против меня, или же боги потешаются жестокой игрой в «барсука в мешке»? Копье пронзало мое маленькое колотящееся сердечко, жестокая петля душила меня, и теперь я был уверен в том, что слышу, как воды подкрадываются и кружатся вокруг меня, просачиваясь сквозь запруду!

IV

ДИКАЯ ОХОТА

Врата Гвиддно Гаранхира на Севере — одни из Трех Главных Врат Острова Придайн [23]. Этот замок стоит у залива моря Регед, и говорят, что это самая счастливая и самая несчастливая цитадель на Острове. Это мост из нашего мира в Иной и из Иного в наш, твердыня, стоящая и на море, и на суше, на и на юге. Она и не в золотисто-зеленых лугах Христа и Мабона, и не в бесплодных пустошах Кернуна или глубоких водах Нудда Серебряная Рука, и в то же время она и там, и там Она стоит в конце Стены и в ее начале, по ту ее сторону и по эту.

Есть и такие, которые говорят, что раз она стоит у Стены, то ее построили в прошедшую эпоху люди Ривайна, которые проложили великие дороги и построили двадцать девять городов Острова Придайн, что ныне лежат в руинах, разрушенные заморскими дикарями, дикими морскими волками айнглов и фихти. Другие же считают, что раз она стоит на границе моря и в конце Стены, то порт Гвиддно охраняет землю от моря и море от земли, и поставил его тут Бели Великий, когда поднял этот остров из волн морских. А что до самой Стены, то рядом с ней по правую руку стоит огромная плотина, которая, как говорят, была выворочена из земли белыми клыками кабана Турх Труйта и его супруги — свиньи Хенвен, когда они пересекали Остров Придайн от Каэр Вайр до Каэр Лливелидд. Врата Гвиддно стоят между плотиной и Стеной, и кто скажет, воздвигли ли эту твердыню руки человека или чудовища, бога или демона?

Как бы то ни было (и ничего здесь не будет сказано о священном саде перед вратами замка), Врата Гвиддно на Севере были четырехугольной крепостью, в которой король Гвиддно Гаранхир имел обычай держать свой двор. В прежние годы богатство его земель в Кантрер Гвэлод было не меньшим, чем богатство короля Миниддаута из скалистой твердыни Айдин, чье воинство со славою пало при Катраэте, и дыхание воинов Доныне еще пахло крепким медом, который, не жалея, наливали им в пиршественном зале этого щедрого короля.

Однако, к сожалению, в щедрости своей на пирах король Гвиддно был куда более расточителен, чем даже Миниддауг Великих Сокровищ или Риддерх из Алклуда, и, наконец, дно его сундуков обнажилось, как груди Гвенхвивар Бесстыжей [24]. Уже давно пленники не томились в его темнице и не выставлялись напоказ в северо-западном углу пиршественного зала, и владыки Кантрер Гвэлод не так охотно платили ему дань коровами и свиньями, накидками и фибулами, медными котлами и ведрами, как то бывало в прежние времена, когда восемь королевских вьючных лошадей везли их ежегодную дань.

И когда король Гвиддно Гаранхир отправлялся теперь в свой годовой килх [25] по королевству, скупым был гвества свининой и говядиной, медом и пивом, сыром и маслом, что выставляли перед королем в залах благородных его подданных. Был он великим королем, но люди считали, что стал он слишком стар для угона стад. К тому же стала возрастать в этом краю власть короля Уриена Регедского, прославленного среди Тринадцати Королей Севера как Бык-Защитник.

Однако богатства Гвиддно были не так уж и жалки, да и сам он не был столь безрассуден, чтобы не следовать обычаю, принятому среди людей во время страшной ночи Нос Калан Гаэф. Как и все Тринадцать Королей Севера, он знал, что пиры и королевские праздники доказывают достоинство правящего короля и привлекают на земли его гвир дейрнас. Более того, стража, которую выставлял он на Вратах Севера в это недоброе время, была защитой всем племенам Севера. Тогда приходили к Гвиддно дорогие дары от племени Кинварха, племени Кинвида и племени Коэла. Взамен их посланники привозили священный огонь из очага короля, от которого зажигались костры всех Людей Севера.

Празднование Калан Гаэф длится три ночи до этого страшного дня и три ночи после, и друиды короля Гвиддно следили, чтобы все делаюсь с осторожностью, которой требовало благополучие королевства. За каменными, скрепленными известковым раствором стенами Врат Гвиддно на вершине каждого холма горели костры Бели, как и по всему Острову Придайн и его Трем Соседним Островам. Край здесь пустынный, покинутый, бешено несутся ветра, гоня листья, ягоды здесь жестки, пруды полны. Желты вершины берез, ветви их гнутся и содрогаются — словно гневные слова слетают с языка спорщиков. Фермы в нагорьях под ветром пустеют, на их дворы теперь заходят лишь отощавшие олени, которых сгоняет сюда с горных пастбищ снег и ветер.