Шерлок Холмс и Золотая Птица - Томас Фрэнк. Страница 5

– Совершенно верно, – ответил Холмс. – Тем более что на этом поле мы без труда обыграем соперника. – Заметив мой удивленный взгляд, он поспешил объяснить. – В 1888 году наше внимание было привлечено к жестокому поведению полковника Апвуда и скандалу с картами в «Нонпарели». Вы, конечно, помните, что клуб был раем для шулеров и другой темной публики. Поскольку он служил укрытием для разыскиваемых преступников, там имелись входы и выходы, не отмеченные на строительных планах.

Я отчетливо вспомнил это знаменитое дело, одно из самых необычных в карьере Холмса.

– Конечно. Тайный выход из склада позади клуба, через который пытался ускользнуть фальшивомонетчик Виктор Линч.

– Вы в прекрасной форме, старина. К счастью, вы никогда не пытались сделать эту историю достоянием гласности, и пресса того времени не осветила подробности дела. Надеюсь, нынешний владелец заведения барон Доусон не знает о своем клубе того, что знаем мы с вами.

3

КЛУБ «НОНПАРЕЛЬ»

Вскоре мы покинули Бейкер-стрит, нарядившись как пара путешественников. В саквояже Холмс нес потайной фонарь и набор первоклассных отмычек. Мой друг беззаботно помахивал тросточкой, скрывавшей внутри устрашающего вида клинок из толедской стали. Этим оружием Холмс владел виртуозно. Тяжесть «веблей-скотта», лежавшего в кармане моего пальто, действовала успокаивающе. Мой верный друг недолюбливал огнестрельное оружие, но, если требовалось, он мог очень метко стрелять из своего нелепого однозарядного «континенталя». Время от времени ему приходила охота усовершенствовать свое снайперское мастерство, и тогда бедная миссис Хадсон затыкала уши и беззвучно молилась.

Нанятый нами кебмен изумленно поднял брови, когда Холмс назвал адрес в Сохо. В самом деле, трудно было выбрать район, более неподходящий для солидных пассажиров. Тем не менее возница не позволил себе переспросить и тронул лошадь. Стоит ли говорить, что Холмс указал не истинную цель нашего путешествия, а один удобный перекресток на некотором расстоянии от нее.

Когда экипаж остановился, кебмен спросил с беспокойством:

– Может быть, мне подождать вас, господа?

– Не нужно, старина, – ответил великий детектив, вкладывая в его руку монету. – Спасибо за заботу.

В беспечном тоне Холмса слышалась уверенность, которой я не разделял. Ночь была темной, и влажный запах реки усиливал ощущение прохлады. Когда кеб удалился, Холмс взял меня под локоть, и мы принялись петлять в сплошном лабиринте узких грязных улочек. Меня всегда приводила в восхищение поистине сверхъестественная способность великого сыщика ориентироваться в самых мрачных и запутанных районах Лондона, этих пристанищах беззакония.

Минут через десять мы вынырнули из тесного переулка на совершенно неосвещенную улицу, которая едва ли имела название. Дома здесь были ветхими и по большей части казались нежилыми.

Не верилось, что мы в центральной части Сохо и всего в квартале отсюда проходит залитая ослепительным светом главная улица этих злачных мест, средоточие так называемых частных клубов – распивочных, игорных притонов и домов терпимости. Должен честно признаться, что некоторые молодые джентльмены, называющие себя любителями острых ощущений, получали удовольствие от наблюдения за примитивной жизнью этих заведений. Нередко они расплачивались за это наркотической зависимостью, огромными карточными долгами и венерическими болезнями.

Мои размышления были прерваны, когда Холмс остановился у входа в ветхое здание с едва различимой вывеской «АВСТРАЛО-ЕВРАЗИЙСКИЙ ИМПОРТ». Прижавшись к стене склада и знаком приказав мне сделать то же, Холмс с минуту напряженно прислушивался к чему-то. Вокруг царила непроглядная тьма: откуда-то издалека, словно из другого мира, доносились невнятные звуки вечернего города. Время от времени призрачный луч лунного света подмигивал нам и тут же исчезал за низкими облаками. Секунды напряженной неподвижности казались мне вечностью. Наконец, сделав мне знак сохранять молчание, Холмс осторожно приблизился к двери склада. Под его нажимом ручка неохотно повернулась, издав скрип, который, как мне показалось, понравился моему другу. Холмс на мгновение открыл свой саквояж и принялся ковыряться в замке тонким кривым инструментом. Теперь небо немного посветлело, и я узнал одно из приспособлений, придуманных Тощим Гиллиганом. Если Холмс и издал удовлетворенное ворчание, его едва ли можно было услышать. Вытащив отмычку из замочной скважины, взломщик достал масленку и смазал дверные петли. Он наклонился к моему уху:

– Удача сопутствует смелым, Ватсон. Эту дверь давно не открывали. Похоже, мы не ошиблись, предположив, что этот вход в клуб «Нонпарель» никому не известен.

Еще раз оглядевшись, Холмс вставил в замок свою кривую отмычку и медленно повернул рукоятку. Раздался щелчок, и дверь бесшумно отворилась. Мы были внутри.

Затхлый воздух и густая сеть паутины подтверждали правоту Холмса: этим помещением не пользовались уже много лет. Холмс зажег потайной фонарь. Освещение позволило разглядеть небольшую комнату, бывшую, очевидно, конторой главного склада. Деревянная лестница в дальней части комнаты вела наверх. Холмс осветил ступени, занося в свою фотографическую память расстояние между ними, их высоту и количество. Потом свет снова погас, и мой друг шепнул мне на ухо:

– Лестница ведет к площадке, расположенной непосредственно позади тайной комнаты для карточной игры в прежнем клубе. Мне удалось узнать, что теперь эта комната служит личным кабинетом Доусона. Когда-то именно здесь неосторожных простаков вовлекали в игры с высокими ставками, а полковник Апвуд рассматривал их карты через глазок. Если глазок сохранился до сих пор, мы можем принести свою благодарность Апвуду. И хотя у меня есть основания считать, что перегородка между кабинетом Доусона и площадкой достаточно звуконепроницаема, давайте все же соблюдать осторожность. В старых домах звуки передаются странным образом. Поднимаясь по лестнице, держитесь как можно ближе к перилам, чтоб не скрипели ступеньки. Кроме того, при каждом шаге ставьте ногу на всю стопу и переносите свой вес медленно. Помните: лестница в два пролета, постарайтесь не оступиться.

Я понимающе кивнул, и Холмс в полной темноте повел меня к лестнице. Мне не хочется вспоминать наше тайное восхождение по этим двум пролетам. Холмс преодолел их как тень, но я был не так удачлив, мне казалось, что визг ступеней под моими ногами способен разбудить и мертвого. Я старался следовать указаниям Холмса и переносил вес тела с ноги на ногу как можно медленнее. Лоб мой покрылся испариной, икры и колени нестерпимо болели. Уверен, будь лестница еще на пролет длиннее, я просто не выдержал бы. Но нестерпимее физического напряжения был страх оказаться застигнутым ночью в чужом доме.

Если сведения Холмса были верны, мы находились в непосредственной близости от нервного центра одной из опаснейших банд Лондона. Доусон создал зловещую организацию, не уступающую детищу профессора Мориарти. А тот факт, что этот злой гений так долго ускользал от Холмса, говорил о недюжинных возможностях барона.

Наверху царила полная тишина. Холмс чуть приоткрыл шторку фонаря и направил луч на лестницу. В отраженном свете проступили контуры окружающих предметов. Но наше внимание было приковано к стене, за которой располагались помещения клуба «Нонпарель», – здесь на высоте примерно пяти с половиной футов от пола я разглядел деревянный кружок размером с маленькую тарелку. К этой своеобразной дверце была привинчена ручка. Холмс издал тихий вздох удовлетворения и снова погасил свет.

– Вот и глазок, Ватсон. С противоположной стороны на стене висит портрет неизвестного мужчины, отверстие расположено на месте правого глаза. Учтите: обстановка комнаты могла измениться, и как только мы начнем подсматривать, малейший звук или луч света будут гибельными для нас. Подойдите к этой стене. Прижмите к ней ухо, а я попробую воспользоваться глазком. В нашем сегодняшнем предприятии вы станете слухом, а я – зрением.