Последний ворон - Томас Крэйг. Страница 43

– В чем дело? – спросил Обри, открыв заднюю дверь и сунув голову внутрь.

– Садитесь, – не повышая голоса, произнес Хайд. – Они ждали в гараже. Мы едем немедленно... Садитесь же!

Обри забрался в машину. Тем временем Хайд увидел, как двое мужчин, по одному на каждой стороне улицы, встали, как вкопанные, прежде чем ринуться вперед. Один тенью скользнул вдоль освещенной витрины антикварного магазина, другой выбрался из-под навеса, шаря на ходу во внутреннем кармане пальто. Хайд с места рванул от края тротуара на середину улицы. Роз пронзительно вскрикнула. Громко засигналил встречный грузовик, а перебегавший улицу человек, теперь уже с пистолетом в руке, замешкался, опасаясь быть сбитым "ауди". В зеркальце заднего обзора, все уменьшаясь, виднелись фигуры обоих американцев.

Обри смотрел на них в заднее стекло. Роз, обхватив лицо ладонями, тряслась мелкой дрожью.

– Куда?

– Что! А, в Равалпинди... да, в Равалпинди. Все улажено, – запинаясь, сдавленным голосом откликнулся Обри.

Хайд только кивнул, усиленно моргая, словно пьяница, у которого двоится в глазах.

Тут завопила Роз:

– Он его убил!

– Что?..

– Заткнись! – рявкнул Хайд. Из-за нее смертельная усталость снова навалилась на него! Закружилась голова.

Повернувшись к Обри, Роз бессвязно выплескивала на него свое повествование, мелкие нелепые обвинения, испытанный ею ужас. Хайд почувствовал, как сдавило виски. Он страшился бессонницы: скоро придется остановиться, нужно выпить... затянуться... хотя бы что-нибудь! Голос Роз больно отдавался в голове, она разламывалась от крика. Скоро, если не поспит, не получит гашиша, он будет не в состоянии владеть собой.

– Заткнись, Роз! – снова крикнул он, пытаясь снять нараставшее, парализующее напряжение. – Ради Бога, заткнись!

Он злился на нее, на ее посредственность, на ее показное кривляние. Пререканиям между ними, казалось, не будет конца, как в замедленном фильме об автомобильной катастрофе с болтающимися внутри машины и вылетающими сквозь ветровое стекло манекенами. Она все еще была не в состоянии соображать. В зеркальце отражалось хмурое лицо Обри.

– Заткнись, заткнись, заткнись... – без конца повторял он.

Опершись спиной о скалу, Кэтрин смотрела на оставшуюся от дома все еще дымившуюся груду бревен в четверти мили от нее. Сверху и вокруг густо стояли сосны, однако оставалась прогалина, в которую просматривалась часть покрытого галькой берега и мерцающая поверхность озера. Фургон окружного судебного следователя давно уже увез обнаруженный в развалинах дома обугленный труп. Пожарная машина, медленно развернувшись, направилась между деревьями в сторону города. Осталась только сверкающая на солнце машина шерифа.

Она продолжала разминать и массировать ушибленную правую ногу. Немногочисленные соседи из разбросанных по берегу домиков и автоприцепов уже разъехались. Уехал и фотокорреспондент местной газеты. Она неподвижно сидела здесь, наверно, два часа, может быть дольше. Опасность ей не грозила с тех пор, как тот, кого звали Дэйвом, шатаясь под тяжестью, приволок на плече что-то похожее на мешок и свалил на заднее сиденье машины, которую заранее вывел из укрытия. Его разъяренный вид и паническая спешка подсказали ей, что он притащил Фрэнка. Это она убила Фрэнка...

Чтобы приглушить воспоминания, она принялась сильнее растирать ногу. Медленно, толчками воспоминания отступали. И движения рук стали мягче, скорее стали похожи на поглаживание. Да и мысли о камне, опускающемся на поднятое кверху вопрошающее лицо Фрэнка, и постепенно слабеющей, сползающей с ее колена руке уже не были такими острыми, походили скорее на легкие приступы тошноты при пустом желудке, нежели на душащую рвоту. Растирая ногу то чаще, то медленнее, она старалась вернуться к более прозаическим вещам. Болит нога. Постараться придумать занятие или ритуал. Осмотрела одежду, проверив каждое пятнышко, пока не убедилась, что высохшие красно-бурые пятна – это следы от земли и древесной коры. Обследовала каждую дырочку, каждую лохматую ниточку на блузке и брюках, неоднократно отряхиваясь, то и дело потирая болевшую ногу.

Вытерла лицо найденным в сумочке сложенным мало пригодным для этого носовым платком. Словно ребенок, от нечего делать расхаживающий по краешку ковра, прыгающий через опасные трещины на асфальте, десятки раз включающий и выключающий свет в спальне. Лишь бы забыть этот ужас и подавить тошноту.

Фрэнка свалили в машину, словно мешок с продуктами, нет, даже более небрежно. Машина, взревев, умчалась в сторону города задолго до приезда шерифа. Она судорожными движениями вытерла руки все тем же слюнявым платком, снова протерла лицо. Причесалась и понемногу привела себя в порядок.

Хотелось одного – обо всем забыть. В конце концов никто не знал о том, что она была в домике. Знал Блейк – его нашли одного.

Снова принялась оглядывать блузку, поправлять волосы, массировать ногу. Спустя некоторое время ее внимание привлек сначала медленно, потом все быстрее приближавшийся небольшой гидросамолет, опустившийся на слепящую поверхность озера. Она наблюдала, как, коснувшись воды, он исчез в ослепительно ярком свете, оставляя позади рассыпающуюся бриллиантами волну. По мере того, как он замедлял движение, след его постепенно терял очертания. Она сосредоточенно вглядывалась в слепящую гладь озера. Повернувший к берегу подпрыгивающий на воде самолет, его раздражающе яркая красно-белая окраска отвлекли ее от созерцания водной поверхности. Она взялась еще сильнее растирать ногу. Потом снова обратила взгляд на гидроплан и прилетевшего в нем человека, которого подобрала лодка с капризным навесным мотором. Он высадился на галечный берег вблизи ее домика и направился в сторону шерифа, внимательно разглядывая пепелище и кучу обгоревших бревен. Ее рука неподвижно лежала на больной ноге.

Представляется, пожимает руку шерифу, что-то показывает, его признают... роется ногой в пепелище, поднимая над водой облако золы. Кивают головами, шериф одобрительно хлопает приезжего по плечу, и оба направляются к полицейской машине. Кэтрин услышала, как громко взревел мотор, но ее внимание отвлек другой звук. С ближайшего дерева с пронзительным криком вспорхнул черный дрозд, окончательно вернув ее к действительности. Несколько поблек блеск воды; по поверхности в косых солнечных лучах пробежала рябь. Дрожа, словно проснувшись в холодной спальне, она растирала озябшие руки. Полицейская машина, подпрыгивая на ухабах, скрылась за деревьями, направляясь в сторону города. Гидросамолет покачивался на якоре, его краски стали ярче, натуральнее. С берега донесся запах кухни. Она заставила себя посмотреть на часы, понимая, что надо трогаться... уходить... невольно признаваясь себе: нужно выбираться отсюда, бежать. Застонала от жалости к себе. Снова все вернулось к ней. Вымазанные в грязи брюки, больная нога, порванная грязная и... забрызганная кровью блузка, пепелище на месте дома, падающий, поворачиваясь, как останавливающийся волчок, Блейк, кровь, заливающая бледное лицо Фрэнка, зияющая рана на голове. Зажала рот руками, подавляя крик; из груди, закладывая уши и нос, обдавая жаром ладони, рвалось горячее дыхание. Отвернула голову, боясь, что стошнит. Желудок был пуст – ее вырвало еще до того, как она вскарабкалась сюда. Глаза слезились, создавая обманчивое впечатление, что вновь засверкало озеро.

Нужно было уходить... теперь, казалось, мало что этому мешало. Все было за то – послеполуденная прохлада; опустевшая поляна около пожарища; понимание, как много времени потрачено впустую. Она, пошатываясь, поднялась, натянула на ноги свои тонкие комнатные туфли, наклонилась поднять сумочку. На хвое валялся грязный мятый платок. Помешкав, подняла его и принялась вытирать им брюки, потом долго терла руки. Низкое солнце слепило глаза, она беспомощно щурилась. Порывшись в сумочке, отыскала темные очки, расправив дужки, надела, словно выходя из дому в уличную жару.