Девственники в хаки - Томас Лесли. Страница 70

Уоллер захихикал, а вернее – закудахтал, как древний, высохший старик. Потом он приподнял голову и, отвернувшись к окну, стал наблюдать за игрой в футбол.

– Здесь хорошо, – сказал он. – Просто здорово. Можно лежать на чистом белье, можно сколько хочешь смотреть на солнце, а главное – над головой нет этих дурацких листьев. А еще я познакомился здесь с самой старой шлюхой в Пинанге. Она – настоящая душка и умеет танцевать старомодное танго. Да ты, наверное, видел ее в «Огнях Пиккадилли»…

– Кхм, – откашлялся Бригг. – Я действительно видел тебя с ней пару дней назад.

– Это старая греховодница, – сказал Уоллер нисколько не изменившимся голосом. – Когда я приехал, то долго не мог поверить, что она промышляет этим ремеслом; я думал – она служительница при туалете или уборщица. Но она просто великолепна в постели, и бывает очень благодарна за деньги и за все остальное… Чтобы тебя ублажить, она сделает все, что ни попросишь, да и цену не заламывает, так что моих сбережений хватит еще на много раз.

Когда я узнал, чем она «подрабатывает», я сразу сказал себе: «Эта милашка как раз для меня. С ней не будет никаких сложностей». Я не люблю сложностей и проблем и не собираюсь тратить силы, улещивая какую-нибудь молоденькую сучку, которая в конечном счете ничего нового мне не даст. На всякое дерьмо вроде ухаживаний у меня просто нет времени, к тому же если ухаживаешь за кем-то, приходится все время беспокоиться, как бы кто не влез со своим хоботом вперед тебя. А мне нужно, чтобы все было просто – чем проще, тем лучше. Да, я знаю, что эта баба страшна как семь смертных грехов; моя мать – и та выглядит моложе, но, в конце концов, в ее комнатенке достаточно темно.

– А почему ты приехал один? – спросил Бригг.

Уоллер потянулся.

– В том-то и беда. Со мной должны были приехать мои друзья – Эркли и Хаусман. Это они должны были лежать здесь на двух свободных кроватях. Мы вместе подали заявление на отпуск, чтобы развлечься по полной программе, включая молодых шлюх…

– Им не разрешили? – поинтересовался Бригг. Ответ он знал, знал почти наверняка еще до того, как Уоллер открыл рот, чтобы ответить.

– Разрешили, только отпуск им не понадобился. Их обоих убило в прошлый четверг. Примерно в три часа пополудни. Их и еще четверых.

– Господи Иисусе! – воскликнул Бригг.

– Старина Хаусман был мировым парнем, – сообщил Уоллер. – Просто отличным, а уж спокойным!… Тут он любому мог дать сто очков вперед. Вроде и не было в нем ничего особенного, а все равно мировой парень – иначе не скажешь. Да и Билл Эркли, старый кобель, был не хуже. Он не пропускал буквально ни одной юбки. Представляешь, однажды у него застрял где-то в сосуде сгусток крови, и его отправили в госпиталь делать уколы и всякое такое, а он взял, да и закадрил там сиделку! Слышал ты когда-нибудь, чтобы у человека был такой железный характер?

Он засмеялся, – словно зашуршали сухие листья в дренажной трубе, – и Бригг тоже хрипло хихикнул.

– Их не просто подстрелили, – сказал Уоллер. – Так глупо все получилось…

Он, похоже, не собирался рассказывать дальше, и Бригг вынужден был спросить:

– А как это произошло?

– К нам прибыл из Англии новый лейтенант. Лейтенант Фрэнклинг. Знал он много меньше нашего, но из самолюбия не хотел этого показывать. В тот день он с маленьким отрядом отправился прочесывать каучуковую плантацию всего в нескольких милях от нашего лагеря, и Эркли с Хаусманом тоже попали в его группу. Когда они подошли к плантации, им передали, что кто-то поджег грузовик, который вывозил заготовленный латекс. Они поспешили туда и попали прямо в засаду.

Двоих скосили сразу, остальные заползли в какую-то яму и стали отстреливаться. У офицера, Фрэнклинга, была ракетница Вери, чтобы дать красную ракету, если им понадобится помощь, и зеленую, если все в порядке. Но этот чудак взял с собой только белые осветительные ракеты, и наши, которые были-то в какой-нибудь паре миль, так и не узнали, что происходит. Впрочем, никто, наверное, не успел бы их спасти. Когда мы туда добрались, все они были мертвы, все лежали в одной яме… не яме даже, а просто в неглубокой выемке.

Уоллер неожиданно сел на койке.

– Но то, что мы там нашли, было намного страшнее, чем просто трупы. Я предпочел бы, чтобы они были просто мертвыми, хотя Эркли и Хаусман были моими друзьями. Но они были хуже, чем просто мертвыми…

– Как так? – переспросил Бригг с замиранием сердца. – Почему?…

– Потому что эти партизанские сволочи вырвали им зубы и унесли с собой. Как сувениры или трофеи. Словно краснокожие, ей-Богу, только те снимали скальпы…

Бригг вскочил и ринулся к выходу. Полотенце свалилось с него уже на улице, и футболисты засвистели и заулюлюкали ему вслед, но Бригг не остановился, пока не добежал до берега и не бросился в море. Глотнув горько-соленой воды, он нащупал ногами дно, встал, и его вырвало в набегающие маленькие волны.

Синклер почти каждый день ездил в Джорджтаун, – самый большой на острове город, – на дальней окраине которого жил в просторном бунгало состоятельный китайский торговец, выстроивший у себя в саду макет железной дороги. Синклер познакомился с ним через «Общество любителей железных дорог».

Это была отличная железная дорога. Ее блестящие игрушечные рельсы протянулись по всему саду, петляя между кактусами, кустами и клумбами, полными пламенеющих тропических цветов. Когда оба хозяйских сына возвращались из школы, они помогали Синклеру переключать огни, переводить стрелки, давать сцепные сигналы и опускать семафоры на перекрестках. К вечеру приезжал на машине и сам торговец, и уже вчетвером они допоздна засиживались в саду, запуская сразу все восемь маленьких поездов и следя за тем, как они с проворством мангустов снуют среди травы.

Трижды Синклер садился на паром, перебирался на континент и проводил самые жаркие дневные часы на вокзале, глядя на прибывающие и отходящие поезда. Ему даже удалось получить разрешение проходить в депо и смотреть, как рабочие чистят и смазывают огромные механизмы, как разводят пары мощные локомотивы-экспрессы, и как, сопя и лязгая буферами, тянут вагоны маневровые паровозы. В депо, словно в духовке, стояла адская жара, после которой высокое солнце казалось Синклеру прохладным и ласковым.