Девственники в хаки - Томас Лесли. Страница 76
Стараясь отвлечься, Бригг стал смотреть на ящерицу, которая, раздувая бока, вскарабкалась на камень и притаилась в двух футах от него. Ее раздвоенный язычок то высовывался, то снова прятался, а выпученные глаза тяжело ворочались в орбитах. Ящерка явно страдала от неутоленного желания, и Бригг понимал ее как никто другой.
Наконец Филиппа встала и подошла к тому месту, где оставила туфли и платье. Ступив ногами в середину своего белого сарафана, она натянула его снизу вверх, как будто прячась в чашечку цветка. Бригг видел, как она передернулась всем телом и пошевелила плечами, чтобы платье лучше сидело, а потом принялась возиться с пуговичками, поднимаясь от талии к груди. Он тоже встал, надел брюки и рубашку, сунул ноги в легкие парусиновые туфли и взял Филиппу за руку.
Спустившись с холмов к дороге, они сели в автобус и поехали в Джорджтаун; в городке солнце уже начало клониться к горизонту, и на землю легли длинные ползучие тени. На улицах стало прохладнее, и они не торопясь пошли туда, где жила Филиппа.
У нее была комната в общежитии – просторном одноэтажном мотеле, стоявшем над небольшим плавательным бассейном на краю вымощенной камнем площадки; двери всех номеров выходили на эту площадку, и Бригг заметил на плитах подсохшие следы, как будто кто-то недавно вылез из воды. Окна и двери в мотеле были забраны жалюзи из ротанга.
Филиппа вошла в свою комнату, а Бригг замешкался на пороге и стоял там до тех пор, пока она не позвала его.
– Не стоит так цепляться за приличия, – сказала она. – И без того ты целых полдня был настоящим джентльменом.
– Мне казалось, именно этого от меня и хотели, – сказал Бригг, делая шаг вперед.
Комната была большой, светлой, с кроватью, застеленной бледно-желтым стеганым покрывалом, с несколькими стульями, книжным шкафом, гардеробом и трельяжем. Трельяж был завален косметикой, в углу стояли чемоданы, со спинки стула свисала скользкая атласная комбинация. Еще одна дверь вела, очевидно, в ванную комнату.
– Кто тебе это сказал? – поинтересовалась Филиппа.
– Ты не говорила, – объяснил Бригг. – Но дала понять другими способами.
Филиппа ничего не ответила и ушла в ванную.
– Могу я сесть? – крикнул он ей вслед.
– Конечно. Садись на кровать, стулья слишком жесткие, – отозвалась Филиппа из-за двери.
Вскоре она вернулась.
– Ты расстроился? – спросила Филиппа.
– Нет, почему же, – Бригг пристально посмотрел на нее. – Совсем нет. Мы прекрасно провели время вдвоем, выкупались, что же еще?… Ах да, мы видели черепах-долгожительниц. Все просто отлично.
Филиппа подошла к окну и, раздвинув жалюзи, выглянула наружу.
– Твоя мама завела новых рыбок? – поинтересовался Бригг.
– Рыбок? – не оборачиваясь, переспросила Филиппа. – О, нет. Отец говорил, что достанет ей что-нибудь другое, но я не знаю – что. Я уже давно не была дома.
– Надо будет послать ей полдюжины черепах из пруда, – мрачно предложил Бригг. – Тогда она проживет еще сто лет.
Она негромко засмеялась в ответ и, подойдя к Бриггу, наклонилась и запечатлела у него на лбу братский поцелуй, а он протянул руки и, обняв ноги Филиппы, прижался лицом к ее лону. Платье было мягким и шелковистым, как дорожная пыль, а под тканью круглилась горячая, живая плоть.
– Нет, – негромко сказала Филиппа. – Не надо, милый.
– «Нет!» «Нет!!!» – подхватил Бригг, вскакивая с кровати. – Всегда одно и то же. «Нет!» – снова передразнил он ее. – Ты что, других слов не знаешь?!
Он ударил ее по щеке, – не сильно, потому что в последний момент успел остановить руку, – но Филиппа все равно отшатнулась к стене.
– «Девочка Нет» – вот кто ты такая! – истерично выкрикнул Бригг и, спотыкаясь на ходу, ринулся к двери, но уйти не смог. Уткнувшись в стену лбом, он закрыл лицо руками. Судорожные рыдания сотрясали его тощее тело. Филиппа молчала, но Бригг чувствовал на себе ее взгляд.
– Что, по-твоему, я должен был чувствовать? – с горечью прошептал Бригг. – Ты была так близко, а я не мог до тебя дотронуться. Я уже начал сходить с ума по тебе, да что там – я просто спятил! Я не хочу больше гулять с тобой, держась за ручки. Понимаешь, Филиппа, не хочу!…
Бригг знал, что выглядит глупо, и что его хриплые протесты больше всего напоминают капризы маленького ребенка, но ничего не мог с собой поделать и только тер кулаками глаза, размазывая по щекам слезы. Он понимал, что должен уйти, уйти немедленно и забыть все, что здесь произошло, но не мог сдвинуться с места.
Бригг уже опустил одну руку и, нащупав ручку двери, сделал к ней крошечный шажок, когда Филиппа вдруг сказала:
– Посмотри на меня.
Бригг послушно обернулся. Филиппа стояла в дальнем углу комнаты. На ней не было абсолютно ничего; купальный халат свернулся у ее ног, словно спящая комнатная собачонка.
Бригг был потрясен. Не веря своим глазам, он двинулся к ней. Сначала медленно, потом чуть быстрее, но не прямо, а по дуге, словно слепец, который вдруг прозрел, но все еще боится яркого света. Пальцы его вытянутых вперед рук коснулись ложбинки между грудями Филиппы, но она даже не шелохнулась, и Бригг, все еще стоя на расстоянии вытянутой руки и стряхивая с ресниц слезы, приободрился и принялся оглаживать эти круглые выпуклости, дрожа от мальчишеского восторга и вожделения, вызванных прикосновение к этой гладкой и шелковистой коже.
Филиппа не двигалась, и Бригг, по-прежнему немного робея, шагнул вперед, сократив разделявшее их расстояние наполовину. В его глазах появилось выражение уверенности и силы, ее же взгляд остался спокойным и безмятежным. Вот ладони Бригга скользнули по атласной лужайке ее спины, опустились, поднялись и снова опустились, остановившись на тонкой талии.
Бригг замер, стараясь взять себя в руки и успокоиться, но каждый мускул и каждая клеточка его тела продолжали крупно дрожать.
– Теперь моя очередь, – с улыбкой тихо сказала Филиппа и стала медленно, не глядя, расстегивать пуговицы на его рубашке. Ее пальцы, словно наигрывая на флейте, спустились вниз до ремня, ловко справились с пряжкой и занялись пуговицами на брюках. Когда с ними было покончено, Филиппа резко, – словно сдирая шкурку с только что добытого пушного зверька, – распахнула ширинку и запустила обе руки туда, где Бригг уже давно чувствовал напряженную ломоту и томление.