Подставные люди - Томас Росс. Страница 7

— Нет. В борцы с насилием ты не годишься. И они не напишут ничего такого, что ты сможешь обратить себе на пользу.

— Я подумал о двух-трех теплых строчках с благодарностью за выполнение важного государственного поручения.

— Причина в Уолтере Готаре, убитом в моей квартире, так?

Падильо открыл дверь.

— В этом, но не только.

— В чем же еще?

— Может, за мной должок перед старшим братом близнецов.

— Он мертв, а ты не сентиментален.

— Совершенно верно. Откуда во мне сентиментальность?

Падильо показал мне письмо, доставленное наутро специальным курьером из Белого дома.

Падильо благодарили за оказанные им услуги и выражали надежду, что он еще послужит стране и Богу.

Падильо долго смотрел бланк на просвет, любуясь водяными знаками.

— Ты знаешь человека, который расписался под текстом? — спросил он.

— Нет.

— Я думаю, под его чутким руководством ведется уборка туалетов второго этажа.

— Бланк Белого дома. Как ты и просил.

— Это я вижу.

— И что ты намереваешься с ним делать?

Падильо сложил письмо и засунул в конверт.

— Сейф у тебя еще есть?

Я кивнул. Падильо протянул мне конверт.

— Пусть полежит там. Ты не возражаешь?

— Отнюдь. Документ-то очень важный.

— А что ты хранишь в сейфе?

— Свои ценности.

— Какие же?

— Ну, марку с головой индейца номиналом в одно пенни, выпущенную в одна тысяча восемьсот девяносто восьмом году [3].

— Однако.

— Рукопись моего эссе, принесшего мне немало литературных премий. Называется оно: «Что значит для меня Америка» и написано в девятилетнем возрасте.

— Бесценный труд.

— Там хранятся также демобилизационное свидетельство, двадцать акций «Энергетической компании Айдахо» и тысяча долларов в мелких купюрах. И Фредль на всякий случай оставила мне рецепт ее фирменного соуса.

— Я вижу, этому письму там самое место, — кивнул Падильо.

— Разумеется, если нынешнего хозяина Белого дома не переизберут, значимость письма существенно упадет.

— Я знаю, как с этим бороться.

— Как?

— На следующих выборах я проголосую за него.

По пути в полицейское управление мы заглянули в мой банк и положили письмо в сейф. Потом, уже в участке, час давали показания лейтенанту Скулкрафту. Сержант Вернон отсутствовал, но я не поинтересовался, уехал он по делам или этот день был у него выходным.

Падильо и я надиктовали наши показания на магнитофон, а потом сидели в комнатушке на третьем этаже здания полицейского управления на Индиана-авеню, дожидаясь, пока их распечатают. Когда имеешь дело с полицией, время всегда замедляется. И начинает просто ползти, как улитка, если полиции удается посадить человека под замок. Так случилось и с нами. Кабинет, в который нас определили, никоим образом не содействовал бегу времени. Три стола, три телефона, две стареньких пишущих машинки, несколько стульев и, разумеется, лейтенант Скулкрафт. Более остановить взгляд было не на чем.

Он сидел за одним из столов, мы с Падильо — на стульях. Молчание затянулось на несколько минут, вероятно, потому, что никто из нас не знал, с чего же начать разговор, призванный скоротать время.

— Все, как я и думал, — прервал тишину Скулкрафт, водрузив ноги на краешек стола.

— Что? — полюбопытствовал Падильо.

— Ваше вчерашнее поведение. Хладнокровие и спокойствие. Излишнее хладнокровие и чрезмерное спокойствие, словно для вас в порядке вещей возвращаться домой с работы и находить в гостиной труп. Или в ванной.

— У нас обоих низкое кровяное давление, — пояснил Падильо.

— Те, кто позвонил мне в шесть утра, сказали мне о вас совсем другое.

— И что вам сказали? — на этот раз спросил я.

— О вас совсем ничего, Маккоркл, а вот о вашем компаньоне очень даже много. Вы знаете, что у вас особый компаньон, которому закон не писан? — на лице Скулкрафта отразилась тоска. — Если мне не изменяет память, я получил совет, а точнее, приказ, «быть с вами предельно вежливым» и «как можно быстрее покончить со всеми формальностями». Мне частенько приходится иметь дело с владельцами питейных заведений, но впервые одним из них заинтересовались высокие инстанции.

— У Падильо много друзей, — попытался я определить причину столь раннего звонка.

— Вот-вот, — Скулкрафт закрыл глаза и помассировал веки пальцами. — А потом я не смог заснуть. Я не так спокоен и хладнокровен, как вы. Я легко возбудимый.

Про себя я отметил, что по возбудимости он мог бы соперничать со стенными обоями.

— Так вот, раз уж я не смог заснуть, то приехал сюда в половине восьмого, чтобы убедиться, что встретят вас с предписанной вежливостью. И знаете, кто пришел в управление пять минут спустя?

— Ванда Готар, — предположил Падильо.

Ответ Скулкрафту не понравился, и он не посчитал нужным скрывать от нас свои чувства. А может, ему надоела «предельная вежливость». Или обрыдла работа, связанная с тем, что в шесть утра его будили телефонным звонком, чтобы посоветовать улыбаться людям, которым он с удовольствием отвесил бы по хорошей затрещине. Черное лицо перекосила гримаса. Затем мышцы расслабились, и Скулкрафт одарил нас бесстрастным взглядом, уместным как на похоронах, так и на крестинах. И пренебрежение осталось лишь в голосе.

— Похоже, этим утром вас ничем не удивить. Но, раз уж вы такие мастера на догадки, вам, возможно, известно, зачем приходила мисс Готар.

— Она хотела передать мне несколько слов, — не замедлил с ответом Падильо.

Скулкрафт покивал, не отрывая глаз от лица Падильо.

— Знаете, чем-то она напоминает вас. Внешне вы совершенно не похожи, а вот возникает ощущение, что у вас много общего. Ее брата только что убили, и мне хочется задать ей пару вопросов, пока она потрясена трагедией, но... По тому, как она держалась, можно было подумать, что она сама хотела отправить брата на тот свет. Какие уж тут вопросы. Да прежде чем я успел открыть рот, она уже говорила о том, что хотела передать вам.

— Ванда такая, — кивнул Падильо. — Хорошо держится в экстремальных ситуациях.

— Относительно ее я никаких инструкций не получал, а потому все-таки задал все вопросы. — Скулкрафт помолчал, словно перебирая в памяти заданные вопросы и полученные ответы. — Вы знаете, сколько лет я задаю вопросы? По долгу службы?

— Сколько? — спросил я.

— Семнадцать. Кого я только не допрашивал. Садистов, насильников, изуверов, мошенников, тех, кто режет другим глотки, потому что не может найти другого развлечения. Преступников всех мастей. И не только преступников. Но с такой, как она, я столкнулся впервые.

— Ванда ни на кого не похожа, это точно, — согласился Падильо.

Скулкрафт кивнул, а на душе у него стало еще тоскливее.

— Смерть брата не потрясла ее. Нисколечко не потрясла.

— Просто она умеет скрывать свои чувства, — возразил Падильо.

— Ни слезинки, ни дрожи в голосе, ничего. Она решительно отказалась опознавать тело. Будь на ее месте кто-то другой, я бы подумал, что человек не хочет подвергать себя сильному потрясению. Но с ней... — Скулкрафт не договорил, вероятно, не нашел сразу слова, характеризующие состояние Ванды. — Плевать она хотела на то, что произошло.

— Совершенно верно, — подтвердил Падильо.

В темных глазах Скулкрафта мелькнула искорка интереса, а кончик носа пару раз дернулся, словно он унюхал что-то приятное.

— Вы хотите сказать, что она ненавидела своего брата-близнеца?

— Наоборот, они были близки, — возразил Падильо. — Очень близки.

— Тогда с чего же такая реакция?

— Потому что он мертв.

— Не понял.

— Когда кто-то умирает, слезами и криками не поможешь, не так ли? Ванда — реалист до мозга костей. Для нее кто умер, тот умер.

Скулкрафт несколько раз качнул головой из стороны в сторону.

— Это же неестественно, — он поднял глаза к потолку, словно обдумывая свои же слова. — Или лучше воспользоваться другим словом. Несвойственно. Человеку такое несвойственно.