Выборы - Томас Росс. Страница 5

— О чем вы?

Шартелль потянулся за чеком, подписал его и встал.

— Давайте-ка пройдемся, — мы вышли из отеля и направились по Бродвею к Колфаксу. Шартелль закурил.

— Я попал на бейсбол после того, как купил дом. Для старика я выглядел совсем неплохо.

— Вам сорок три. Кеннеди в вашем возрасте играл в американский футбол с больной спиной.

— Признаю, я очень подвижен, в детстве не утруждал себя чтением.

— Вы упомянули о сентиментальном путешествии, — напомнил я. — Кварталом раньше.

— Сентиментальное путешествие напрямую связано с моей юностью. Я жил в этом городе, знаете ли.

Мы свернули на Колфакс и направились к золотому куполу Капитолия, рядом с которым имелась географическая отметка, сообщающая, что город Денвер расположен на высоте 5280 футов над уровнем моря.

— Я жил здесь с отцом и его подругой в 1938 и 1939 годах. Неподалеку от бейсбольного поля. Район и тогда был так себе. Отец и я, шестнадцатилетний подросток, приехали из Оклахома Сити. Остановились в «Браун Пэлис», и отец взял в аренду участок земли близ Уолзенбурга, поставил там вышку, нанял людей и пробурил три самых глубоких сухих скважины.

Шартелль коснулся моей руки, и мы вошли в маленький бар, сели за столик, заказали кофе.

— Отец, естественно, разорился. Он кричал на всех углах, что в Колорадо должна быть нефть, и в конце концов оказался прав. Просто он поставил вышку не на том месте.

Официантка принесла кофе.

— Мы съехали из «Браун Пэлис» и сняли дом, который я вчера купил. Жили мы там втроем: я, отец и его подруга, Голда Мей. Времена настали трудные, но я продолжал заниматься, оставив папаше заботы о деньгах.

— Заниматься чем?

— Атлетической гимнастикой. Так это теперь называется. По самоучителю. Увидел его рекламу в каком-то журнале и заказал. Еще в Оклахома Сити, когда отец был при деньгах. Я следовал разделам самоучителя, как Святому Писанию. Поэтому сегодня я такой подвижный.

— И что вы собираетесь делать с домом?

— Не торопите меня, — притворно рассердился Шартелль. — Вскоре после того, как деньги кончились, Голда Мей исчезла, и мы с отцом остались вдвоем. Я сожалел о ее уходе, с ней было хорошо. А как-то раз папаша зовет меня и говорит: «Сынок, моего заработка не хватает, чтобы прокормить нас обоих, так что какое-то время тебе придется жить одному. Но ты можешь взять нашу машину». Предложение было щедрым, хотя и бесполезным. Стояла зима, а у нас не хватало денег на технический спирт, вода замерзла и разорвала радиатор. Но он мог предложить мне только машину, что и сделал в конце концов, и мы не стали упоминать о том, что она не стоит ни гроша. Я лишь поблагодарил его и отказался, как он меня учил, — Шартелль помешал кофе. — Вчера я купил дом в Денвере, а до этого — три дома в Новом Орлеане, Бирмингеме и Оклахома Сити. В этих домах мы с отцом жили дольше всего. Теперь они мои, и я в любой момент могу войти в них, пройтись по комнатам, вспоминая прошлое… или не вспоминая.

— Вы собираетесь в них жить?

— Нет, я буду их сдавать. Беднякам-неграм за один доллар в год. При условии, что смогу прийти и походить по дому, когда мне этого захочется. Я требую не слишком многого, не так ли?

— Думаю, что нет.

Мы встали. Я расплатился, и мы вернулись на Кол-факс. Пошли обратно к Бродвею. Я оглядывался вокруг, стараясь представить, как все тут было двадцать семь лет назад, когда семнадцатилетнему подростку предложили уехать из дому на машине с лопнувшим радиатором.

— А как ваш отец? — спросил я.

— Не знаю. Наши пути разошлись. Я не видел его лет двадцать пять.

— Не пытались его найти?

Шартелль взглянул на меня и улыбнулся.

— Честно говоря, нет. А как по-вашему, стоило?

— Затрудняюсь ответить.

Полквартала мы отшагали молча.

— Когда Поросенок Даффи ждет меня в Лондоне?

— Как можно раньше.

Шартелль кивнул.

— Значит, вылетаем сегодня.