Король горы - Томпсон Дэвид. Страница 19

— Неужели?

Слова дяди покоробили Натаниэля. Если он станет таким бесчеловечным, то чем он будет отличаться от дикого зверя?

— Ничего не поделаешь, Нат. От себя не убежишь, — серьезно сказал Зик. — Надо жить в соответствии со своей внутренней сутью. Иначе ты обречешь себя на жалкое существование.

Холодок пробежал у Натаниэля по коже. Он посмотрел на пистолеты, как на два чужеродных предмета, будто видит их в первый раз.

— А какая она, моя внутренняя суть? — спросил он.

— Надеюсь, до конца охоты за сокровищем мы это выясним, — бодро ответил Зик. — Давай-ка перезаряжай ружье. Плохие парни могли услышать выстрелы.

— Плохие парни?

— Индейцы, племянник. Индейцы.

Мысль о враждебных индейцах стряхнула с Натаниэля оцепенение, он быстро зарядил все три пистолета и побежал за карабином. И Зик не терял времени зря. Вытащив из реки мужчину, убитого Натаниэлем, он уложил труп рядом с мертвым Гантом. Потом подобрал ружья, снял с покойников ножи, пороховницы и сумки для пуль и вскарабкался на приземистую лошадь Ганта.

— Будем зарывать тела? — спросил Нат. Зик помедлил, обернулся:

— А зачем?

— Чтобы их не растерзали дикие звери.

— Да что уж там, не будем отнимать у зверей обед.

Перед глазами Натаниэля встала тошнотворная картина: стая волков, чавкая и рыча, пожирает разлагающиеся трупы. Он сглотнул:

— Нельзя же оставлять… это как-то не по-людски.

— Не по-людски?! Лишать пропитания бедных зверюшек — вот что по-настоящему гадко. Господь Бог не для того создал стервятников, чтобы они умирали с голоду. Так что тащи трупы в кусты, бросим их там.

— Вот так, просто?

— Племянник, я не шутил насчет индейцев. Кое-что подсказывает мне, что они неподалеку, и это не миролюбивые ото. Давай поторапливайся. — Сказав так, дядя забрался в седло и направил лошадь туда, где упал Мэдисон.

Натаниэль поднял взгляд к небу. Он убил! Преступил одну из десяти заповедей! Что теперь? Он будет вечно гореть в аду за свое преступление? А может, возмездие придет прямо сейчас? С неба ударит молния и сожжет его дотла, превратив в кучку пепла?..

Минута, другая — ровным счетом ничего не произошло. Натаниэль глядел в безоблачные небеса, почти разочарованный полным отсутствием какой бы то ни было реакции со стороны высших сил. Да, он совершил убийство, но жизнь продолжается. Светит солнце, поют птицы, рыбы плещутся в реке. Получается, в убийстве нет ничего страшного… Встревоженный сомнительным направлением, которое принимают его рассуждения, Натаниэль потряс головой, прислонил винтовку к дереву и взялся за дело. Напрягая все силы, он перетащил трупы в кусты.

Изекиэль ехал с лошадью Мэдисона на привязи; бездыханный труп ее незадачливого хозяина болтался поперек седла.

— Что будет, когда я расскажу Шекспиру! — воскликнул Зик. — Он здорово посмеется, когда услышит, как я вывел мерзавцев на чистую воду!

— «Вывел на чистую воду»?

— Ты что, не заметил? — спросил Зик, слезая с лошади. — О да. Ты бы в любом случае не понял. Это были не трапперы. Они собирались убить нас за золото. Я вычислил это по разговору.

— Как?

— Раскрутил негодяев на болтовню об их так называемых охотничьих делах. Ты слышал, верзила сказал, они добыли три тысячи бобров за сезон? .

— Да.

— Это тысяча на каждого.

— Ну и?

— Нельзя добыть тысячу бобров за один сезон. Это просто физически невозможно. Рекорд самого Джеба Смита — шестьсот шестьдесят восемь, и то не за сезон, а за год.

Натаниэль много слышал о Джебедии Смите, который в 1826 году провел группу трапперов от Большого Соленого озера до самой миссии Сан-Габриел в Калифорнии. Смит стал первым, кому удалось совершить подобный переход.

— Сколько в году сезонов? — осведомился Натаниэль.

— Два. Первый начинается осенью, когда мех входит в кондицию, и заканчивается с первым льдом. Когда встает лед, охотиться невозможно. Второй сезон начинается весной и заканчивается в июне. Когда становится тепло, бобры линяют, мех редеет и теряет ценность.

— А ты знаком с Джебом Смитом? — спросил Нат.

— Встречал несколько раз, — сказал Зик. — Следопыты и трапперы считают его одним из достойнейших сынов Америки. Тебе, кстати, известно, что ему только двадцать восемь?

— Нет, — признался Натаниэль. — Я думал, он старше.

Зик пристально посмотрел в глаза племяннику:

— Здесь, Нат, в счет идут не года мужчины, а его опыт. Тебе только девятнадцать. Если ты решишь остаться на Западе, к двадцати восьми тебя, возможно, будут уважать не меньше, чем Джеба Смита.

— Остаться здесь? — засмеялся Натаниэль. — Нет уж, меня ждет Аделина.

Хорошее настроение Изекиэля мигом улетучилось.

— Верно. Совсем забыл об этом.

Зик взялся за труп:

— Подсоби-ка мне, племянник.

Они вместе затащили мертвеца в кусты и, уложив рядом с другими, прикрыли ветками и травой.

— Зачем так стараться, если их все равно съедят звери? — спросил Натаниэль.

— Через несколько дней трупы начнут разлагаться и лишь тогда станут привлекать койотов со всей округи. Мы же должны к этому времени убраться подальше. Нельзя, чтобы их видели сейчас.

— А что мы сделаем с их лошадьми? — спросил Натаниэль.

— Заберем себе.

— Просто заберем? Но тогда получается, мы такие же грабители.

— Нет, нас теперь с ними не сравнить.

— Почему это?

Дядя усмехнулся:

— Потому что мы еще живы. А они уже мертвы…

Кинги поскакали на запад. Изекиэль вел на привязи трех лошадей, Натаниэль двух. Все последующие пять дней он молчал — отвечал, только если дядя к нему обращался. Нат был погружен в раздумья об убийстве несостоявшихся грабителей. Зик нет мешал этому. Он не забыл, как чувствовал себя сам, когда в первый раз пролил кровь. Хорошо понимая тяжелое состояние Натаниэля, он из уважения к чувствам племянника решил дать ему возможность разобраться в себе без посторонней помощи. На пятые сутки после перестрелки, лежа на одеяле у костра и с трепетом вглядываясь в темные небеса, где бриллиантами сверкали россыпи звезд, Натаниэль наконец-то достиг согласия с собой. В этом диком краю люди в жестокости не уступают хищникам, для которых убивать ради самозащиты или чтобы раздобыть еду считается вполне естественным. Натаниэлю надо любой ценой возвратиться к Аделине. Значит, остаться в живых — главная его цель. И если для этого ему придется убивать, он станет убивать. Натаниэль надеялся, что Господь будет к нему милосерден и не станет судить чересчур строго. Вряд ли, создавая человека по своему подобию, Всевышний хотел, чтобы тот покорно позволял первому встречному отнять у него жизнь! Оправдавшись наконец перед своей совестью, Натаниэль полностью утешился и погрузился в мирный сон.

Проснулся он рано утром, когда на лицо ему упали первые теплые лучи восходящего солнца. Дядя был уже на ногах, готовил упряжь.

— Ну, соня, проснулся! А я-то думал, ты собираешься проваляться весь день.

— Всегда так: я еще только просыпаюсь, а ты уже на ногах, — заметил Натаниэль. Он протер глаза и зевнул.

— Жизнь нам дана, чтобы ее прожить с толком, племянник. Я считаю, что нельзя ни минуты тратить попусту, и приучил себя просыпаться с первым лучом солнца. И тебе советую.

— Попробую, — не совсем искренне пообещал Натаниэль.

Изекиэль расплылся в улыбке:

— Иди, сполоснись. Ледяная водичка тебя взбодрит.

Натаниэль поднялся и зашаркал к реке. Под его мокасинами хрустели сучки. Стоянка была устроена среди деревьев и кустов неподалеку от реки. Натаниэль шел в полусне и окончательно проснулся, только когда присел у реки и погрузил руки в воду. Но дело было вовсе не в воде — его привел в чувство утробный рык за спиной.

Нат обернулся.

Шагах в десяти от него, освещенный лучами восходящего солнца, во всей своей первобытной мощи стоял огромный медведь гризли.