Король горы - Томпсон Дэвид. Страница 25
— Он верит, что ты один из тех немногих, с кем Всевышний Дух пребывает во всех их земных делах. Это дар, редкий для белого. Белый Орел говорит, он понял все, увидев, как ты боролся с медведем. Всевышний Дух направлял твою руку, — перевел Зик.
— Всевышний Дух?
— Некоторые племена верят в Творца, Высшее Существо. Трудно объяснить, что индейцы вкладывают в это понятие. Смысл, насколько я его понимаю, легче всего передать словами «Всевышний Дух».
— Поблагодари его от меня.
— У меня есть идея получше. Подари ему один из запасных пистолетов.
— Что?
— Отдай Белому Орлу пистолет.
— Ты уверен?
Идея дать индейцу оружие, которое он сможет обратить против траппера или солдата из форта Ливенуорт, показалась Натаниэлю не внушающей доверия.
— Кто из нас прожил тут десять лет? Кто знает индейцев как свои пять пальцев? — рассердился Зик. — Дай Белому Орлу пистолет. Он станет твоим другом. А для индейца дружба не пустой звук.
Натаниэль поставил пистолеты на предохранитель и протянул индейцу один из них:
— Вот. Возьми, в знак дружбы.
Белый Орел посмотрел на подарок, потом на Натаниэля, взял пистолет, повертел в руках, оглядывая со всех сторон, и заткнул за пояс. После минутного раздумья воин вынул из волос перо и протянул молодому Кингу.
— Брать? — спросил Нат.
— Возьми, иначе ты нанесешь ему страшное оскорбление, — объяснил Зик.
Взяв перо, Натаниэль невольно залюбовался, такое оно было красивое, блестящее.
— Спасибо тебе, Белый Орел, — поблагодарил он.
— Пристрой его себе на голову, — распорядился Зик.
— Ты что, шутишь?
— Проклятье, Нат! Сколько можно задавать глупые вопросы?! Для индейцев перо не украшение, а знак отличия, как медали в армии. Давая перо в благодарность за подарок, Белый Орел оказывает тебе великую честь. Такие перья носят только воины, которые проявили особую доблесть в бою.
Натаниэль покрутил перо в руке:
— А как его прикрепить, чтобы не свалилось?
— Придумай что-нибудь. Срежь, к примеру, с рубашки полоску кожи, сделай тесемку…
Чувствуя, что Белый Орел и остальные шайены внимательно следят за ним, Нат достал нож, срезал с рубашки бахрому, обвязал ею голову. Как посмеялась бы Аделина, если бы видела, чем он занимается! Натаниэль почувствовал себя идиотом, но тут же осознал, что, во-первых, невеста осталась на далеком Восточном побережье, во-вторых, ему необходимо перенять обычаи Дикого Запада и, наконец, в глазах индейца перо — подарок не менее, а в каком-то плане даже более ценный, чем пистолет.
Нат заткнул перо за тесемку и посмотрел воину прямо в глаза:
— Благодарю тебя еще раз.
Белый Орел кивнул; повернувшись к Изекиэлю, индеец сказал еще что-то на языке жестов. Зик ему ответил.
Чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что не понимает, о чем они говорят, Нат торжественно пообещал себе, что при первой же возможности начнет учить язык жестов. Он посмотрел на дядину рану, удивляясь, как тот справляется с такой болью.
Завершив разговор коротким кивком, Белый Орел повернулся и вскочил на лошадь. Мгновение спустя индейцы уже скакали на восток.
Натаниэль вздохнул. Он был до глубины души поражен этой встречей и благодарил Провидение за то, что остался в живых. Юноша опустился на колени рядом с дядей:
— Говори, что делать, я позабочусь о тебе.
Изекиэль кивком указал на лошадей. Во время стычки с кайова они сбежали с вершины холма и теперь мирно щипали травку внизу.
— Вначале пригони лошадей, потом разберемся со мной.
Собрать лошадей оказалось несложно. Натаниэль ухватил за поводья свою кобылу, потом отловил дядиного мерина, двух вьючных кобыл и трех коней, которые, по дядиному выражению, «достались в наследство от Ганта и компании». Вскоре Нат поднялся на холм, ведя за собой всю семерку.
— Теперь самое сложное, — сказал Зик и начал стягивать рубашку; каждое движение давалось с трудом, лицо перекосилось от боли.
Натаниэль помог дяде снять залитую кровью одежду. Дырка от стрелы была шириной в палец. По краям подсыхала кровь.
— Мне повезло, — сказал Зик. — По-моему, важные органы не задеты и крови я потерял немного. Надо прижечь, чтобы не нагноилось, и все будет в порядке.
— А как прижечь?
— Хвороста нет, огонь развести не получится. Открой сумку, ту, которая на серой лошади. Там бутылка виски.
Натаниэль сходил за бутылью. Увидев, как дядя льет виски в рану, Нат содрогнулся. Ему было страшно представить, какие мучения тот испытывает в эту минуту! Зик, с трудом сдерживая стон, выпрямился и протянул бутылку племяннику:
— Влей побольше со спины.
Натаниэлю стало дурно. Но он все же встал у дяди за спиной, Зик нагнулся:
— Постарайся не пролить, нечего тратить попусту драгоценную жидкость.
— Я не знал, что ты пьешь.
— Под настроение я любого перепью. Кроме Шекспира.
— Поскорее бы с ним познакомиться, — сказал Натаниэль и осторожно наклонил бутылку над отверстием от стрелы.
Зик дернулся и застонал.
— Боль, должно быть, адская, — посочувствовал Нат.
— Адская боль — это когда медведь вырывает кишки. А это так, ерунда.
— Еще?
— Нет, хватит. — Зик выпрямился, взял у Натаниэля бутылку и сделал несколько жадных глотков.
Нат посмотрел на безжизненные тела кайова:
— Похоронить их?
— Врагов не хоронят, Нат. Оставь их грифам и койотам. Если хочешь, можешь снять скальпы.
— Скальпы?
Изекиэль кивнул:
— Мы победили в честном бою. Скальпы теперь принадлежат нам, а они на вес золота. Снять скальп — честь для воина. Ну же, сделай это.
Ошарашенный, Натаниэль оглянулся на трупы, потом, растерянно моргая, посмотрел на дядю. Изекиэль представал перед ним в совершенно новом свете. Нат и раньше обращал внимание на то, что характер Зика заметно меняется по мере их продвижения на запад, — дядя погрубел, стал много жестче, чем был в Сент-Луисе. Но только в эту минуту он до конца осознал, как сильно Зик переменился с тех давних счастливых деньков в Нью-Йорке.
— Я не смогу, — выдавил Натаниэль.
— Попробуй. Это просто. Тянешь за волосы и вводишь лезвие под кожу. Я видел, как индейцы снимали скальп двумя-тремя движениями.
— Нет, — твердо сказал Натаниэль. — Я не стану.
— Нельзя быть таким привередой, Нат. Надо — значит надо.
— Надо?! Снимать скальп — надо?!
— Индейцы всегда так делают, и белые следуют их примеру уже не один десяток лет, — пояснял Зик. — Может, ты не в курсе, но одно время в Нью-Йорке давали вознаграждение за скальпы индейцев. Власти Мексики платят за скальпы апачей. Короче, скальп — символ успеха, племянник, и нечего тебе мяться и жаться.
— Это варварство, — отрезал Натаниэль. — Я не стану марать руки.
Изекиэль с трудом поднялся на ноги.
— Ну ладно. Ты еще не дорос. Я сам сниму.
Шаркая, он подбрел к ближайшему телу, неуклюже опустился на одно колено, вытащил охотничий нож. Натаниэль в немом ужасе следил за тем, как дядя, собрав волосы индейца в пучок и с силой оттянув их кверху, ножом взрезает кожу в верхней части лба. Потекла кровь. Ната затошнило, он отвел глаза и устремил взгляд на запад. Там, за горизонтом, Скалистые горы. Туда лежит его путь. Возможно, он совершил большую ошибку, когда согласился поехать с дядей. В конце концов, что он знает об этом человеке? А может, он не прав? Раз он собирается торчать на Диком Западе еще по меньшей мере год и тут принято снимать скальпы, то, может, стоит к этому привыкнуть?
Глядя на то, как дядя сдирает кожу с головы индейца, Натаниэль скривился от отвращения.
Принять этот зверский обычай?
Ни за что на свете!