На хвосте Техас - Томпсон Джим. Страница 20

— Благодарю вас, док, — холодно остановил его Митч. — Премного вам благодарен.

— Пожалуйста, ради вас...

Митч повернулся спиной к нему, да так и оставался сидеть. Однако он не мог забыть сказанного Стейнхопфом, и постепенно в его душу закрались подозрения. Митч всячески убеждал себя, что с его стороны очень дурно думать так о матери его ребенка. Сама мысль об этом была ему ненавистна, но в конце концов убедил себя, что ради Тидди и чтобы покончить со всеми своими сомнениями, он должен узнать правду.

Митч отгуливал выходные по графику в те дни недели, на которые они и приходились. Тидди же свои копила и брала на те пять дней месяца, когда у нее была менструация. Таким образом, ему не составило труда за ней проследить, поскольку она не опасалась слежки, и довести до места, хотя сам при этом был готов от стыда провалиться сквозь землю.

Он знал, куда она направилась не потому, что сам там бывал, а по слухам, и при этом далеко не лестным, но все же до конца упорно отказывался в это поверить. Ему казалось, что наверняка должно быть какое-то иное, вполне невинное объяснение, почему Тидди туда зашла.

Он прождал ее снаружи не один час, однако так и не дождался. Тогда снова пошел за нею на следующий день, все еще упорно отказываясь поверить в страшную правду. И на этот раз зашел внутрь.

Это заведение, судя по всему, содержали хорошо. Прямо за дверью на несколько футов тянулся сводчатый тоннель, на конце которого маячила обезьяноподобная фигура с обрезанной бейсбольной битой под мышкой.

— Здесь не распивают. У нас нет грубых развлечений, — привычно отбарабанил этот тип, окидывая Митча быстрым наметанным взглядом. — О'кей, добро пожаловать! — И посторонился, давая ему пройти.

В прихожей за столом, который преграждал, но не блокировал лестницу на второй этаж, сидел вежливый толстячок в опрятном шерстяном костюме.

— Здесь не распивают. У нас нет грубых развлечений, — скороговоркой выпалил он и улыбнулся. — Чем могу быть вам полезен, сэр?

Митч объяснил. Мужчина смешался.

— Думаю, сэр, вы, должно быть, имеете в виду Нидди? Что ж, можете ее увидеть, почему бы и нет? О, пожалуйста, не надо. — Он сделал негодующий жест, когда Митч полез за бумажником. — Вы должны сами отблагодарить молодую леди.

Митч уселся на стул рядом с еще тремя клиентами. Все они тайком поглядывали друг на друга, пряча глаза. По мере того как им дозволяли подняться по лестнице, в помещение впускались другие мужчины, которых встречали одними и теми же словами: «Здесь не распивают! У нас нет грубых развлечений».

Наконец толстячок за столом улыбнулся и кивнул Митчу. Тот устремился к лестнице, напутствуемый объяснениями, что Нидди находится за первой дверью справа.

— Привилегированный номер, сэр! И особая, весьма своеобразная молодая леди.

— Благодарю вас! — буркнул Митч, посмеявшись про себя, что ему светит обслуживание по высшему разряду.

Внешний вид Митча разительно отличался от вида здешних обычных посетителей, поэтому его конечно же хотели заполучить в число постоянных клиентов.

Наверху лестницы Митч остановился, чтобы перевести дух и умерить биение сердца. Затем открыл занавешенную муслином дверь справа и вошел.

Он с трудом дышал — каждый вдох давался с большим трудом. Нервозно придержал дверь, чтобы она закрылась без единого звука и, заставив себя наконец взглянуть на кровать, чуть не вскрикнул от облегчения.

Молодая женщина лежала на животе, уткнув голову в руки, как в подушку. При слабом освещении ее обнаженное тело казалось вырезанным из слоновой кости, прекрасное, но смутно очерченное в полумраке.

Лица женщины Митч не видел, но ее черные как смоль кудри, ниспадающие на плечи, даже при самом пылком воображении никак нельзя было принять за волосы Тидди.

На лбу Митча выступили крупные капли пота. Видит Бог, он испытывал чувство огромного облегчения, но совершенно не знал, что ему теперь делать.

Очевидно, не то, чего ожидал от него содержатель этого заведения. Но как быть? Что подумает или даже, может, сделает эта молодая женщина, если помнить того вышибалу внизу с бейсбольной битой?

Митч не знал, какую выбрать линию поведения. Конечно, он в деталях был наслышан о подобных заведениях, но бывать в них самому ему не доводилось. Он понятия не имел, как себя вести, тем более что оказался здесь с совсем иной целью:

В поисках зацепки — какой-нибудь уловки, которая помогла бы ему выйти из затруднительного положения, Митч обвел глазами комнату.

На туалетном столике без зеркала стояли белый фаянсовый кувшин для воды и такой же тазик. На удобном расстоянии от них находилась небольшая картонная коробка с дезинфицирующим средством пурпурного цвета — так называемым «средством от змеиного укуса» — быстрорастворимыми кристаллами марганцовки. Следы от нее сплошь покрывали тазик и полотенца, которыми до половины была заполнена корзинка возле туалетного столика. Бросилась ему в глаза и еще одна примечательная вещь — большой белый ночной горшок, тоже с разводами от марганцовки.

И это приличное заведение? Место, полезное для общества и отвечающее всем условиям санитарии?

Губы Митча исказились в нервной усмешке. В этот момент молодая женщина перекатилась на кровати, села и уставилась на него.

В целом эта юная леди была весьма и весьма привлекательной, и только ее носик слегка портили веснушки. Митч отказывался поверить, что черный парик с хвостом завитых волос может так изменить внешность.

У него перехватило дыхание. Он не знал, как воспринимать увиденное — как комедию или трагедию. Эмоции раздирали его на грани ужаса и смешного. Затем наступил срыв — защитная реакция организма, направленная на то, чтобы дать выход чувствам, клокотавшим внутри, не дать им разорвать грудь. Он захохотал.

Митч хохотал так, словно его жизнь зависела от того, удастся ли ему высмеяться до конца.

Тидди вскочила на ноги и запустила в него ночным горшком.

Глава 10

Майор ждал, изучая посетителя взглядом, в котором читалась злоба и что-то еще. Зависть? Нездоровое любопытство? Митч все еще лихорадочно пытался проникнуть в душу и мозги этого человека, когда тот вновь заговорил:

— Очень и очень отличный молодой человек Сэмюель. Я весьма огорчен тем, что ему нельзя будет остаться у нас.

— Но почему же нельзя? — поинтересовался Митч.

— О, неужели вам не ясно, мистер Корлей? У нас здесь школа для избранных, как вам известно. Иметь учащегося, чья мать, уф... уф... ну, вы сами должны понимать, что это невозможно.

— Однако семестр заканчивается менее чем через три месяца. А раз так, то почему же ему нельзя остаться здесь хотя бы на это время?

Рот майора беззвучно зашевелился. Он явно не находил слов, чтобы объяснить то, что ему казалось таким очевидным. Наконец что-то беспомощно пролепетал, однако это не произвело на посетителя никакого впечатления.

— Но ведь никто не знает об этом письме, майор, ну, то, что вы его получили? Это же факт, не так ли? И если даже когда-либо в связи с этим возникнет вопрос — а такое маловероятно, то нет никаких доказательств, что письмо побывало в ваших руках.

— Но... но знаете ли, мистер Корлей! Мне-то известно, что я получил это письмо, и мой долг ясно мне диктует, в чем состоят мои обязанности!

Митч ответил, что ему все представляется в ином свете и он уверен, если майор хорошенько подумает, то он тоже посмотрит на это другими глазами. Его первейший долг — воспитывать кадетов, а вовсе не наказывать за грехи их родителей.

— Вы нормальный человек, майор, я это вижу невооруженным глазом. И готов держать пари, что ничто человеческое вам не чуждо. Угадал? — Митч чарующе улыбнулся. — Мужчина, пусть даже столь сильно преданный долгу, как вы, все же может позволить себе немного урвать от жизни. Все мы живем один раз. Есть, конечно, определенные правила, которыми нельзя пренебрегать, но не будете же вы подставлять другого, такого же нормального мужчину только из-за того, что он когда-то по молодости совершил ошибку?