На хвосте Техас - Томпсон Джим. Страница 38

Фрэнки, задвинув на двери щеколду, захихикал и подмигнул Джонни. Тот, захихикав в ответ, подмигнул Фрэнки. Затем братья хором поприветствовали Тидди:

— Приветик!

— Привет! — отозвалась она.

— Приветик! — снова произнесли они.

И тут все трое дружно рассмеялись.

Тидди позволила халату соскользнуть на пол, бросила провокационный взгляд на гостей и поинтересовалась, кто же из них хотел бы пройти с нею в спальню первым. Парни заявили, что они привыкли все делать вместе, но Тидди скривила губки, посоветовала им быть паиньками, во всем слушаться свою мамочку, а потому трахать ее по очереди.

— Конечно, но мы можем одновременно и в хвост и в гриву, — возразил Джонни. — Ты что предпочитаешь, верх или низ?

— Низ, — ответил Фрэнки.

— И я тоже выбираю задницу, — сообщил Джонни.

— Эй, обождите минутку, — счастливо засмеялась Тидди. — Вы же не можете сразу оба заполучить мой зад?

Парни возразили, что могут, потому что ее задница — это именно то, зачем они сюда пришли.

Тидди вновь счастливо засмеялась:

— Я знаю, но вам придется для этого здорово извернуться. Видите ли, дорогие...

Не переставая подшучивать, парни надвинулись на нее. Потом, когда они подошли почти вплотную, каждый взял немного в сторону, и ей пришлось поворачиваться, чтобы видеть одного и другого. Таким образом получилось так, что Тидди смотрела на Джонни, когда к ней обратился Фрэнки.

— Как вышло, — спросил он, похохатывая, — что дырка в жопе у тебя начинается сразу же под носом?

— Что? — У Тидди отвисла челюсть.

— Он спрашивает, ты кто — гермик с сиськами? — хихикнул Джонни.

Тидди резко повернулась в его сторону:

— Эй, глядите-ка сюда оба! Разве не видите...

Внезапно Фрэнки врезал ей в живот. Тидди побледнела, позеленела, потом медленно склонилась пополам и рухнула на пол лицом вниз. Ее будто парализовало — даже застонать не было сил. Тидди все еще не произнесла ни звука, когда Джонни угостил ее энергичным пинком в задницу.

— Смотри, — загоготал он. — Зад-то сверху, так что мы оба не внакладе.

— Да она вся состоит из одной задницы, — отозвался Фрэнки. — Как тут отличить перед от зада? — Он схватил ее за волосы, приподнял голову и, приблизившись лицом почти вплотную к ее лицу, потребовал отвечать ему с полной откровенностью: — Скажи, ты ведь не баба в полном смысле этого слова? Признайся, ты одна из этих сучьих гермофродиток, не так ли?

— Нет, она точно баба, — хихикнул Фрэнки. — Видишь, сиськи висят.

Джонни заспорил, что это еще ничего не значит — гермики всегда покупают себе резиновые сиськи, чтобы сойти за баб.

— Смотри! — упорствовал он. — Видишь, что я имею в виду? — Он начал злобно мять в руке грудь Тидди, сжимая ее со страшной силой.

Наконец-то у нее вырвался стон — от крика Тидди удерживало только отсутствие воздуха в легких. Но Джонни, казалось, его не услышал.

— Видишь, она же ничего не ощущает. Это потому, что сиськи не настоящие. Она гермик, работающий под бабу.

— Ты так думаешь? Ну, может быть... — Фрэнки внезапно ухватил Тидди за другую грудь и с силой вывернул ее.

Она попыталась вскрикнуть, но опять не смогла, так как получила удар в солнечное сплетение. Тидди потеряла сознание, а когда пришла в себя, то обнаружила, что сидит на конфорке кухонной плиты. Придерживая ее, парни заламывали ей пальцы и говорили почему-то тихо, словно какие-то конспираторы.

— Сейчас мы малость постряпаем, — бормотал Джонни. — Ты догадываешься, о чем я, дорогуша? Поэтому, если ты не гермик, то будешь вопить во всю глотку, а мы наконец узнаем, кто ты на самом деле.

— Сейчас ей лучше не выть, — так же тихо возразил Фрэнки. — Вот когда начнет поджариваться, сама все скажет.

В конфорке раздался звук, означающий, что пламя охватило горелку. Это была не та конфорка, на которой сидела Тидди, но она подумала, что именно та. Послышались еще два щелчка, и Тидди почувствовала, как пламя охватило ее ягодицы. Она ощутила, как жар проникает ей вовнутрь, уловила запах поджариваемого мяса и все-таки по-прежнему не могла закричать. Ее пальцы были выгнуты так, что еще немного и они будут сломаны, кроме того, она боялась нового удара в грудь. Тидди оставалось только терпеть. Слезы градом катились по лицу, мышцы судорожно подергивались, в самой сокровенной части тела все горело, пылало, жгло...

— Итак, ты не дама, верно? Дама же не станет выжимать из мужа последние соки и осложнять жизнь своему собственному ребенку? Так?

— Ох нет! Нет, нет, нет!

— Ты ведь будешь хорошо себя вести, верно? Быстро, тихо разведешься и больше никогда не причинишь Митчу ни малейшей неприятности?

— Ох да! Да, да, да!

— Ты постараешься быть женщиной или останешься стервой?

— Женщиной, женщиной, женщиной...

Еще несколько подобных вопросов и столь же коротких ответов, однако содержащих правду, и только правду, которая до конца выявляется лишь тогда, когда приходится выторговывать у смерти право на жизнь.

Ведь где кроется правда! В пространстве, отделяющем падающее вниз бренное тело от булыжной мостовой, в мгновении между принятым ядом и последним вздохом, в триллионной доле дюйма, оставшейся между пулей и мозгом, словом, тогда, когда человек делает последний шаг из жизни в смерть.

Поэтому Тидди, еще не совсем мертвая, узнала счастье и мир, которых до сих пор не ведала. Это выглядело так, словно вместе с горячей мочой, которую заставило вскипеть чувство страха, из нее вышла и вся грязь — ее аномалии, заскоки, дикая извращенность и связанная с этим деградация. Она ощутила себя чистой, будто заново рожденной.

Заботливо укутанная простынями, Тидди лежала в постели и с любовью смотрела на Фрэнки и Джонни, а те лучезарно поглядывали на нее сверху. Они были в своей тарелке и чувствовали себя отлично, словно только что сделали доброе дело и радовались тому, как хорошо справились с работой. Оставалось только уточнить детали.

— Так как же насчет развода, дорогуша?

— О, я займусь этим прямо сейчас. Дождаться не могу, так не терпится.

— Никто и не сомневается в твоем желании. Но вот как у тебя насчет денег? Их хватит, чтобы оформить развод?

Тидди счастливо пролепетала, что денег у нее много, и даже сказала сколько. Улыбки на лицах Фрэнки и Джонни исчезли, они обменялись взглядами. Не могло быть и речи, чтобы поживиться. Даунинг непременно об этом проведает — у него просто невероятный талант узнать про все грешки своих подчиненных, как бы те ни старались их скрыть. Он не поручал им грабить Тидди, а значит, вполне мог обвинить в ослушании и дурном поведении. Тогда как же поступить?

Даунинг велел им нагнать на женщину такого страха, чтобы впредь она и думать не могла причинить Митчу хоть малейшую неприятность. Вот и все, что, кстати сказать, они уже и сделали. Однако возникло непредвиденное обстоятельство. Надо же, эта чертова свинья лежит на матрасе, битком набитом деньгами, и они...

Обождите-ка минутку! Всего лишь одну минутку! Если нельзя отнять деньги, то это еще не означает, что они не вправе совершить акт справедливости. Разве допустимо, что эта свинья купается в зелени, в то время как они, прекрасные молодые люди, постоянно испытывают некоторый недостаток в средствах?

Фрэнки и Джонни вновь обменялись взглядами, в их глазах появилась злоба. Когда они вновь повернулись к Тидди, ее улыбка тут же угасла, она опять задрожала от ужаса.

— Это не твои деньги, — холодно сказал Фрэнки. — Ты вытянула их с кровью Митча.

— Н-но...

— Ты стерва, — объявил Джонни. — Никакая шлюха не станет обворовывать собственного мужа.

— Н-но... но...

— И ты вернешь их ему обратно, — распорядился Фрэнки. — Деньги его, и они должны быть у него.

— И сделаешь это как можно быстрее, — добавил Джонни.

Тидди пошевелила губами, пытаясь выразить вслух диаметрально-противоположные приказы, которые ей давали ее сознание и подсознание. Один требовал больше никоим образом не причинять Митчу неприятностей, и это она теперь прочно усвоила, другой же сулил ему новые беды...