Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 1 - Томпсон Джон. Страница 45
— Знаешь, Гарри, лучше подожди меня в машине, я сам постараюсь все уладить и со всем разобраться.
— О, дебил! Единственное, что он умеет — это размахивать кулаками. Чего же ты не пристрелил меня? — слезая с трупа девушки, переваливаясь через него говорил доктор Розенфельд, потирая правой рукой ушибленную челюсть.
— Послушай, Дэйл, ведь он ударил меня, и ты это видел, все это происходило на твоих глазах.
— Он, наверняка, и хотел сделать именно это, — веско сказал специальный агент ФБР.
— Что ты говоришь?
— Ты неправильно ведешь себя с ними.
— Я не могу вести себя с идиотами.
— Придется.
— Ты вытащил меня сюда, я хотел сделать тебе услугу, а ты…
— Ты сделаешь мне услугу, если будешь вести себя более корректно.
— Дэйл, ты, наверное, спятил, пообщавшись несколько дней с придурками, которыми кишит местный городишко. Опомнись, Дэйл!
— Тут тебе не Вашингтон.
— Я это заметил.
— А если заметил и не понял, то я сожалею.
— Я должен провести дополнительное вскрытие.
— Ты должен немедленно выдать тело девушки семье, и чтобы в полдень были анализы, тебе это ясно? Я приказываю, понял? — веско и немного зло сказал специальный агент ФБР, глядя в налитые злостью глаза патологоанатома.
— Спасибо, агент Купер, — к Дэйлу подошел доктор Хайвер и тронул его за плечо, — спасибо.
Когда все покинули помещение морга, Дэйл Купер подошел к телу Лоры, взял ее левую руку, свисавшую со стола, и положил на грудь девушки. В его глазах была и боль, и сострадание, и понимание.
А Альберт Розенфельд еще долго бегал в соседней комнате, выкрикивая ругательства и проклятия в адрес провинциальных тупиц и негодяев, которые помешали ему довести до конца то, ради чего он примчался сюда из Вашингтона.
Он проклинал Купера, проклинал шерифа, проклинал пожилого доктора:
«Все тупицы, все сволочи, их совсем не интересует то, чем я должен заниматься, они только хотят получить результаты. А как, как я могу их получить, если мне не дают работать, если мне не дают побыть наедине с трупом даже пару часов»?
В его голосе была горечь и разочарование настоящего ученого, настоящего профессионала, которого оторвали от любимого дела.
«Ублюдки! Уроды! Я вам покажу! Я вам устрою!»
Доктор Розенфельд еще полчаса кипятился, бегая по комнате. Он стучал кулаком в стену, нечто записывал в своем блокноте, потом закурил длинную сигарету с кубинским табаком и уставился в белый потолок.
«Вы от меня получите! Вы от меня получите результаты! Я вам такого насочиняю, что вы в жизни не разберетесь. Я вам покажу! Меня, специалиста экстракласса кулаком, ну это же надо? И было бы кто… Какой-то провинциальный шериф, мальчишка, и меня, патологоанатома… кулаком… Ну, я устрою. Буду жаловаться в инстанции. Я устрою, что этого твердолобого шерифа выставят за дверь, лишат всего. Я им покажу! Да и Купер, хорош, тоже мне друг… товарищ… коллега. Обратится он ко мне еще когда-нибудь. Я ему такое устрою! — и Альберт Розенфельд скрутил фигу и показал в дверь, — и тебе такое устрою, попросишь еще о чем-нибудь, в каком-нибудь исследовании…»
Наконец, он немного успокоился и вошел в помещение морга, где еще полчаса тому назад лежал труп девушки. Сейчас стол был пуст. Альберт Розенфельд схватил дрель, нажал на курок, и сверло со страшным визгом пропороло несколько отверстий в стальном нержавеющем столе. И это сразу же успокоило патологоанатома. Его энергия и злость нашли, наконец, выход.
Глава 14
Мистер Палмер придает другой смысл словам, услышанным из телевизора. — Несколько уколов успокоительного. — Приезд Мэдлин — племянницы мистера Палмера. Боже, как она похожа на Лору. — Норма беседует с членом комитета по досрочному освобождению заключенных, но, кажется, его интересует не только досрочное освобождение Хэнка. — У мистера Мони в Теин Пиксе одни сплошные неприятности. Но все-таки хорошо быть членом комитета по досрочному освобождению заключенных. — Лэди-С-Поленом не советует пить много кофе.
В доме Палмеров царила напряженная тишина. Ее нарушал лишь звук телевизора. Ужасно не к месту, казалось, звучали слова диктора, объявляющего о начале телесериала «Приглашение к любви».
Мистер Палмер без движения сидел на диване, уставившись в мерцающий экран телевизора. Рядом с ним сидела медсестра в белом халате и мерила ему давление. Мистер Палмер был, казалось, безучастен ко всему происходящему.
Он даже не вздрогнул тогда, когда медсестра отсоединила повязку тонометра, расстегнула ему манжет, откатала рукав и протерла локтевой сгиб ватой со спиртом. Он не вздрогнул даже тогда, когда она вонзила острие иглы в руку. Он только немного поморщился, когда она вводила ему успокаивающее лекарство.
— Спасибо, — чуть слышно прошептал мистер Палмер, прикрыв глаза.
Сестра собрала свои инструменты и ушла в соседнюю комнату. Ей самой было невыносимо сидеть в доме, где витал дух смерти.
В спальне наверху ее уже ожидала миссис Палмер, которой тоже предстояло сделать укол успокаивающего перед похоронами дочери.
Мистер Палмер вполуха слушал реплики героев телесериала. Такие обыкновенные слова в этот день приобретали другой смысл.
Герои говорили о любви и о смерти. Он принялся прислушиваться в то, что звучало из динамиков телевизора, пытаясь соотнести эти слова со своим сегодняшним положением.
Все фразы приобретали иной, глубокий смысл.
На экране седовласый старик подошел к письменному столу, тяжело опустился в кресло. Он достал чистый лист бумаги и принялся писать, проговаривая вслух:
«Моя дорогая дочь Джери. Из-за финансовых трудностей сегодня я решил покончить жизнь самоубийством. Извини меня, если можешь. Твой любящий отец».
Старик запаковал письмо дочери в конверт и положил на столе.
Тут у входных дверей прозвенел звонок.
Мистер вздрогнул.
В коридоре послышались шаги, и на пороге гостиной возникла высокая черноволосая девушка в больших очках.
Он не сразу услышал ее, всматриваясь в знакомое лицо.
— Дяди Лиланд, — сказала девушка. Только сейчас ее слова дошли до его сознания. Он прищурился, пытаясь узнать ее. Но никак не мог.
— Дядя Лиланд, — повторила девушка, — это я.
— Мэдлин? — медленно проговорил мистер Палмер, глядя свою племянницу.
Он не видел ее уже несколько лет. Да и освещения в доме было недостаточно. После смерти Лоры все окна в номе были закрыты жалюзи.
— Мэдлин? — вновь повторил мистер Палмер.
— Да, дядя, это я. Мне невыносимо жаль, — сказала она, опуская на пол тяжелую дорожную сумку.
Мистер Палмер медленно поднялся с дивана и пошел на встречу девушке. Та еле сдерживала слезы и бросилась ему навстречу. Она опустила голову ему на плечо и все время повторяла:
— Мне так жаль, мне так жаль, дядя Лиланд.
Мистер Палмер почувствовал, как его плечо становится мокрым от слез девушки. Ему самому на глаза наворачивались слезы. Он обнял Мэдлин, крепко прижал к себе. Они плакали вдвоем, стоя посреди гостиной. А из телевизора продолжали раздаваться банальные реплики актеров. И они уже потеряли для мистера Палмера свой смысл. Снова возникла реальная жизнь с ее горестями, бедами и несчастьями. И казались очень глупыми деланные чувства актеров, их тон, с каким они произносили самые сокровенные слова. Слова становились бесцветными и безвкусными.
— Мэдлин, Мэдлин, — повторял мистер Палмер, — если бы ты знала, как мне больно.
— Я понимаю вас, дядя Лиланд. Мне тоже очень больно, ведь я любила Лору, мы росли вместе.
— Конечно, конечно, — гладил по голове девушку мистер Палмер.
— Я никогда ее не забуду, — говорила Мэдлин.
— И я никогда не смогу забыть ее и простить себе, — говорил мистер Палмер.
— Дядя Лиланд, вы ни в чем не виноваты, в жизни всякое может случиться, — говорила Мэдлин, уткнувшись в его плечо.
— Хорошо, хорошо, успокойся, нам всем тяжело, — повторял мистер Палмер.