Проклятие Гавайев - Томпсон Хантер С.. Страница 2

Я не был знаком с мистером Эккерманом, но порекомендовал ему пройти на борт в аэропорту. У него был вид человека, который когда-то боролся за золото в большом теннисе в Гонконге, а потом перешел на вещи посолиднее. Золотой ролекс, белая льняная охотничья куртка, цепь из Тай Бата на шее, тяжелый кожаный кейс с замком из цифр на каждой молнии… То не были приметы человека, который внезапно запрется в туалете сразу после взлета и просидит почти час.

Это многовато для любого полета. Такое поведение вызывает вопросы, которые, в конечном счете, нельзя проигнорировать – особенно посреди великолепия салона первого класса 747 Боинга при пятичасовом перелете на Гавайи. Людям, выкладывающим столько денег, не по вкусу простаивать в очереди, дабы воспользоваться единственным доступным санузлом, пока в другом творится явная чертовщина.

Я был одним из них… Мой контракт с "Юнайтед Эйрлайнз" предоставлял, как мне казалось, право как минимум пользоваться стоячим душем с замком на двери столько, сколько мне понадобится, чтобы вымыться. Я провел шесть часов, болтаясь по Комнате с Красной Ковровой Дорожкой в аэропорту Сан-Франциско, споря с кассирами, тяжко надираясь и отбиваясь от накатывающих волнами странных воспоминаний…

На полпути между Денвером и Сан-Франциско мы решили сменить самолет, пересев на 747 Боинг. ДиСи-10 – самое оно для коротких марш-бросков и спанья, но 747-ой куда пригодней для командировок на дальние дистанции – в нем есть купольная комната отдыха, нечто наподобие пассажирского вагона в голове самолета, с диванами, деревянными карточными столами и отдельным баром, добраться до которого можно только по чугунной винтовой лестнице из салона первого класса. Это подразумевало риск лишиться ручной клади и произвести мучительную вынужденную посадку в аэропорту Сан-Франциско… но мне нужно было помещение для работы, а еще – немного растянуться или даже развалиться.

План на ближайшую ночь заключался в том, чтобы ознакомиться с объектом моего исследования на Гавайях. К прочтению предлагались мемуары, памфлеты и даже книги. Я вез с собой Ричарда Хью – "Последнее путешествие Капитана Джеймса Кука", Судовой журнал Уильяма Эллиса и "Письма с Гавайев" Марка Твена – здоровые книги, а также длинные памфлеты: "Острова Гавайи", "История побережья Коны", "Пуухонуа или Хонаунау" и многое другое.

– Нельзя так запросто явиться сюда и наваять о марафоне, – заявил мой друг Джон Уилбур, – на Гавайях гораздо больше всего, чем десять тысяч косоглазых, пробегающих мимо Пирл Харбор.

– Прекращай! – добавил он, – эти острова полны загадок, так что забудь про Дона Хо и прочий туристский мусор – здесь до черта того, чего большинство людей не догоняет.

Замечательно, подумал я – Уилбур мудр. Любой, кто готов променять "Вашингтон Редскинз" на дом у моря в Гонолулу должен был найти в жизни что-то, чего я не смог.

В самом деле. Коснись загадки. Давай. Все, что может материализоваться, вырвавшись из недр Тихого океана, стоит того, чтоб на это взглянуть.

После шести часов сплошных неудач и пьяного замешательства я, наконец, выбил два места на последний в тот день рейс до Гонолулу. Теперь мне нужно было где-то побриться, почистить зубы и, возможно, постоять попялиться в зеркало, как обычно гадая, кто же стоит по ту сторону.

Не существует ровным счетом никаких причин покупать билет на летающую посудину за десять миллионов долларов. Риск чересчур велик. Неа.

Это лишено смысла. Слишком многие ребята типа рано вышедших в отставку сержантов желали вызвать огонь на себя на подобных жестянках… слишком много психопатов и полоумных наркуш запирались в клозете, после чего закидывались колесами и пытались спустить самих себя по длинной голубой трубе.

Второй пилот врезал по двери кулаком.

– Мистер Эккерман! Вы в порядке?

Он колебался, потом позвал еще раз, уже гораздо громче.

– Мистер Эккерман! Говорит ваш капитан. Вам нехорошо?

– А? – послышался голос изнутри.

Стюардесса приникла вплотную к двери.

– Это скорая помощь, мистер Эккерман – мы можем достать вас оттуда за тридцать секунд, если понадобится.

Она победно улыбнулась Капитану Отвертке, а голос, тем временем ожил вновь.

– Я в норме. Выйду через минуту.

Второй пилот отступил и вытаращился на дверь. Шума внутри прибавилось – но, кроме звука бегущей воды, ничего.

К этому моменту уже весь пассажирский состав первого класса бил тревогу, констатируя кризис.

– Вытащите оттуда этого урода, – орал какой-то старик, – у него может быть бомба.

– О, Боже, – заверещала тетка, – у него там что-то есть!

Второй пилот вздрогнул, обернулся к пассажирам. Указал инструментом на старика, уже впадавшего в истерику.

– Ты! – рявнул он, – заткнись! Я разберусь.

Внезапно дверь открылась, и вышел мистер Эккерман. Он двинулся к проходу и улыбнулся стюардессе.

– Простите, что заставил ждать, – сказал он, – туалет свободен.

Он пятился по проходу, охотничья куртка небрежно свисала с руки, полностью ее не прикрывая. Со своего места я видел, что рука, которую он скрывал от стюардессы, была светло-голубой до самого плеча. От ее вида меня вмяло в сиденье. Мне нравился мистер Эккерман. Поначалу. У него был облик человека, который вполне мог разделять мои вкусы… но сейчас от него пахло неприятностями, и я был готов напинать ему по яйцам, как последнему ослу, за любую погрешность. Мое первое впечатление о нем к этому моменту испарилось. Это чувырло заперлось в сортире так надолго, что одна из его рук поголубела. Он уже не был тем благостным, задрапированным тихоокеанским яхтсменом, что сел на борт в Сан-Франциско.

Большинство пассажиров, похоже, были счастливы, что проблема с санузлом разрешилась мирно: ни признаков оружия, ни динамита, намотанного на грудь, ни невразумительных выкрикиваний террористских слоганов или угроз перерезать всем глотки… Дед по-прежнему тихонько канючил, не глядя на Эккермана, пятившегося по проходу к своему месту. Больше никто не переживал. Тем не менее, второй пилот глазел на Эккермана с выражением полнейшего ужаса на лице. Эккерман все еще старался прятать руку под курткой. Никто, кроме меня, этого не заметил – или, заметив, не осознал, о чем это говорит.

В отличие от меня и вылупившейся стюардессы. Второй пилот одарил Эккермана последним вялым взглядом, встрепенулся в явном отвращении, сложил свой десантный инструмент и сгинул. По пути к винтовой лестнице, ведущей наверх к кабине, он задержался в проходе возле меня и прошептал Эккерману:

– Ты, грязный ублюдок, не приведи тебе Бог еще раз попасться мне на рейсе.

Я видел, как Эккерман учтиво кивнул, после чего скользнул на свое место наискосок от меня. Я быстро встал и проследовал в ванную с бритвенными принадлежностями в руке – я тщательно заперся и первым делом аккуратно опустил сидение унитаза.

Есть лишь один способ окрасить руку в голубое на 747 Боинге на высоте 11.000 метров над океаном. Но истина столь невероятна, что даже большинство заядлых путешественников с этим не сталкивалось – и это, как правило, не то, о чем осведомленные станут трепаться.

Мощное дезинфицирующее средство, используемое большинством авиалиний для освежения воздуха в туалете – вещество, известное, как Дежерм, имеет ярко-голубой окрас. Впервые я увидел мужчину, выходящего из туалета в самолете с голубой рукой во время длинного перелета из Лондона в Заир, когда следовал на бой Али с Форманом. Корреспондент британских новостей из «Рейтер» ушел в ванную и каким-то макаром умудрился уронить единственный ключ от рейтерского телекса в Киншасе в алюминиевую дыру. Он вышел полчаса спустя, и до самого Заира весь ряд был в его полном распоряжении.

Уже натикало почти полночь, когда я вышел из туалета и вернулся на свое место, чтобы собрать материал для исследования. Верхнее освещение отключили, и пассажиры, в массе своей, спали. Пора было подняться в бар и взяться за работу. Предполагалось, что Марафон в Гонолулу составит лишь часть статьи. В остальном я планировал написать о самих Гавайях, о которых мне никогда не приходилось даже думать. У меня в сумке покоился литр бурбона, и я знал, что наверху полно льда, а сам бар пустует.