Книга откровений - Томсон Руперт. Страница 4
Без всякого намека на стеснение или колебание женщина стянула ему брюки от тренировочного костюма и вытащила пенис через ширинку трусов. Он опустился на сиденье, чтобы помочиться, - раньше он никогда этого не делал, решил, что так облегчит себе ситуацию, даже если придется повернуться лицом к женщине. Она тоже должна была ощущать мучительную неловкость, очутившись наедине с ним в таком специфическом месте. Он слышал ее дыхание, пока не полилась струя. Должно быть, ужасно жарко в этой ее накидке с капюшоном на голове, подумал он. И вроде бы даже уловил терпкий запах пота - так пахнет забродивший весной в цветах сок. Вдруг он понял, которая это из женщин - та, с грубыми руками и обкусанными ногтями. Это она принесла ему еду в первый раз. Это се голос, единственной из трех, он еще не слышал. Неожиданно он почувствовал прилив сил, что было удивительно не к месту и не имело никакой причины. У него даже перехватило дыхание. Это ощущение было мимолетным - едва возникнув, тут же исчезло.
Когда он закончил мочиться и встал, женщина подняла ему тренировочные брюки и, протянув мимо него руку, слила воду. И опять он не заметил в ее поведении никакого смущения или неловкости, только лишь четкое следование инструкции - есть задание, которое надо выполнить, и она выполняет его. Это лишь усугубляло нелепость его положения. Его действия оживили в памяти тот период жизни, о котором он, собственно, и не мог помнить. Несколькими простыми действиями она перечеркнула все тридцать лет его жизни, вернув к первым мгновениям пребывания в этом мире.
Сводив его в туалет, женщины моментально снова приковали его к полу, затем повесили наручники и кандалы на крючки в стене, оказавшиеся очень удобными для этого. Теперь кандалы висели за его спиной, вся троица отошла на какое-то время в левый угол комнаты.
Затем женщина с белыми руками и темным лаком на ногтях выступила вперед. Она стояла так близко, что он мог рассмотреть небольшую дырочку в плаще на уровне бедра, как будто след от зацепившегося ногтя; видны были и пятнышки высохшей грязи по краю подола.
- Ну что, лучше?
Он утвердительно кивнул.
Она стояла и смотрела на него сверху вниз. Из-под плаща высовывались туфли на резиновой подошве.
- Тебе не холодно?
Он отрицательно покачал головой.
- Ну да, - сказала она, - здесь довольно тепло.
Она опустилась на колени и пристально уставилась на него. Возможно, из-за того, что ее лицо было прикрыто капюшоном, казалось, что глаза у нее сверхъестественно светятся.
- Видишь, мы совсем не хотим тебя мучить, - сказала она, -совсем наоборот…
Как будто повинуясь таинственному сигналу, остальные женщины приблизились и тоже опустились перед ним на колени. Одна расположилась у него в ногах, а другая осторожно стянула с него свитер через голову. Под свитером у него была только старая рваная рубашка. Женщина начала расстегивать на ней пуговицы. У нее были изящные и сильные пальцы. Этот процесс раздевания отличался от того, которому он подвергся в туалете. Она это делала вкрадчиво, как будто в ожидании чего-то.
Пытаясь затруднить ей задачу, он попробовал повернуться на бок, но из этого мало что получилось, так как его руки и ноги были прикованы к полу. Оставалось только следить за тем, как прозрачные перламутрово-белые пуговицы выскакивают из петель.
- О да! - сказала или скорее выдохнула одна из женщин. Их пристальный интерес к нему витал в воздухе, его можно было, казалось, пощупать.
Он закрыл глаза, прибегнув к темноте как форме отрицания, попытке избежать унижения. Но обнаружилось, что с закрытыми глазами он может видеть даже лучше руки женщин и ощущать их действия. Вот их пальцы на поясе спортивных брюк, медленно развязывают узел, распускают шнурок…
- А ты очень красив, - слышит он.
- Такая гладкая кожа, - говорит другая.
Третья женщина что-то пробормотала, соглашаясь с ними.
Он почувствовал, как они начали ощупывать его, то осторожно, то с настойчивым любопытством. В конце концов не осталось ни одной складочки на теле, которую они не обследовали бы.
Ему трудно было определить по времени, как долго длился этот ритуал поклонения.
В какой-то момент он почувствовал, что освещение п комнате изменилось, и открыл глаза. Одна из женщин выключила электрический свет, а другая внесла в комнату зажженные свечи. Вся обстановка стала другой, более интимной и в то же время какой-то средневековой. Изменчивое подрагивание пламени свечей, его распахнутая одежда, как кожа препарированного животного… Его нагота - и три фигуры в капюшонах, склонившиеся над ним…
Он снова закрыл глаза.
В какой-то момент он почувствовал начинающуюся эрекцию, это накатывающее из глубины чресл напряжение, медленный, предательски упоительный прилив крови. Его тело восставало против него, изменяло ему. Глаза были все еще закрыты, но он услышал голоса женщин:
- Смотри.
- Он готов.
- Кто будет первой?
Потолка больше не было, стены расступились; наконец перед ним развернулись огромные пространства, а над ним нависало ярко-голубое небо. Перед глазами мелькал меняющийся пейзаж, Он видел искрящиеся соляные разводы на морском песке, тянущиеся на мили; луга с высокой травой, колышущейся под нависающими темно-серыми тучами. Видел желтые прерии в окружении гряды гор, погруженных в тень и из-за этого казавшихся окрашенными в черный цвет и цвет индиго. Его лица коснулся свежий порыв ветра, запутавшийся в волосах. Дождя не было, но в воздухе пахло дождем; может, он только что прошел или вот-вот начнется. В воздухе пахло пространством. Оно простиралось вокруг, огромное и трагичное, пространство, каким он никогда его не видел. И он здесь был один. Один, но не одинок. Было ощущение того, что он находится в центре, как ось в колесе, в центре вселенной, представленной во всех измерениях. Когда-то очень давно он уже испытывал похожее ощущение. Может, это было просто ощущение своей юности.
Он то стоял на месте, то бежал, но все время был один; никто не тревожил его, он был удивительно, сосредоточенно восторжен…
Хотя какой-то частью себя он сознавал, что вдруг может открыться дверь и зажечься свет - яркий и безжалостный, и что-то произойдет, вернув его назад, туда, где он реально находился - в ту белую комнату, где его руки и ноги скованы цепями.
Даже во сне присутствовала та часть его, которая это знала.
Пробуждение в темноте, в неизвестности. Потом - слабый свет, мягко падающий на него из окошка в потолке, падающий как легкий снег.
Ночь.
Он тихо лежал и прислушивался. Снаружи не доносилось никаких звуков. Ни сигналов патрульных полицейских машин, ни пьяного пения припозднившихся гуляк - ничего.
И вдруг он вспомнил. Запах резины, слабый, почти успокаивающий. Стальной холод наручников. Металлическое позвякивание цепей при каждом движении…
После того как женщины закончили возиться с ним, после того, как все завершилось, они приладили кольца таким образом, чтобы у него была большая свобода движений. Он мог менять положение во время сна. Мог перевернуться при желании на живот или лечь на бок. Можно было даже поднести руки к лицу или согнуть ноги в коленях. Ему стало свободнее двигаться, но он не был свободен.
Что там сказала эта женщина?
«Ты теперь наш. Ты принадлежишь нам».
Он не испытывал ничего, кроме стыда и унижения. Нет, не совсем так. Он ощущал что-то еще. Было еще чувство, притаившееся за другими, смутное и коварно-предательское, -странное возбуждение…
Как только у него появилась эрекция, он тут же кончил -сперма выплеснулась из него фонтаном, залив ему весь живот. Женщины по очереди склонялись над ним, чтобы слизать ее теплыми влажными языками. Они даже поспорили, кому достанется мутноватая капелька на кончике пениса, последнее свидетельство свершившегося оргазма. В какой-то момент он попытался что-то сказать, но одна из женщин закрыла ему рот рукой, на которой был его запах.
- Нет, не говори ничего. Ты только этим все испортишь.