Галили - Баркер Клайв. Страница 132

— Вы его сестра? — спросила Рэйчел.

— Сестра?

— Сестра Галили?

— Нет, — ответила она с улыбкой. — Я его мать. Цезария Яос Барбаросса. А как тебя... звали до того, как ты стала Гири?

— Палленберг.

— Рэйчел Палленберг.

— Верно.

— Скажи... ты не жалеешь? Что вошла в эту отвратительную семью?

Рэйчел задумалась, прежде чем ответить. Возможно, было бы благоразумней сказать, что она всем сердцем и до глубины души жалеет о своем замужестве, но она не смогла этого сделать. Это было бы неправдой. Как и во всем прочем, в ее браке были свои плюсы и минусы.

— Я думала, что люблю мужа, а он любит меня, — призналась Рэйчел. — Но, как выяснилось, я была влюблена в ложь.

— И что это значит?

— Что я могла бы быть счастливой, поскольку у меня было все...

— И ты не жалеешь? Даже несмотря на то, что пришлось потерять себя?

— Почти, — уточнила Рэйчел. — Почти потерять.

— Скажи, а твой муж здесь, в доме?

— Нет.

— Стало быть, тут только женщины? — При этом Цезария бросила взгляд на дверь.

— Пощадите их, — попросила Рэйчел. — Они хорошие люди.

— Я же сказала, что пришла сюда не затем, чтобы причинить кому-то вред. Я пришла, чтобы свидетельствовать.

— Тогда зачем все это? — Рэйчел обвела взглядом разгромленную комнату.

— Он вывел меня из себя, — ответила Цезария. — Он пытался меня купить. «Я отдам тебе все, что у меня есть, только оставь меня в покое». — Цезария сверкнула глазами в сторону Кадма. — У тебя нет того, что я хочу, старая рухлядь, — сказала она. — К тому же этот дом стоило бы вычистить сверху донизу. Он знает почему. Он все понимает. Пора перестать притворяться. Все то, что он накопил, все, что давало право ему мнить себя королем, следует уничтожить, — Цезария направилась в сторону Кадма, — кроме того, ему будет легче уйти, если здесь ничто не будет его держать.

— Одно дело, если вы хотите разрушить дом, — начала Рэйчел. — Но другое — сидеть и ждать, пока старый немощный человек истечет кровью. Это жестоко. — Цезария пристально посмотрела не нее. — Вы не считаете, что это жестоко?

— Я об этом не думала, — ответила та. — Может быть. Но позволь заметить, этот человек заслуживает гораздо худшей участи за то, что сделал.

— Вам?

— Нет, моему сыну. Атве. Или Галили, как он предпочитает себя называть.

— Что Кадм сделал Галили?

— Скажи ей, — обращаясь к умирающему, велела Цезария. — Ну, давай говори. Другой возможности у тебя больше не будет. Поэтому говори!

Ответа не последовало. Рэйчел посмотрела на Кадма, он сидел, низко свесив голову — не то от стыда, не то от упадка сил.

— Уж не думал ли ты, что твоей тайны никто не узнает? — продолжала Цезария. — Я все видела. Ты заставил моего ребенка убивать твою собственную плоть и кровь. Я все видела. — Кадм едва слышно всхлипнул. — Скажи ей, что это правда, — настаивала Цезария. — Не будь таким трусом.

— Это правда, — выдавил из себя Кадм.

— Кстати, а твоя жена знает об этом? — спросила Цезария. Кадм медленно поднял голову, и Рэйчел увидела лицо еще более страшное в своей безжизненности, чем было прежде, — совершенно обескровленное, с посиневшими губами, желтыми зубами и белками глаз.

— Нет, — ответил он.

— Тогда пусть она войдет, — сказала Цезария Рэйчел. — Я хочу, чтобы она знала, что он от нее скрывал. Но прислуга пусть останется за дверью. Это семейное дело.

Хотя Рэйчел не слишком любила, когда к ней обращались таким повелительным тоном, она не стала спорить и послушно отправилась исполнять то, что ей велели. За дверью, которая открылась без труда, стояли Лоретта и Джоселин.

— Почему ты закрыла дверь? — потребовала объяснений Лоретта.

— Это не я, — ответила Рэйчел. — У Кадма Цезария Барбаросса. Она хочет вас видеть. А Джоселин должна уйти.

— Цезария? — пронзительный голос Лоретты превратился в хриплый шепот. — Как она сюда попала?

— Не знаю, — Рэйчел отошла в сторону, чтобы Лоретта увидела, во что превратилась комната старика. — Она говорит, что пришла увидеть, как Кадм умрет.

— Вот как? Она не получит этого удовольствия, — отстранив Рэйчел, Лоретта переступила порог и вошла в комнату.

— А мне что делать? — спросила Джоселин.

— Просто уйдите.

— Может, позвать Гаррисона?

— Нет. Просто уйдите из дома, и все. Вы сделали все, что могли.

Судя по испуганному лицу, Джоселин очень хотелось покинуть дом, но глубокая преданность не давала ей сделать это.

— Если вы не уйдете сейчас, то другой возможности может не представиться, — предупредила ее Рэйчел. — Подумайте о своей семье. Идите.

Слова Рэйчел точно сняли камень с души Джоселин.

— Спасибо, — сказала она и пошла в сторону лестницы.

Рэйчел закрыла за ней дверь и вернулась в гущу происходящих в комнате событий. Лоретта, избрав, с ее точки зрения, наиболее подходящий метод общения с Цезарией, бросилась в атаку.

— Что вы тут делаете? — выкрикнула она. — Вы проникли в мой дом, и я требую, чтобы вы немедленно ушли.

— Это не твой дом, — сказала Цезария, продолжая смотреть на Кадма, который по-прежнему сидел на корточках, прислонившись к стене. — И не его.

Лоретта стала было возражать, но Цезария не обращала внимания на ее слова.

— Его построил мой сын, и ему, — она указала на Кадма, — это прекрасно известно. Он построил этот дом, пролив кровь, которая принесла вам удачу, и пролив свое семя.

— О чем вы говорите? — Голос Лоретты не утратил своего напора, но в нем появились нотки беспокойства, а значит, слова Цезарии не стали для нее откровением.

— Скажи ей, — обратилась Цезария к Кадму, но он в ответ лишь затряс тяжелой головой. — Послушай, старик, — приблизившись на шаг к скрюченной в углу фигуре, произнесла она, — ну-ка поднимайся с пола.

— Он не может... — сказала Лоретта.

— Заткнись! — рявкнула Цезария. — Слышишь меня, старик, немедленно встань!

Едва это приказание сорвалось с ее уст, как голова Кадма откинулась назад, и теперь он смотрел прямо на Цезарию. Дюйм за дюймом он стал подниматься, прижавшись спиной к стене, но не по своему желанию. Его ноги были слишком слабы, чтобы вынести вес тела. Это делала Цезария. Она заставила его подняться усилием своей воли.

Казалось, Кадм не слишком расстроился из-за того, что с ним обращаются как с марионеткой. Его лицо осветилось улыбкой, будто то, как с ним обращалась эта женщина, доставляло ему какое-то извращенное удовольствие.

Зачарованная и испуганная Рэйчел встала рядом с Лореттой.

— Пожалуйста, не делайте этого, — попросила она, — дайте ему спокойно умереть.

— Он не желает спокойно умирать, — сказала Цезария и поглядела на Кадма. — Учитывая то, что тебя ждет, я не могу придумать ничего лучшего. Кто знает, вдруг это поможет тебе очистить душу? Может статься, что истинную цену придется платить вовсе не тебе, а тем, кто останется после тебя в этом мире. Твоим детям. Твоим внукам. Твоей жене.

Она стояла к нему так близко, что почти касалась его, хотя в этом и не было никакой необходимости. Она крепко держала его силой воли и слов.

Слезы выступили у Кадма на глазах, рот слегка приоткрылся, и он заговорил голосом, который скорее походил на шептание призрака.

— Не могли бы мы... заключить мир? — еле слышно пробормотал он.

— Мир?

— Между нашими семьями....

— Слишком поздно.

— Нет...

— Ты убил свою плоть и кровь руками моего сына, — сказала Цезария. — Твои амбиции привели Атву к безумию. Своими делами ты посеял страшные семена. Страшные, страшные семена.

Слезы полились по щекам Кадма, неестественная улыбка сошла с его лица, оно теперь напоминало маску трагедии: скорбно изогнутый рот, впалые щеки, глубокие морщины на лбу.

— Не наказывай их за то, что я сделал, — взмолился он. — Ты можешь... остановить... эту войну... если захочешь.

— Я слишком устала, — сказала Цезария. — И слишком стара. К тому же мои дети желают войны не меньше твоих. Так что я ничего не могу поделать. Приди ты ко мне с раскаянием лет пятьдесят назад, быть может, мне удалось бы что-нибудь придумать. А сейчас слишком поздно. Нам всем поздно отступать.