Галили - Баркер Клайв. Страница 22

— И тебя тоже, — ответил Зелим.

Глава V

1

Зелим видел достаточно, даже более чем достаточно. Толпа вновь пришла в возбуждение, когда тела вынули из петель и начали готовить к обезглавливанию. Родители посадили детей на плечи, дабы те могли лучше видеть происходящее. У Зелима это зрелище вызвало отвращение. Он торопливо отвел глаза, подхватил блохастую собаку, по-прежнему отиравшуюся у его ног, и принялся протискиваться сквозь толпу.

Вдруг он услышал чей-то голос за своей спиной:

— Значит, тебе противен вид крови?

Обернувшись, Зелим увидел ту самую женщину, которая рассказывала о нечестивых книгах, хранившихся в Самарканде.

— Нет, вовсе не противен, — пробормотал Зелим, воспринявший ее слова как упрек в нехватке мужественности. — Мне просто надоело. Стоит ли смотреть, как издеваются над трупами? Они уже не способны страдать.

— Ты прав, — кивнула женщина.

Судя по одежде, она была вдовой, однако Зелим разглядел, что собеседница его еще молода, всего на год-два старше, чем он сам.

— Зато мы способны страдать, — произнесла она. — Те, кто остался в живых.

Вероятно, до чудовищного события, приключившегося с ним по пути, Зелим не смог бы понять смысла этих слов, но теперь истина открылась ему в полной мере. Собственные страдания не прошли для него даром: они научили его сочувствовать несчастьям других.

— Я всегда думал, для наших страданий есть причины... — негромко заметил он.

Толпа издала ликующий рев. Оглянувшись, Зелим увидел одну из отрубленных голов, одетую на пику; кровь, хлеставшая из перерезанной шеи, искрилась и блестела на солнце.

— Что ты сказал? — спросила женщина и подвинулась к нему ближе, поскольку поднялся такой шум, что расслышать хоть слово было трудно.

— Так, ерунда, — вздохнул Зелим.

— Пожалуйста, скажи мне, — настаивала женщина. — Я хочу знать.

Зелим пожал плечами. Слезы подступили к его глазам, но какой мужчина позволит себе плакать в таких обстоятельствах?

— Почему бы тебе не пойти со мной? — предложила женщина. — Все мои соседи здесь, любуются на этот кошмар. Если ты пойдешь со мной, никто этого не увидит. Никто не будет о нас сплетничать.

Зелим, прежде чем ответить, немного подумал.

— Пойдем. Только со мной собака, — сказал он наконец.

2

В доме этой женщины Зелим провел шесть лет. Конечно, через неделю после того, как он поселился у нее, пошли сплетни, но люди здесь были не такие, как в Атве, никто не вмешивался в чужие дела. Зелим жил счастливо с вдовой Пассак и со временем полюбил ее. Она была женщиной весьма практического склада, но по ночам, при плотно закрытых дверях и ставнях, становилась страстной и пылкой. По непонятным причинам, раскаленный ветер пустыни, приносивший с собой тучи горячего песка, оказывал на нее особое влияние. Стоило вдове ощутить его жаркое дыхание, она утрачивала обычную сдержанность и стыдливость и была готова на все, чтобы доставить Зелиму наслаждение. В такие дни он любил ее еще больше.

Но воспоминания об Атве и о чудесной семье, в один далекий день вышедшей на морской берег, никогда не оставляли его. Не забывал он и о пережитых страданиях, и о странных мыслях, посетивших его в те минуты, когда он смотрел на своих мучителей, вздернутых на виселицу. Все, что он некогда испытал, жило в его сердце, и подобно вину, которое с годами становится все более крепким и изысканным, сознание его зрело и развивалось.

Наконец, через шесть лет, после множества счастливых дней и ночей, проведенных с вдовой Пассак, он понял — настал час испить это вино.

Это случилось как раз, когда шквал огненного ветра, прилетевшего из пустыни, заставил их с Пассак ночью предаваться любви целых три раза. После того как они утолили свою страсть, Пассак уснула, а Зелим никак не мог сомкнуть глаз. Он ощущал какое-то странное возбуждение, глаза его горели, словно обжигающий ветер, бушевавший за стенами, проник внутрь их жилища и опалил ему веки.

В углу жалобно поскуливала собака, за эти годы сильно постаревшая и ослепшая.

— Тише, псина, — прошептал Зелим. Он не хотел будить Пассак, боясь, что она помешает ему разобраться в охвативших его необычных ощущениях.

Зелим сжал голову руками. Как он жил все это время? Конечно, останься он в Атве, ему был бы уготован даже более безрадостный удел, но разве его жизнь здесь имеет хоть какой-то смысл? В Атве человеческое существование подчинено вечным законам природного круговорота. Человек рождается, он растет, набирается сил и выходит в море, чтобы ловить рыбу, потом стареет, вновь становится слабым, как дитя, и умирает, твердо зная, что его место в мире займут новые рыбаки. Но жизнь Зелима лишена подобной определенности. Он бредет по своему пути наугад, подчиняясь лишь игре случая, находит страдания там, где надеялся обрести утешение, и наслаждение там, где ждал встретить печаль. Он видел дьявола в человеческом обличье, и в этом же обличье представало перед ним божество. Нет, жизнь его вовсе не так бедна событиями, как он ожидал.

«Я должен рассказать обо всем, что знаю, — решил Зелим. — Именно поэтому я и послан в этот мир: рассказать людям обо всем, что я видел и пережил, и тогда моя боль никогда не повторится. Тогда люди, идущие вслед за мной, будут подобны моим собственным детям, ибо я наделю их своими силой и опытом».

Он поднялся, подошел к спящей Пассак и склонился на колени перед ее узкой постелью. Зелим коснулся губами щеки своей спящей возлюбленной. Пассак открыла глаза. Впрочем, она давно уже лежала без сна.

— Если ты уйдешь, я буду грустить, — сказала она. И добавила после минутного молчания: — Но я всегда знала, что ты когда-нибудь уйдешь. И удивлялась, что ты остаешься со мной так долго.

— Но как ты догадалась?

— Ты разговаривал вслух. Разве ты не замечал? Ты все время разговаривал вслух. — Одна-единственная слезинка сорвалась с ресниц Пассак, но в голосе ее не было печали. — Ты необычный человек, Зелим. Думаю, ты сам не подозреваешь, насколько ты необычен. И ты знаешь многое... о чем стоит поведать людям. Может, это родилось в твоей голове, может, ты видел это...

В словах ее не прозвучало и тени упрека, и это так тронуло Зелима, что он не мог сдержать слез.

— Я была счастлива с тобой все эти годы, любимый мой. Я и надеяться не смела, что буду так счастлива. И после того, как ты дал мне так много, было бы черной неблагодарностью просить большего. — Она подняла голову и поцеловала его. — А теперь уходи быстрее. Так будет лучше.

К горлу Зелима подступили рыдания. Все мысли о собственном предназначении, которыми он тешился несколько минут назад, внезапно оставили его. Как он мог подумать о разлуке с женщиной, которую полюбил всем сердцем?

— Я никуда не уйду, — сказал он. — Сам не знаю, что взбрело мне в голову.

— Нет, ты уйдешь, — возразила Пассак. — Если ты не уйдешь сейчас, значит, уйдешь потом. Так что лучше не откладывать.

Зелим вытер слезы.

— Нет, — решительно произнес он. — Я останусь здесь, с тобой.

И он остался. Из пустыни по-прежнему прилетали обжигающие бури, и они с Пассак по-прежнему предавались любви в своем маленьком домике, где в очаге горел огонь, а ветер бушевал за стенами. Но счастье Зелима было отравлено, то же самое произошло и с Пассак. Он сердился на нее за то, что она удержала его рядом с собой, хотя она настаивала на его уходе. Она же чувствовала, что теперь, когда у него не хватило решимости уйти, ее чувство к нему начало слабеть, каждый новый день, проведенный вместе с ним, убивал их любовь — самое чудесное, что она испытала в жизни.

Печаль ее становилась все сильнее и наконец свела ее в могилу. Странно, но такая сильная женщина, пережившая смерть мужа, не сумела перенести смерти своей любви, хотя тот, кого она любила, оставался с ней рядом до конца. Зелим предал земле тело Пассак и на следующий день двинулся в путь.