Галили - Баркер Клайв. Страница 38

А произошло следующее: незадолго до сумерек ее отыскала Лоретта и спросила, не хочет ли она познакомить свою мать и сестру с Кадмом, который собирается уйти отдыхать. Старик прибыл на церемонию в кресле на колесиках под бурные аплодисменты собравшихся, когда уже разрезали свадебный торт. Кадм произнес короткий тост в честь жениха и невесты и удалился в тихий тенистый утолок; к его креслу дозволялось приблизиться лишь избранным из огромного числа желающих засвидетельствовать старику свое почтение. Разумеется, он познакомился бы с родными Рэйчел раньше, но только в девять вечера стал иссякать поток людей, жаждущих пожать его руку. Лоретта предупредила, что Кадм очень устал и не следует злоупотреблять его вниманием.

Но Рэйчел показалось, что, несмотря на все волнения этого дня, Кадм держался куда лучше, чем на собственном дне рождения, — для своих девяноста шести лет он выглядел молодцом. Кадм удобно устроился в плетеном кресле с высокой спинкой, со стаканом бренди и сигарой в руках. Лицо его все еще было красиво, но то была красота старинной вещи, и, несмотря на избороздившие это лицо глубокие морщины, оно было исполнено величия. Потемневшая кожа Кадма напоминала дерево благородной породы, а глубоко посаженные глаза поблескивали, как драгоценные камни. Речь его была медлительной и порой неразборчивой, но при этом обаянию Кадма позавидовали бы многие мужчины моложе раза в четыре. И несомненно, он помнил, как следует вести себя с представительницами прекрасного пола. Этот человек похож на киноактера, подумала Рэйчел, на знаменитого экранного героя, в прошлом окруженного таким обожанием, что теперь, когда годы его расцвета остались далеко позади, он все еще уверен в своей власти над сердцами. А уверенность в себе — самая главная составляющая обаяния. Все остальное можно взять напрокат.

Лоретта, дав Рэйчел необходимые указания, удалилась к гостям, оставив Кадма, который восседал на своем кресле, как король в окружении придворных.

— Я хотел сказать, что я горд, — неспешно проговорил он, — что семья Гири получила такие украшения, как вы, ваша мать и сестра. Осмелюсь сказать, все вы невероятно очаровательны.

Он отдал свой стакан стоявшей рядом женщине (Рэйчел решила, что это сиделка) и взял невесту за руку.

— Прошу прощения за свои ледяные пальцы, — сказал он. — Ныне кровообращение у меня не то, что прежде. Я знаю, вас с Митчеллом связывает сильное чувство. И признаюсь, ему крупно повезло. Многие... — Кадм смолк и на несколько мгновений смежил веки. Затем глубоко вздохнул, словно извлекая запас скрытой энергии, момент слабости остался позади. — Прошу прощения. Я хотел сказать, многие люди проводят свою жизнь, так и не узнав воистину сильного чувства, подобного тому, что вы с Митчеллом питаете друг к другу. Впрочем, мне удалось испытать нечто подобное. — Губы его тронула слабая улыбка. — Но, к сожалению, не к своим женам. — Рэйчел услышала, как ее сестра Динни, стоявшая у нее за спиной, подавила смешок, обернулась и предостерегающе нахмурилась, но Кадм ничего не заметил. Улыбка, игравшая на его лице, превратилась в лукавую усмешку. — Вы, дорогая моя Рэйчел, очень похожи на женщину, которую я некогда боготворил. Сходство так велико, что, увидев вас в первый раз — на том маленьком празднике, который устроила Лоретта, чтобы лишний раз напомнить мне, что я отношусь к числу ископаемых древностей, — так вот, увидев вас, я подумал: у нас с Митчеллом одинаковые вкусы.

— А можно узнать, кем была эта женщина? — спросила Рэйчел.

— Я с удовольствием рассказал бы вам о ней. Впрочем, я могу не только рассказать. Вы не откажетесь заглянуть ко мне на следующей неделе?

— Конечно, не откажусь.

— Тогда я покажу вам ее, ту женщину, которую некогда любил. Вы увидите ее на экране. Там время ее никогда не коснется. Она всегда останется молодой... в отличие от меня.

— Я буду с нетерпением ждать возможности взглянуть на нее.

— Как и я, — в голосе Кадма звучала усталость. — Что ж, леди, думаю, мне пора отпустить вас и не мешать вам веселиться.

— Нам было очень приятно с вами познакомиться, — подала голос Шерри.

— А мне еще приятнее, — ответил Кадм. — Поверьте, я не кривлю душой.

— Да, таких мужчин больше не встретишь, — изрекла Шерри, когда они удалились на достаточное расстояние.

— Ты, я смотрю, влюбилась в старичка, — усмехнулась Динни.

— Вот что я скажу, — обратилась Шерри к Рэйчел, не обращая внимания на выпад другой дочери, — если Митчелл унаследовал хотя бы половину достоинств своего деда, тебе не придется ни о чем жалеть.

Глава VIII

Третье и последнее недоразумение, о котором я намерен сообщить вам, произошло уже после наступления сумерек; из всех маленьких неприятностей эта, несомненно, была самой серьезной.

Позвольте сначала описать место действия. Вечер, как я уже упоминал, выдался чудесный, и хотя гости уже начали потихоньку разъезжаться, многие не спешили домой и продолжали болтать, танцевать и выпивать. Не зря столько труда было положено, чтобы развесить на деревьях электрические гирлянды. После девяти на небо набежали тучи, и разноцветные фонарики с успехом заменяли звезды — создавалось впечатление, что на ветвях деревьев покачиваются светящиеся плоды. Наступила пора, когда молодых так и тянет шепотом признаваться друг другу в любви, а пожилых — вспомнить старые обещания и дать новые. В эти минуты они искренне верили, что станут снисходительнее, сумеют впредь проявлять друг к другу больше внимания и возродят нежность, связывающую их в первые годы брака.

Никому из гостей и в голову не приходило, что за ними могут шпионить. Так как среди собравшихся было немало выдающихся личностей, дом и сад находились под усиленной охраной. Но теперь, когда некоторые наиболее важные гости отбыли и вечеринка близилась к концу, сотрудники службы безопасности несколько ослабили бдительность. Никто из них не заметил двух фотографов, которые перелезли через ограду на восточной стороне сада. Впрочем, там газетчики не обнаружили ничего, что могло бы вызвать интерес их редакторов. Несколько пьяниц дремали в креслах, но ни один из них не относился к числу сильных мира сего. Разочарованные лазутчики двинулись вдоль лужаек, спрятав камеры под куртками, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Дойдя до танцевальной площадки, они разделились.

Один из них — Бакминстер — направился к самому большому навесу, рассчитывая, на худой конец, найти там какую-нибудь заплывшую жиром знаменитость, набивающую свою утробу. А его товарищ Пеналоца, окинув взглядом площадку, где несколько пар кружились в медленном вальсе, решил попытать счастья в саду.

Но и там взору его не открылось ничего соблазнительного. Пеналоца изрядно поднаторел в подлых законах своей профессии и знал, чего хотят читатели. Они жаждут увидеть известных людей в момент совершения хотя бы одного — а лучше нескольких — смертных грехов. К числу наиболее желанных грехов относились чревоугодие и алчность, а лучше всего были похоть и ярость. Но, увы, под увитыми разноцветными лампочками деревьями никто не предавался разврату и не набрасывался с кулаками на ближнего своего. Пеналоца уже подумывал, как проникнуть в дом, как вдруг рядом с ним раздался женский смех. Репортер насторожил уши, мгновенно различив в этом смехе нотки смущения и неловкости.

Женщина вновь рассмеялась, и на сей раз фотографу удалось ее рассмотреть. Впрочем, увидев ее, он глазам своим не поверил. Небо послало ему великую удачу — в нескольких метрах от него пьяно покачивалась Мередит Брайсон, дочь сенатора, а какая-то женщина, расстегнув ее блузку, прильнула лицом к ее груди.

Пеналоца извлек из-под куртки камеру. Вот это будет кадр! Но ему было необходимо подвинуться немного поближе, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что на снимке именно Мередит. Держа камеру наготове, он сделал пару осторожных шагов, намереваясь в случае опасности быстро щелкнуть и обратиться в бегство. Однако женщины, поглощенные друг другом, не замечали ничего вокруг. Да, ухмыльнулся про себя Пеналоца, если события будут развиваться с такой скоростью, снимок даже могут счесть слишком непристойным для публикации.