Великий обман. Выдуманная история Европы - Топпер Уве. Страница 58

Венчает надпись христианский крест с одинаковыми лилиями на четырех концах. Сам Кирхер утверждает, что крест похож на тот, что, отправляясь на отвоевание Святой земли, нашивали на плащи крестоносцы: так называемый «мальтийский крест». Это не совсем верно: тот на концах был только раздвоен. Но в одном Кирхер прав: крест с лилиями появился только в XII веке, во время христианского завоевания (пресловутой реконкисты) Испании. Это был символ истребителя мавров Сантьяго. До XII века изображения подобного креста нигде не встречаются, и уж тем более у сирийских миссионеров VIII века.

То же и китайский текст, состоящий из 1789 слоговых знаков [187]: он недостоверен не только из-за неправильно указанного количества книг Нового Завета в сирийской церкви. Место, отводимое Кирхером под цифры, не содержит китайских цифр; сам он в «дословном» переводе пишет (словами, то есть опечатка исключена) о тридцати четырех книгах. Зато во втором рассказе о находке и надписи на камне в той же книге, цветистом, похожем скорее на свободное изложение, чем на перевод, он говорит о 27 книгах.

Уже первые строки текста надписи заставляют вспомнить знаменитые начальные стихи Иоанна, только вместо «Слово» проставлено китайское «Принцип». Подмешаны в текст также даосские и буддийские понятия; слова «Бог» в форме Холоой (=Алаха, Элохим) и «Сатана» – Сотан, представлены в соответствии с фонетическими особенностями китайского языка [188]. Иисуса зовут Ми Ксио (Мессия) [189]; к его колыбели приходят предсказатели судьбы из Персии; имеется намек на Нагорную проповедь, но отсутствует смерть на кресте. Великолепно описано «вознесение» ровно в полдень.

Описание Палестины, долженствующее подчеркнуть древность надписи, заимствовано из китайских романов о таинственной большой стране на Западе (ученые спорят о том, имеется ли в виду Большая Сирия или Византия) и по достоверности сопоставимо со сказками «1001 ночи».

И, разумеется, там зафиксирован догмат о чистилище. Кирхер это доказывает, приводя длиннейшие цитаты из Библии и сочинений отцов церкви (с. 52). Столь многословная аргументация свидетельствует о том, что, как установил Ле Гофф, представления о чистилище были еще новы даже и для XVI века. Из чего следует, что надпись фальсифицирована.

Разоблачение неразоблачимой подделки

Сирийские слова по краям несторианского камня – это, собственно, только имена миссионеров. В отличие от первоклассной китайской каллиграфии основного текста, «сирийский фрагмент» выполнен настолько халтурно, что становится очевидно: надпись вырезал не иезуит, а – по «шпаргалке», предоставленной патером Триго, – китаец, для которого сирийский был абсолютно незнакомым языком. Однако именно сирийский текст крайне важен: в нем увековечен год создания надписи, 1092-й по греческому летоисчислению. Считая началом греческого летоисчисления 310 год до н. э., как это принято делать, мы получаем дату установки камня – 782 год н. э. Этот пункт Кирхер обосновывает столь же подробно, сколь и утомительно. Он с воодушевлением указывает на то, что в надписи присутствует двойная датировка: еще одно указание даты относится к упоминаемому в ней китайскому императору. Мы еще увидим, куда приведет нас этот роскошный вывод.

Эммануэль Диас, описывавший находку в одном из посланий от августа 1625 года, вдруг делает ее на 250 лет старше; в письме же от 1627 года он возвращается к первоначальной дате. Следовательно, в этом вопросе среди иезуитов первоначально имелись разные точки зрения.

И еще несколько подробностей, связанных с обстоятельствами находки: в 1625 году иезуит патер Триго и крещеный за два года до события китаец Мельхиор Чу (высокообразованный человек знатного рода) отправились в Сиань Фу, одну из древних столиц Китая. Там была найдена мраморная плита, сразу же признанная Триго подлинной. Находка вызвала в народе необыкновенный ажиотаж; взглянуть на нее прибыл сам губернатор. Все, от мала до велика, дивились неоспоримому доказательству непрерывности христианской традиции. Дело в том, что китайцы все время упрекали миссионеров в том, что никто, мол, в Китае прежде ничего не слышал об этом якобы древнем учении, о христианстве.

Доказательство древности происхождения для китайца неизмеримо важнее, чем для европейца [190], поэтому миссионеры считали себя вынужденными представить китайцам длительный «ряд предков» христианской религии. Позже, в 1650 году, в иезуитской церкви в Пекине была установлена каменная доска с перечислением «предтеч», начиная со Святого Фомы, одного из 12 Христовых апостолов, сирийских миссионеров, Франца Ксавера, никогда, кстати, не бывавшего в Китае [191], заканчивая Матео Риччи, первым истинным гением китайской миссии иезуитского ордена [192].

Кого не хватает в этом списке? Миссии францисканцев XIII-XIV вв., считающейся сегодня реальным событием прошлого. Ее, конечно, охотно бы вписали, будь она к тому времени уже изобретена.

Итак, важнейшим связующим звеном между легендой о Святом Фоме и нашей действительностью оказывается «несториан-ский камень» (таково принятое современное название находки в Сиань Фу) (рис. 40; 41). Он выполняет сразу две функции: льстит самолюбию китайцев (довольных почтенным возрастом христианской миссии), а в глазах европейцев выступает в роли неопровержимого доказательства более чем тысячелетней верности католической церкви своим догматам – о триединстве, чистилище, непорочном зачатии Девы Марии и неотделимости божественной природы Христа от человеческой.

Однако для европейских вольнодумцев именно эти относительно недавние римские догмы послужили основанием считать надпись на камне подложной. Я задаюсь вопросом: почему Триго был так неосторожен? Наверное, он хотел добиться только первого эффекта: произвести впечатление на китайцев. Местный «конвертит» (католический новообращенный), который гравировал камень, знал только католическую веру XVII века и не мог бы ничего предпринять с сирийскими (несторианскими) догматами.

Иоганн Терренц (Шрекк) из г. Констанц, коллега Триго по миссии, блестящий ученый-естественник и добрый друг Галилея, первым расшифровал сирийскую часть надписи. Впрочем, может быть, что он сам и набросал проект надписи. Во время морского путешествия в Китай Терренц занимался подобными текстами. Сирийский язык в надписи, кстати, не совсем правильный.

Все необходимые маневры, какие обычно происходят сразу после подобной «находки», описаны Кирхером. Ничего из ряда вон выходящего – целый ряд шагов, как всегда в таких случаях, призванных обеспечить безопасность и сохранность «найденного»: губернатор тут же распорядился изготовить точную копию камня и выставить ее в Сиань Фу. Оригинал исчез. Естественно, это только придуманная на будущее история, призванная подготовить аргументы против будущих скептиков: если кто-нибудь решит серьезно заняться определением истинного возраста надписи, отговорка готова. Надпись – та же, а камень – не тот. Это не фальшивка, не подделка, а просто копия «исчезнувшего» «не-сторианского камня». Выполнена с оригинала в 1625 году [193].

Иезуит Альварес Самеде, видевший и описавший камень в 1628 году, удивлялся: китайский текст такой внятный и разборчивый, как будто только что написанный. А вот сирийские слова – он называет их халдейскими [194], – ему непонятны. Может быть, ученый муж что-то заподозрил?

В том же году Триго повесился (Дюнне, с. 213). За несколько лет до этого он уже отошел от миссионерской деятельности и полностью посвятил себя изучению китайской истории и писательской деятельности. В последнее время Триго спал всего по три часа в сутки и работал в состоянии сильного душевного напряжения. Может быть, он осознал, что именно он содеял, чему способствовал или по крайней мере в свое время не воспротивился. Кстати, в свое время его покровитель и крещеный друг Мельхиор Чу, находясь еще совсем молодым человеком при императорском дворе, был изобличен в обмане и пожизненно отстранен от всех государственных должностей. Довольно необычная история, главные действующие лица которой предстают перед нами не в самом лучшем свете, не правда ли?