Флавиан - Протоиерей (Торик) Александр Борисович. Страница 25

— Вы офицер? — не к месту спросил я.

Дмитрий Илларионович засмеялся — сапоги заметили! Отец у был меня офицер! Белой гвардии штабс-капитан, это его сапоги, я их по праздникам в церковь одеваю, выглядит странно, быть может, но для меня в этом некая смысловая сокровенность имеется. Вы уж, простите великодушно, если смутил Вас!

— Что Вы, что Вы, Дмитрий Илларионович! Вы простите мою нескромность, я и вправду подумал, что вы — офицер, весь ваш облик какой-то — офицерский!

— Благодарю покорно! — снова засмеялся Дмитрий Илларионович, видно — наследственность, кровь. Я — врач. Сперва терапевтом был, потом область души человеческой интересовать стала, переквалифицировался в психиатры, а поработав в этой области с десяток лет, в Бога уверовал, и с помощью отца Флавиана досточтимого, воцерковившись, окончательно мировоззрение по полочкам разложил.

— А, давно вы с отцом Флавианом знакомы? — спросил я.

— Да, года, наверное, с восемьдесят восьмого — восемьдесят девятого, я третий год как из Сибири в Москву перевёлся. Я, ведь в Сибири родился, в ссылке. Отец мой за своё белогвардейское прошлое восемнадцать лет в лагерях отбыл, плюс пожизненная ссылка. Мамочка моя все те годы рядом с ним была, устраивалась жить неподалёку, навещала, передачи собирала для многих. Она хорошим зубным врачом была, везде ценилась как специалист, многих из лагерного начальства лечила с членами их семей, должно быть потому отец живым в том аду и остался. А, на вечное поселение его отправили в Алтайский край, Мариинский район, деревня Волчиха. Там я в сороковом и родился. Мединститут кончал в Новосибирске, там же и работал первое время. А, когда мои некоторые разработки в психиатрии широкое применение находить стали, меня в Москву пригласили перейти, во всесоюзный НИИ психиатрии, где я сейчас до пенсии и дорабатываю.

— Дмитрий Илларионович, вы сказали, что поработав психиатром, в Бога уверовали, это как-то связано было с вашей профессией?

— Бесспорно, связано, Алексей, вас как по отчеству?

— Пожалуйста, Дмитрий Илларионович, просто — Алексей, ладно?

— Хорошо, как вам, Алексей, приятнее. Профессия психиатра, действительно, располагает к познанию материй духовных, так как примерно восемьдесят процентов психиатрических больных, по хорошему должны быть «пациентами» отца Флавиана, то есть в принципе, как таковой настоящей медицинской патологии немного. Даже название заболеваний — психические — от слова «психе» — по гречески — душа. До революции так и называли — душевнобольные. А, душа — область деятельности духовенства, и, лишь в некоторых случаях, ещё и врача. К тому же, среди душевнобольных много просто откровенно одержимых бесами людей. Вам когда-нибудь приходилось видеть одержимого?

— Да. Здесь, позавчера.

— А! Наверное бедную Катюшу! Вот, как раз, типичный пример душевного заболевания, не поддающегося медикаментозному воздействию. Так как причина заболевания духовная — грех, так и инструмент исцеления духовный — Благодать Святого Духа! А, в обычной психиатрической больнице её бы закололи аминазином с галапиридолом, или добили бы в Казани электрошоком.

— Дмитрий Илларионович! А, не секрет, как вы в Бога уверовали?

— Не секрет, конечно. Если Вам, Алексей, это интересно, могу рассказать. К серьёзным размышлениям о Боге, меня подтолкнули два случая из врачебной практики, ещё в Новосибирске. Собственно, я и до того, Бога никогда не отрицал, тем более не хулил, но, как человек получивший сугубо материалистическое медицинское образование, в таком виде нам его тогда давали, от вопросов религиозных я был весьма далёк.

— Служа уже в центральной областной психиатрической больнице штатным психиатром в четвёртом отделении, и, сталкиваясь с отдельными проявлениями отклонений человеческой психики, не описанными в советских учебниках, я, по природной своей пытливости стал интересоваться опытом предыдущих поколений докторов, включая дореволюционных. Там я обнаружил объяснения некоторых своих недоумений, но все они были так или иначе связаны с религиозными понятиями о душе и душевных болезнях. В частности, тогда я в первый раз встретился с понятием «одержимости» или «беснования», и в приведённых примерах опознал явные совпадения с наблюдениями из своей собственной практики. Несмотря на всю архаичность изложения, некоторые принципы подхода к диагностике и лечению душевнобольных показались мне заслуживающими внимания и я решился на эксперимент. Вместе с таким же как я молодым доктором М. (сейчас он священник и настоятель домовой церкви во вновь организованном православном отделении той же центральной областной психиатрической больницы, где мы с ним тогда служили вместе) мы решили опробовать старинный способ определения одержимости с помощью святой воды. Способ этот предельно прост. Больному предлагают для питья на выбор несколько стаканов с водой, из которых только один наполнен обычной водой, а остальные — святой, то есть освящённой в церкви священником с помощью молитв и креста. Так вот, если болезнь душевнобольного имела природу не естественную а демоническую, то он любое количество раз безошибочно выбирал из всех стаканов тот, в котором была обычная, не освящённая вода.

Для эксперимента мы выбрали больного Т., страдающего припадками неясного происхождения, которые, достаточно условно были обозначены в его карте как «неорганическое заболевание центральной нервной системы». К тому же, сам Т. был среднего возраста, тихий кроткий человек, в котором болезнь, кроме ежедневных припадков, впрочем достаточно коротких, ничем иным себя не проявляла. Болен он был около трёх лет, за время которых, частота припадков прогрессировала с одного припадка в три месяца, до ежедневных. Лекарственные препараты того времени, существенных результатов не давали.

Доктор М. принёс двухлитровую банку святой воды, которую доставила ему из церкви двоюродная сестра, мы взяли в пищеблоке шесть стаканов, пометили их с помощью кусочков лейкопластыря и шариковой авторучки, таким образом, что никто кроме нас самих, не смог бы отличить эти метки, и приступили к эксперименту.

Заранее, разлив по пяти стаканам святую воду и в один — простую, мы пригласили Т. и предложили ему выпить воды из стакана, который он сам может себе выбрать.

Т. посмотрел на стаканы с водой, как-то съёжился, затем, устремив на доктора М. прожигающий ненавистью взгляд, с несвойственной для него хрипотцой, сказал: — А, не боишься ты, батюшка, со мной в эти игрушки играть?

После чего уверенно взял единственный стакан с простой водой. Но мы, не дав ему выпить, переменили положения стаканов и вновь предложили взять один. В течение эксперимента, мы восемь раз меняли положение стаканов, и каждый раз Т. безошибочно брал тот, в котором была простая вода. После восьмого раза, переставляя стаканы в девятый, закрывая свои действия от Т. своей спиной, доктор М. незаметно плеснул немного святой воды в стакан с простой. Реакция Т. не заставила себя ждать: — Сам пей свою гадость, поп! — грубо рявкнул, обычно вежливый Т. и отвернулся к окну.

Оставшись одни, мы с доктором М. долго сидели молча. Потом, он поднимаясь выдохнул то, о чём думали мы оба — Значит есть Бог.

— Да. Значит есть — подтвердил я.

В следующее воскресенье утром, мы с доктором М. не сговариваясь встретились у входа в храм.

— А, другой случай, Дмитрий Илларионович?

— Лёшенька, Дмитрий Ларионыч! Идите скорее к помазанью, сичас батюшка Евангелие читать начнёт! — Клавдия Ивановна торопливо махала нам рукой с крыльца церкви…

— Ну, тогда, Алексей, про второй случай в следующий раз! — и мы поднявшись со скамейки пошли в храм.

Храм, когда мы вошли в него, оказался весь наполненным света. Сияло большое паникадило в главном приделе, сияли маленькие паникадильца в боковых приделах, все подсвечники были заставлены ярко горящими свечами, казалось — сиял и светился сам воздух в храме. Царские врата были распахнуты, сквозь них в алтаре я увидел сверкающую золотом ризы спину Флавиана, тонкий изысканно-терпкий аромат фимиама мягкими волнами растекался по всей церкви.