Каньон Холодных Сердец - Баркер Клайв. Страница 1

Клайв Баркер

Каньон Холодных Сердец

Дэвиду Эмилиану Армстронгу

ПРОЛОГ

КАНЬОН

Над каньоном Холодных Сердец сгустились ночные сумерки, и из пустыни подул ветер.

Санта Ана – так величают подобные ветры в народе. Они приходят из Мохаве и, как правило, сулят людям пожары и хворь. Кое-кто считает, что их нарекли в честь святой Анны, матери святой Марии; другие утверждают, что в названии увековечилось имя некоего Санта Ана, генерала мексиканской кавалерии, прослывшего большим мастаком пускать пыль в глаза; третьи же полагают, будто Санта Ана не что иное, как преобразованное santanta, что в переводе означает «дьявольский ветер».

От чего бы ни происходило это название, бесспорным остается то, что ветры Санта Ана всегда были жгучими и зачастую приносили с собой столь щедрый букет ароматов, словно собирали его с каждого встречавшегося на пути цветка. Дикорастущие лилии и розы, белый шалфей и необузданный дурман, гелиотроп и креозот – подхваченное жаркими объятиями ветра, их сладостное благоухание устремлялось в укромное ущелье, именуемое каньоном Холодных Сердец.

Что касается самого ущелья, то, разумеется, в нем тоже хватало цветущих растений. Более того, их буйство достигало фантастических размеров. Некоторые из них в свое время были занесены сюда теми же палящими ветрами Санта Ана, другие своим появлением обязаны бродячим животным – оленям, койотам, енотам, экскременты которых содержали семена; прочие же образчики флоры перекочевали из садов огромного сказочного дворца – единственного рукотворного строения, предъявляющего притязания на этот уголок Голливуда. Некогда таких чужестранцев, как редкие виды орхидеи и лотоса, садовники холили и лелеяли, точно самое дорогое сокровище, но эти времена ушли в далекое прошлое, и с тех пор диковинные питомцы, лишившиеся регулярных подрезки и полива, предались безудержному разрастанию.

Между тем каждый выросший в этом уголке природы цветок почему-то отдавал горечью. Забреди сюда ненароком голодная лань – пытаясь, к примеру, спрятаться от туристов, что прибыли осматривать Тинстаун, – в каньоне она бы не задержалась. Хотя ущелье и ограждали крутые горные склоны, нередко случалось, что животные, особенно молодые, подстрекаемые неуемным любопытством, успешно преодолевали прогнившие изгороди и покосившиеся заборы и попадали в святая святых этих садов, – но почти всегда свой интерес они утоляли довольно быстро.

Возможно, причиной тому был не только горький привкус листьев и лепестков. Возможно, все дело в том, что атмосферу вокруг бельведера наполнял странный шепот, который вызывал у зверей беспокойство. Возможно, пока они бродили по бывшим тропинкам сада, их дрожащих боков слишком часто касалось нечто незримое, нечто призрачное. Возможно, очутившись на заросших садовых лужайках, животные натыкались на ту или иную статую и, по ошибке приняв ее за нечто одушевленное, пугались и неслись вскачь.

Возможно, иногда это была вовсе и не ошибка.

Возможно…

В каньоне эти «возможно» – то, что здесь могло бы или не могло произойти, – водились с давних времен. Но, как никогда прежде, они обнаружили себя именно в ту ночь, когда воздух дышал пустынным, щедро напоенным цветочными ароматами ветром. Голоса призрачных хозяев каньона звучали в эту ночь так тихо и расплывчато, что их едва бы различил оказавшийся тут невзначай человек – чего, как правило, никогда не случалось.

Впрочем, всякое правило предполагает исключения. Чтобы попасть в эту долину роскоши и слез, нужно сильно постараться – и, тем не менее, турист или семья туристов, желая узнать, что находится за пределами предписанного им маршрута, подчас совершают столь неосмотрительный шаг по чистой случайности. Порой в ущелье забредают парочки, желающие отыскать укромное местечко для любовных утех, кого-то привлекает мелькнувшая среди листвы фигура знаменитого кумира, застигнутого врасплох на прогулке с собакой.

Однако целенаправленно на эту заповедную территорию ступали всего несколько человек, которые отыскали дорогу по весьма туманным описаниям, имевшимся в исторических документах Старого Голливуда. Эти люди входили в каньон Холодных Сердец весьма осторожно, можно сказать, с налетом благоговейной почтительности. Но каким бы образом непрошеные визитеры ни попадали в ущелье, покидали они его всегда одинаково – поспешно унося ноги и тревожно озираясь. В сильном замешательстве оказывались даже самые яростные безумцы, дерзко заявлявшие, что им чужды слабости плоти. Повинуясь шестому чувству, которое, на удивление, было куда проницательнее их самих, они улепетывали от пугающих теней каньона так, что сверкали пятки. Но даже вернувшись под спасительную сень вечернего бульвара Сансет и, наконец, обсушив взмокшие от страха ладони, они так и не могли понять, почему в столь безобидном месте им пришлось натерпеться такого ужаса.

ЧАСТЬ I

ЦЕНА ОХОТЫ

Глава 1

– Вероятно, ваша супруга, мистер Зеффер, не желает гулять вблизи крепости? – сказал на второй день отец Сандру, когда мужчина средних лет с красивым, но печальным лицом явился к нему один.

– Она мне не жена, – заметил Зеффер.

– А-а… – понимающе кивнул монах. Сквозившее в его тоне сочувствие выказывало далеко не безразличное отношение к очарованию Кати. – О чем вы, должно быть, весьма сожалеете, да?

– Да, – признался тот, явно испытывая некоторую неловкость.

– Она очень красива.

Произнося эти слова, монах не сводил глаз с собеседника, однако тот, очевидно решив, что и так сказал более чем достаточно, не имел ни малейшего намерения исповедоваться святому отцу дальше.

– Я всего лишь ее импресарио, – пояснил Зеффер. – Это все, что нас связывает.

Между тем отец Сандру, по всей очевидности, не желал уходить от темы.

– После вашего вчерашнего визита, – проговорил он, изрядно сдабривая свой английский румынским акцентом, – один из братьев заметил, что такой красивой женщины он отроду не встречал… – Не закончив фразы, отец Сандру ненадолго замолчал, после чего добавил: – Во плоти, разумеется.

– Между прочим, ее зовут Катя, – заметил Зеффер.

– Да-да, я знаю. – Теребя спутанные пряди седой бороды, монах продолжал изучать взглядом Зеффера.

Эти двое собеседников являли собой яркий контраст. Весьма упитанный краснолицый Сандру в пыльной коричневой рясе – и сухопарый элегантный Зеффер в светлом льняном костюме.

– Это правда, что она кинозвезда?

– Вы видели ее в кино?

Сандру расплылся в широкой улыбке, обнажив на удивление кривые зубы.

– Нет-нет, – ответил он, – ничего такого я обычно не смотрю. По крайней мере, нечасто. Но в Равбаке есть маленький кинотеатр, и юные братья постоянно его посещают. От Чаплина они все, конечно, без ума. И еще… от этой соблазнительницы… если я правильно подобрал слово…

– Да, – подтвердил Зеффер, которого разговор с монахом начал забавлять, – «соблазнительница» – вполне подходящее слово.

– По имени Теда Бара.

– О да. Мы с ней знакомы.

В тот год, в 1920-й, Теду Бару знали все. Она была одной из известнейших звезд мирового экрана, к которым, разумеется, относилась и сама Катя. Обе актрисы пребывали в зените своей славы, окрашенной всеми изысками декадентской эпохи.

– В следующий раз нужно будет пойти в кино с кем-нибудь из братьев. Хочу взглянуть на нее собственными глазами, – произнес отец Сандру.

– Скажите, а вам известен тот тип женщин, который Теда Бара воплощает на экране? – поинтересовался Зеффер.

– Не вчера же я родился на свет, мистер Зеффер. – В недоумении Сандру поднял густую бровь. – Этим женщинам, так сказать соблазнительницам, в Библии отведено весьма определенное место. Это блудницы, вавилонские блудницы. Они притягивают к себе мужчин только затем, чтобы их уничтожить.