Кризис - Торин Александр. Страница 21
Информация, сообщенная кредитной компанией, оказалась верной: Андрей действительно умудрился потратить все деньги. Домашний телефон Андрея не работал, хуже того, автоответчик размеренно повторял мне механическим голосом, что набранный мной номер отключен.
Работать я уже не мог, судорожно перебирая возможные варианты объяснений с супругой, но ничего умного в голову не приходило. Испытывая тянущую боль в груди, я решил рассказать ей все начистоту, призвав Сергея в свидетели.
– Что? Повтори, что ты сказал? – Лицо ее было белым. – Ты вот так, запросто, не думая о семье, о своем ребенке, дал свою кредитную карточку этому проходимцу? Нет, ты – блаженный. Хуже того, ты – полный идиот. И преступник!
– Да не волнуйся ты, подожди, мы его обязательно разыщем. И потом, я позвоню завтра в кредитную компанию, возможно, даже наверняка, мы еще сможем отказаться от платежей.
– Да ты понимаешь, что ты наделал? Ты понимаешь, или нет, мерзавец?
– Вы только не волнуйтесь, Ирочка, – Сергею, казалось, хотелось провалиться сквозь землю. – Все образуется.
– Нет, я буду волноваться. Я – буду! Я имею полное право на это. Я тебя предупреждала, дрянь, я знала, что что-нибудь подобное случится. Ты был так уверен, что твои дружки-пропойцы тебя не подведут, альтруист недоделанный! Конечно, как замечательно выставлять себя в роли такого доброго покровителя всей этой швали. За счет семьи, конечно. Хорош же ты! Правильно мне говорила мама. Она тебя еще много лет назад раскусила. Какая же я была дура!
– Да шла бы ты куда подальше со своей мамой! – разозлился я, чувствуя, что теряю контроль над собой.
– Не ссорьтесь, пожалуйста, Ирочка, мы разберемся, я обещаю! – Сергей побледнел.
– Ну, и куда бы я шла? Куда?! – Она вышла из себя. В соседней комнате проснулся ребенок и, услышав разгорающийся скандал, горько зарыдал.
– Малыша пожалей, – прошипел я.
– Это ты ребенка должен жалеть, хороший же у него отец! Зачем я, дура, не слушала мать. Как она была права…
– Ну, знаешь, – Воспоминания о совместном проживании с тещей материализовались перед моими глазами.
– Ты мою мать не смей трогать, не смей даже упоминать ее имени!
– Не ори! Меня уже достали твои часовые разговоры с Москвой, если уж на то пошло. В прошлом месяце больше чем на пятьсот долларов вышло.
– Ах вот ты как! Пятьсот! И ты это сравниваешь с десятками тысяч? Знаешь, что – убирайся из дома, иди живи со своими дружками-собутыльниками!
– Ну хорошо же, ты об этом пожалеешь, – перед глазами у меня плыли черные круги. – С тобой нельзя по-человечески…
– Это кто бы тут рассуждал про человечность. Убирайся!
Я увернулся от тарелки, рассыпавшейся осколками по кухне, и, уже ничего не соображая, с грохотом отшвырнул кухонный стул, кинул в пластиковый пакет несколько рубашек и, хлопнув дверью, оказался на улице. Сергей ждал меня около лестницы.
– Ну что, куда мне теперь деваться?
– К Мишке поехали.
– Ну да, нам еще одной семейной сцены не хватало.
– Да ладно, ночь переспишь, а там видно будет.
Мишка еще не спал, семейство его завороженно следило за перестрелкой, разворачивавшейся на плоском экране недавно купленного телевизора. Телевизор этот, внушительного размера, с громадными стерео колонками, подмигивающими зелеными огоньками, был предметом семейной гордости, столь частой среди недавно приехавших в Америку.
Я улыбнулся: месяцев через пять-шесть чудеса электроники, равно как и однообразные телевизионные программы успевали поднадоесть, и дома заводилась небольшая видеобиблиотека. Чего только не находилось в таких домах: Тарковский, старые, шумящие серо-голубым снегом записи «Голубого Огонька», «Волга-Волга», Феллини, «Буратино», «Карлсон, который живет на крыше» и даже «Семнадцать мгновений весны», в комплекте на шести видеокассетах.
– Привет. – Мы стояли в дверях.
– Как я вижу, неладно что-то в Датском королевстве. – Мишка испытующе посмотрел на нас.
– Я только на одну ночь. Понимаешь… – Мне было неловко.
– Выгнали все-таки? Я так и знал, что когда-нибудь этим закончится. Я к вам пришел навеки поселиться… – Мишка рассмеялся. – А ну, заходи! Мне-то вас и не хватало, мерзавцы злобные. Быстро к столу, а то у меня еще полбутылки коньяка осталось! Забудем страдания, терзающие человеческую душу.
Каюсь, я позорно напился и заснул. Ночью мне снилось, что жизнь моя изменилась, но с утра пришло отрезвление, и снова пришлось ехать на работу.