Кризис - Торин Александр. Страница 5

Ах да, как же я мог забыть, квартирки моих соседей субсидированы федеральным правительством. Так сказать, от каждого по возможностям, каждому – по потребностям. Можешь денежки заработать – плати, не можешь – дядя поможет. Вернее, не дядя, – я помогу. Зря я, что ли, плачу налоги, превышающие третью часть честно заработанной зарплаты?

Чего-то я не понимаю в этой жизни: В соседней квартире поселились странного вида граждане, все как один в черных очках и непонятной этнической принадлежности. Ходят они в рваных майках, но ездят на лакированном «Мерседесе». И хрен с ними, пусть ездят куда угодно и на чем угодно, но зачем же в четыре утра греметь динамиками так, что у меня окно дребезжит? Зачем снимать с новенького «Мерседеса» стоимостью, между прочим, в полторы моих годовых зарплаты, глушитель, так, чтобы чудо немецко-фашистского инженерного гения ревело всеми цилиндрами и выпускало из себя вонючий черный дым. Вы мне скажете, что у этих ребят с благодушными физиономиями Тонтон-Макут нет полутора тысяч долларов в месяц, чтобы заплатить за квартиру? Брехня, у них денег хватает. На восемь лет вперед. Ровно столько стоит изуродованное ими средство арийского передвижения.

Как все относительно и неловимо похоже в нашей жизни. Ну вот, добился я того, чего хотел, приехал в Америку, получил неплохую работу. Зарплата приличная, две машины. Новая – у супруги, старенькая – у меня. В следующем году, наверное, прибавку получу. Во дворе нашего квартирного комплекса – голубой бассейн. Обитатели, правда, в него иногда газеты швыряют и картонные упаковки от гамбургеров, но раз в неделю бассейн все-таки чистят.

После налогов, квартплаты, выплаты ссуд за машины, страховки, еды, тряпок и… О, не напоминайте мне об этом, о длительных телефонных разговорах моей супруги с тещей, в прошлом месяце они обошлись нам … Ну что же, если честно работать лет пятнадцать, то на то, что остается от зарплаты, можно будет скопить на первый взнос за дом.

Дом – это давно затаенная мещанская мечта супруги. И моя тоже, слаб человек, чего уж там скажешь. В нашей квартирке – две маленькие спальни, метров по шесть квадратных, в одной из них спит ребенок. Во второй я работаю, зажатый между супружеским ложем и многоярусным трюмо. Трюмо это обошлось в сумасшедшие деньги, но семейный мир дороже… В жилой комнате супруга разговаривает по телефону со своими бесчисленными подругами, и одновременно смотрит телевизор.

Да нет, мне и здесь неплохо, только соседи замучили. Вот, например, прачечная, она у нас одна на весь квартирный комплекс, и как раз за окном. Порошком несет, он на стены оседает, проклятый. А еще – шумно, особенно когда цикл выжимания начинается, от него стены дрожат.

И все бы это было ничего, если бы не занимались жильцы нашего квартирного комплекса стиркой по ночам. Вот позавчера проснулся я от вибрации, подхожу к окну, а там такой маленький, сгорбленный вьетнамец принес несколько корзин с бельем, и стирает.

И ведь прачечная по правилам всего до одиннадцати вечера работает, а ему наплевать. Пришлось одеваться, скандалить, а вьетнамец хоть и щупленький, но агрессивный оказался. Чуть не подрались.

Да черт с ней, с прачечной, ее можно пережить. Я уже почти привык к легкой вибрации стиральных машин, к аромату стирального порошка, даже к пожилому господину, в пол-четвертого утра разгребающему мусорные баки. Я сверяю с ним часы, узнаю порыкивание его Линкольна и улыбаюсь во сне ксилофонному позвякиванию бутылок. Этот непрекращающийся ритм жизни мне даже в чем-то симпатичен.

Но вот чего я никак не могу пережить, так это товарища, тоже, кстати, из стран Юго-Восточной Азии. Такая у него манера гадкая – заводит свою развалюху шестидесятых годов в самом начале пятого, и идет завтракать. А бензин и подгоревшее масло – в окно, у нас через минуту в квартире импровизированная газовая камера получается.

Как-то раз я не выдержал, встал, оделся, вышел на улицу, стою около машины. Смотрю – идет, душегуб.

– Извините, говорю, но вы нам спать мешаете и воздух отравляете. Имейте совесть, если уж заводите машину, то отъезжайте в сторонку.

– Имею полное право, – говорит татаро-монгол чертов. – Стоянка – общая, для жильцов дома.

– Ну вы подумайте, – я, вообще-то по природе человек вежливый, к тому же в логике ему не откажешь. – Вы нам спать не даете, машина у вас воняет, а вы ее на пятнадцать минут включенной оставляете, да еще в такое время.

– Да, оставляю! И буду оставлять, – разозлился мой азиатский сосед. – И пошел ты на…

Ну, он не совсем так сказал, но смысл похожий. Словом, по-аглицки, пообещал он меня поиметь совершенно извращенным и противным природе, не говоря уже об основных человеческих религиях, способом. А затем сравнил меня с отверстием, вернее с дырочкой для клизмы, имеющей, по утверждению классиков, место в каждом живом организме. Тут уж я взбесился.

– Я менеджеру пожалуюсь. Вы права не имеете.

– А пошел ты на…

И снова, вроде бы по-нашему посылает, но в другом, в совершенно извращенном смысле…

Когда я вошел в квартиру, руки мои дрожали. И ничего против соседей я не имею. И против выходцев из Китая. Много их, за миллиард, а в долине нашей далеко не самые худшие собрались. Некоторые из них вообще умницы невероятные, но вот, извините, хамства я не люблю. И вспомнилась мне песня про крейсер «Варяг»: «За родину в море мы смело умрем, где ждут желтолицые черти». И еще почему-то из школьной программы: «К нему приходили китайцы и негры различных мастей».

Заснуть в ту ночь мне уже больше не удалось, а с утра я пошел жаловаться управляющему, симпатичному старикашке с седыми усами. Звали старикашку Брюсом, а любимым его развлечением была игра в гольф, ради которой он выкопал несколько ямок около одноэтажного здания офиса, располагавшегося напротив бассейна. Как-то, приехав с работы поздно вечером, я никак не мог найти стоянку, в результате запарковал машину в соседнем переулке, и, возвращаясь в темноте в квартиру, провалился в одну из этих ямок и подвернул ногу.

Несмотря на этот досадный инцидент, к Брюсу я испытывал симпатию. Когда я въезжал в квартиру, он долго смотрел мне в глаза, а потом осторожно спросил: