Времена не выбирают - Мах Макс. Страница 75
«А может быть, они ее и не слышат вовсе?»
Там, где еще пару минут назад тек воздух, обозначая створ Ратайского портала, ничего не было. Не осталось следов даже от увесистого – от души – залпа «Сапсана», целиком ушедшего на ту сторону.
«Ничего».
Можно было только гадать, сколько ратай получили сегодня последнее послание от капрала Даэйна и где они его получили.
А между тем странная, дикая, нечеловеческая мелодия, не дающаяся в руки, но все-таки очевидным образом существующая, заставляла вибрировать и светиться воздух. Стало трудно дышать, и по коже побежали муравьиные легионы, и заныли вдруг его здоровые, крепкие зубы.
– Бригада с «Вашума» пошла, – выкрикнул прямо в ухо голос с находящегося на геостационарной орбите крейсера, и Виктор снова опустил взгляд на мертвую Ё.
«Горе-то какое!»
Отблеск голубого света упал на белое недвижимое лицо, и Виктор едва не вздрогнул от неожиданности.
«Что?..»
Это было похоже на отблеск лазерного «выстрела», который длится слишком долго, чтобы быть тем, о чем подумал Виктор в первое мгновение. Он поднял взгляд и увидел, что метрах в шести-семи от него вечерний воздух как-то уплотнился, и именно из этого плотного и довольно большого сгустка воздуха – все еще, однако, прозрачного, каким ему и полагается быть – исходит необычное голубое сияние, прямо на глазах набирающее силу, но не разрастающееся при этом вширь. Еще мгновение, и аморфное вначале образование начало оформляться во что-то определенное. Сейчас впечатление было такое, как будто перед ним возникла вертикально поставленная выпуклая овальная линза, метра в два высотой и сделанная из полупрозрачного голубого стекла. За чечевицей линзы как будто бы открывался тоннель, наполненный яростным голубым сиянием. Однако еще через мгновение Виктору показалось, что первое впечатление было неверным, но что теперь он видит, что это такое на самом деле. Неполная прозрачность линзы, возможно, объяснялась тем, что сразу за первой находилась вторая, точно такая же, чечевица, а за ней соответственно третья, и так далее, до бесконечности. Еще это было похоже на отражение зеркала в зеркале, порождающее иллюзию бесконечного коридора, в котором… Да, он не мог ошибиться. В глубине бесконечного, образованного множеством линз, коридора появилась смутная тень и двинулась им навстречу.
«Что?..» – Рука Виктора непроизвольно дернулась вверх, туда, где в подмышечной кобуре висел у него так и не использованный в этом бою офицерский бластер.
Фигура приближалась, и Виктор, как завороженный, не мог отвести от нее взгляда. Рука лежала уже на рифленой рукояти, но оружия он так и не вытащил, приняв, как должное, что никакой опасности приближающаяся к ним, идущая из иллюзорной глубины женщина для них не представляет.
«Женщина?!»
«Очень может быть…»
– Это Лика, – неожиданно сказал Макс, вставая рядом с ним. От голоса друга стало ощутимо холодно, хотя вечер был довольно теплый.
«Лика?»
– С чего ты взял, что?..
Виктор напряг зрение до того, что почувствовал резь в глазах, и ему показалось, что теперь он отчетливо видит идущую к ним навстречу женщину. Однако рассмотреть, была ли это Лика, или какая-нибудь другая женщина, Виктор не мог. Но зато он понял, что женщина не просто идет по иллюзорному коридору, а прорывается силой, продавливая свое тело сквозь упругие чечевицы светящихся, как бы воздушных, преград.
«Преграды…»
Почему теперь он подумал о линзах как о преградах? Виктор не знал, но чувствовал, что не ошибается. Это и в самом деле были самые настоящие преграды, сквозь которые и пытался прорваться идущий к ним человек. Женщина. Ее тяжкий труд, ее отчаянное напряжение, ее стремление во что бы то ни стало пройти этот чертов «коридор», вдруг стали настолько очевидны, что было даже странно, как он этого не увидел и не понял сразу.
– Она не сможет, – сказал Макс и шагнул вперед так, как мог шагать он один, когда хотел или было нужно. Еще один огромный шаг, и Макс был уже на полпути к линзе.
– Позаботься! – Это было последнее, что услышал от него Виктор, прежде чем, резко ускорившись, Макс прыгнул вперед.
Виктор увидел, как огромное тело взлетает в воздух, стремительно преодолевает расстояние, врезается в прозрачную – невидимую – поверхность, на мгновение замирает, как птица, ударившаяся на лету в стекло, а затем, медленно, как при съемке рапидом, проходит внутрь.
Потом, позже, Виктор еще раз десять просмотрел эту сцену, снятую с нескольких ракурсов аппаратурой слежения оперативной группы. И синтезированное на основе этих съемок вычислителем модельное трехмерное отображение на проекции он тоже видел. И не один раз. Линза только казалась выпуклой. На самом деле боковой размерности феномен не имел, как, собственно, и положено порталу. Однако Виктор находился почти в фокусе створа, и с его позиции створ портала действительно выглядел как выпуклая прозрачная поверхность. Чечевица. И все вместе это было похоже на ряд двояковыпуклых линз, поставленных вплотную одна за другой. Сейчас широкая спина Макса закрыла было от Виктора перспективу уходящего в неведомую даль призрачного коридора, и женщину, прорывающуюся сквозь этот коридор, тоже. Но в следующее мгновение он увидел ее снова и понял, что она увидела Макса и с еще большим напряжением устремилась вперед. Макс удалялся, идя ей навстречу, как будто сквозь штормовой ветер. Усилие, которое ему приходилось предпринимать, чтобы не оставаться на одном месте, ощущалось Виктором едва ли не физически. Картина двух прорывающихся навстречу друг другу людей – мужчины и женщины – завораживала, но Виктор вдруг будто бы очнулся от зачарованного сна и понял, что он видит. А видел он то, что Макс уходит неведомо куда, навстречу неведомо кому… И в это именно мгновение, он ее наконец узнал.
Вычислитель опознал королеву Нор с девяносто шести процентной вероятностью. А Виктор узнал ее не столько глазами, которые могли и обмануть, сколько сердцем, которое не обманешь. Возможно ли такое, дорогие товарищи? Что там говорится в медицине о мускулистом органе, качающем кровь по всяким жилам да артериям? Глупости там говорятся, товарищи, ни во что, кроме светлого будущего, не верящие большевики! Сердце, оно не только кровь качает, оно еще много чего делать умеет. Вещует, например, иногда, а иногда тоскует. Но, что ни говори, какие возражения ни выдвигай, это, несомненно, была Лика, и даже если бы вычислитель этого не подтвердил, Виктору было достаточно его собственного мнения, голоса его собственного сердца.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Виктор вскочил с колен и рванул что есть мочи за Максом. Но он опоздал. Время чудес заканчивалось. Когда он налетел всем телом на плотный упругий барьер, свечение почти погасло, и фигуры Макса и Лики были уже едва различимы. Еще мгновение, и преграда, в которую уперся Виктор, исчезла, и он, не удержав равновесия, полетел на каменную мостовую.
– У вас глаза синие, – вдруг сказал Виктор, и сердце сжало с новой силой…
Он зажмурился на мгновение, не потому, что стеснялся своих слез – он плакал так редко, что мог это себе позволить даже при свидетелях, – и не потому, что полагал слезы неподходящими для настоящего мужчины, а потому, что знал: ему единственному не позволено сейчас давать слабину. На нем все держится, так он понимал нынешнее положение вещей.
Виктор отвел глаза, кивнул, как бы признавая, что все именно так и есть, как есть, и поднял свой бокал. Время пришло.
– Давайте выпьем за даму Ё, – сказал он. – Я не буду говорить, какая она была, а она была такая, что никаких слов не хватит, чтобы это выразить. Я скажу о другом. Она могла не лезть в это дело. Вернее, она не могла не принять вызов. Вот в чем суть. И она дралась так, как могла только она одна. И еще. Она вырвала у этого гада, выиграла для нас целых двадцать три секунды и твою жизнь, Тата, и твою, Игорь, и твою, Деби. Такой размен…