Забвению неподвластно - Торн Александра. Страница 34
— Пойдемте со мной, мистер Денби вас ожидает.
Меган пыталась посмотреть, куда они направляются, но из-за спины метрдотеля ничего не было видно.
— Вот мы и пришли, мисс Ховард! — сказал метрдотель, застывая около одного из столиков.
Сидящий мужчина вскочил на ногд и пожал ей руку. Он улыбнулся, тепло и уверенно.
— Я рад, что наша встреча наконец-то состоялась.
На первый взгляд Харрисон Денби выглядел лет на 25, но морщинки вокруг его голубых глаз, заметные при улыбке, говорили о том, что ему уже за 30. У него были тяжелый квадратный подбородок, сильно развитые скулы и жесткие брови, смягчавшиеся копной неуложенных русых волос, пряди которых спадали на лоб. Если Дункан был высоким, стройным и гибким, то фигура этого мужчины казалась мощной, как у игрока в американский футбол. «Привлекателен. Чертовски привлекателен!» — подумала Меган.
— Надеюсь, я не заставила вас долго ждать, — сказала она, устраиваясь рядом с ним на банкетку. — Когда я ехала сюда, то заблудилась.
— Заблудились? — Он выглядел озадаченным.
— О, какую глупость я сказала! Я имела в виду, что застряла в «пробке». — Она достала пачку сигарет из сумочки, надеясь, что рука не задрожит. — Не возражаете?
Он улыбнулся, обнажив большие блестящие зубы:
— Ни в коем случае. Я даже к вам присоединюсь. Я предпочитаю крепкие напитки, недожаренное мясо и секс без предохранения. Но, конечно, кое в чем мужчина не должен переступать черту.
Совершенно сконфуженная, Меган попыталась подыскать подходящий ответ:
— Это как-то связано с вашей религией?
К ее удивлению, Харрисон Денби расхохотался:
— Я так и знал, что вы это скажете! Большинство калифорнийцев считают, что религия помогает поддерживать здоровье. Как будто они не дышат этим дерьмом изо дня в день. Но я надеюсь, вы не принадлежите к этим ужасным счетчикам калорий, поклоняющимся Великому Богу Гербалайфу?
Дышать дерьмом? Поклоняться Гербалайфу? О чем это он говорит?
— Я воспитывалась в католичестве, — ответила Меган.
Харрисон вновь расхохотался:
— Мисс Ховард, у вас прекрасное чувство юмора!
Она обрадовалась его похвале. Пусть будет так. Хорошо.
— Зовите меня Меган, — сказала она, поворачиваясь к нему всем телом. — Джейд — это мой литературный псевдоним.
— Тогда вы должны называть меня Харрисоном.
Она сделала отрицательный жест:
— У меня смешные представления об именах. Я надеюсь, вы не рассердитесь, но имя «Харрисон» вам не подходит.
— Мой отец назвал бы ваши слова ересью, но я согласен.
— Я думаю, вы достойны лучшего имени, нежели это американское «Гарри».
— Принимаю как комплимент. Отец назвал меня Харрисоном, несмотря на возражения матери. До того как он стал Сэмюэлем Денби, его звали Шлема Дерновиц. Конечно, смена имени была правильным решением, когда он стал заниматься кинобизнесом. А когда появился на свет я, он назвал меня Харрисоном, думая, что так будет звучать еще аристократичнее.
Гарри строчил как пулемет, и Меган сидела безмолвно. Изредка ей, правда, удавалось вставить в его речь заинтересованное: «На самом деле?»
Внезапно он остановился на полуслове и выразил неудовольствие собой:
— О, я пригласил вас на ленч вовсе не для того, чтобы вы скучали над моими семейными историями!
— Но я совершенно не скучаю! Мне бы хотелось узнать о вас побольше.
Она выглядела искренней, но он такое уже проходил.
— Мы обсудим ваш вопрос, но я предпочитаю сделать это на полный желудок. — Он щелкнул пальцами, подзывая официанта.
Харрисон уже давно привык встречаться с женщинами, которые болтают за столом не умолкая и считают невозможной даже саму мысль о секундной передышке. Ему понравилось, что Джейд (Меган, поправил он себя) сосредоточилась на еде, предоставив ему такую же возможность. Он с одобрением смотрел, как она приканчивает салат Кобба.
— Вы знаете, как было изобретено это блюдо? — спросил он.
— Нет, — ответила Меган, вытирая рот салфеткой.
— В тридцатых годах, когда Джон Уэйн и его парни заключили сделку с законом, они часто скрывались в закусочной старины Брауна Денби после перестрелок с другими гангстерскими группировками. Частенько, когда они приходили, кухня была уже закрыта; но повар по имени Кобб готовил им из остатков продуктов, беря помаленьку того и другого. Вот так и появился этот салат. Как любит повторять мой папаша — добрые старые времена.
— Насколько мне известно, они действительно были старыми и добрыми! — сказала она с энтузиазмом.
— Что ж, я рад, что вы разделяете мнение моего отца. — Он изучал ее, думая, как она непохожа на тот портрет, который он себе нарисовал. Когда он впервые встречался с женщиной, та делала все возможное, чтобы произвести на него впечатление, ловко подчеркивая все свои достоинства и достижения. А Меган даже ни разу не упомянула о своей книге.
— Около месяца назад я приняла новую философию, — сказала она, вынимая сигарету из лежащей на столе пачки. — Что прошло, то прошло. Вернуться в прошлое невозможно. Его нельзя изменить. И с этим ни черта невозможно поделать. Существует только настоящее и будущее — вот и все.
Он вынул зажигалку и дал ей прикурить, испытав неожиданно приятное ощущение, когда их пальцы соприкоснулись.
— Ну, тогда давайте обсудим наше будущее. У вас есть какие-то вопросы по нашему делу?
— Я доверяю агенту Джейд — то есть своему агенту — и теперь, когда мы с вами встретились, испытываю доверие и к вам.
Он выпрямился на диванчике, слишком изумленный, чтобы ответить сразу. Такое случалось впервые, и он хотел помедлить и оценить этот момент. Каждый писатель, с которым ему приходилось работать, на первый общий вопрос всегда отвечал длинным списком проблем, пытаясь изменить первую договоренность, начиная с оплаты и заканчивая нюансами сценария.
— Вы имеете в виду, что подпишете контракт, базирующийся на моем предложении?
— Естественно.
От удивления он заморгал. Тут должен быть какой-то подвох.
— Я хочу быть с вами абсолютно откровенным, Джейд, то есть Меган. Мне нравится ваша книга, но мы оба знаем, что она плохо продается. Я не могу заплатить за нее ни центом больше, чем объявил на переговорах с Айрой Максом.
— А сколько это будет?
Какую игру она ведет? Он не мог поверить, что она не знает условия предлагаемого контракта.
— Семьдесят пять тысяч.
— В долларах или в песо?
Если она хотела его обезоружить, то в этом преуспела.
— В долларах, конечно. Вы получите первую треть при подписании контракта, вторую — после подготовки сценария и последнюю, когда начнутся съемки.
В ее глазах читалась такая явная благодарность, что он продолжил, хотя и не собирался вовсе этого делать:
— Я понимаю, что это немного, но поговорю еще с Айрой насчет процента от выручки для вас. Если фильм пойдет удачно, то будет хорошо и вам. — Как только эти слова сорвались с его губ, он сразу же пожалел об этом. Вполне можно было обойтись и без процентов: на переговорах с Айрой Максом о них речь вообще не велась.
Он потянулся за своими сигаретами и прикурил, используя паузу, чтобы оценить ситуацию. Или же Меган та самая единица на миллион, или же она чрезвычайно хитра. Самая хитрая из тех, с кем ему приходилось иметь дело на переговорах.
— Это последнее, что я могу вам предложить.
— Великолепно! — Она вся светилась.
Проклятие, у этой женщины улыбка убийцы!
— Вы не должны забывать и об изменениях в сценарии, — добавил он более резко, нежели сам ожидал. — Я планирую изменить конец.
Она кивнула:
— Я прочитала, то есть перечитала только что «Лучше, чем секс», и если бы писала книгу сейчас, то в конце у меня обе пары помирились бы и расцеловались.
— Хорошо, — сказал он, — я сдаюсь. Ответьте мне, какого черта вы хотите?
— Я хочу десерт.
Он поймал себя на том, что улыбается. Еще ни одна женщина не действовала на него так освежающе. Но внутренний голос убеждал, что тут скрыта какая-то ловушка. Меган, она же Джейд Ховард, была слишком хороша, чтобы быть настоящей.