Шотландские тайны - Торнтон Элизабет. Страница 45
Ренд хотел было назвать имя своего отца, но промолчал. Зачем, если он был уверен, что лорд тут ни при чем? А может, Мораг обесчестил кто-нибудь из приезжих? Почему, собственно, разговор все время вертится только вокруг жителей Дисайда?
И Ренд осторожно поделился со стариком своими сомнениями.
Гленшил ужасно возмутился.
— Как жаль, что вы не знали мою Мораг! Она была добрая и порядочная девушка и ни за что не позволила бы ничего лишнего мужчине, который не собирался жениться на ней! Ее изнасиловали, я в этом убежден!
Ренд молчал. Он избегал смотреть на своего собеседника. В голосе старика звучала такая боль, что надо было бы немедленно прекратить этот тягостный разговор, но Ренду следовало выяснить все до конца. Ведь им с Кейтлин предстояло отныне спать в одной постели…
— Но почему же, — негромко спросил Ренд, — она ничего не рассказала вам после того, как Дарок погиб? Ведь она могла уже не опасаться своего обидчика. Так почему она продолжала хранить молчание?
Гленшил поднял на него полные печали глаза.
— Гордость. Стыд, — еле слышно прошептал он. — Разве это имеет хоть какое-нибудь значение? Милостивый государь, если бы я знал, что для вас так важно, кто именно был отцом Кейтлин, я не стал бы настаивать на этом браке…
— Настаивать? — холодно переспросил Рендал. — Вы при всем желании не смогли бы ни на чем настаивать, так как ни одному человеку в мире не под силу принудить меня сделать что-нибудь против моей воли!
Гленшил изумленно посмотрел на него и громко расхохотался.
— Хорошо! — проговорил он, утирая слезы, выступившие у него от смеха. — Очень хорошо! Вы именно такой, каким я вас и представлял! Вы мне нравитесь!
Ренд спросил:
— А почему, скажите на милость, вас не пугает моя репутация? Вы же наверняка знаете, что я далеко не ангел.
— Не ангел, говорите?
— Ну да. А ведь вы предпочли меня Дароку. Так объясните, почему вы довольны тем, как все складывается?
Гленшил нахмурился.
— Значит, вы решили, что я польстился на ваш титул и богатство? Вы действительно так думаете?
— Я не знаю, что думать.
— Что ж, тогда позвольте мне кое-что сказать вам. Да, я знаю о ваших похождениях. Оргии в Страткерне, увеселительная прогулка в «Прекрасную служанку»… Но для вас все это — отнюдь не главное в жизни. Вы были солдатом, и никто не посмел бы назвать вас бездельником и светским хлыщом, проматывавшим свое состояние за карточным столом и в борделях. А в последнее время вы ведете себя очень достойно. И я уверен, что моей дорогой девочке будет хорошо и спокойно с вами.
— Вы, очевидно, удивитесь, но ваша «дорогая девочка» отнюдь не считает, что жизнь преподнесла ей подарок, когда свела нас вместе.
Гленшил поглядел на него мгновение, а потом сказал сердито:
— Вы сами в этом виноваты. О том, что вы распутничали и пили, знает в наших краях каждая собака. Кроме того, вы согнали арендаторов со своих земель, и в ваших жилах течет английская кровь, которая заставляет вас презирать все то, что так дорого Кейтлин, — нашу страну и наши обычаи. Понятно, что девочка не хотела выходить за вас. Но ничего, со временем она непременно поймет, что ее муж — хороший человек.
Ренд изогнул в изумлении бровь.
— Я не ослышался? Вы считаете меня хорошим человеком?
— Да. Я давно наблюдаю за вами. Если точно, то с того самого дня, когда понял, что вам нравится моя внучка. Еще бы она вам не нравилась! Ведь вы же Рендал, а ни один Рендал никогда не давал обета целомудрия.
— Заковыристо сказано, но по сути верно, — согласился Ренд.
— Однако мне показалось, что вы зорче прочих мужчин. Только вы заметили, насколько Кейтлин великодушна и добра. Она умеет быть верной и преданной, и вы знаете это.
— А еще она умеет быть упрямой, дерзкой и безрассудной… — сказал Ренд — то ли шутя, то ли всерьез.
Гленшил нехотя кивнул и улыбнулся.
— Вы правы, она действительно упряма, дерзка и безрассудна. Но я думаю, вы сумеете подчинить ее себе и заставить любить вас. — Старик усмехнулся и подергал себя за мочку уха. — Надо же, прибегнуть к помощи миссис Макгрегор! Мне бы это и в голову не пришло! И никогда я не думал, что моя внучка сумеет влиться в дамское общество и с интересом обсуждать модные наряды. Ради меня она никогда бы этого делать не стала.
Ренд нахмурился.
— Вы слишком многое ей позволяли, — с упреком в голосе проговорил он. — Она пользовалась слишком уж большой свободой. Как вы могли допустить, чтобы она в одиночестве бродила по…
Тут Ренд осекся и плотно сжал губы, почувствовав, что может наговорить лишнего. Но Гленшил ответил ему мягко и тихо:
— Да-да, мы с вами оба знаем, что Кейтлин — самостоятельная девушка. Что толку теперь обсуждать это? Позвольте лучше сказать вам нечто другое.
Желая подчеркнуть значимость своих слов, старик подался к собеседнику, тяжело опершись на трость.
— Видите ли, все дело в том, что моя маленькая девочка слишком долго была совершенно одинока. У нее прекрасная душа, но, к сожалению, Кейтлин очень ранима и все принимает близко к сердцу. Если бы вы знали, как боится она ненароком обидеть кого-нибудь, причинить кому-нибудь боль!..
Старик пытливо взглянул на Ренда, и ему, наверное, понравилось то, что он прочитал в глазах англичанина. Он слегка откинулся назад и продолжал:
— Вы говорите, что ей слишком многое позволялось и что она пользовалась слишком большой свободой. Наверное, вы правы. Но поймите, я поступал так лишь потому, что боялся потерять ее доверие. Мне очень не хотелось, чтобы девочка отдалилась от меня и замкнулась в себе.
Тут Гленшил глубоко вздохнул, помолчал несколько секунд и закончил:
— Я хотел, чтобы она была счастлива. Хотел, чтобы жизнь улыбалась ей. Я мечтал о хорошем муже для моей девочки, о таком муже, который по достоинству оценит ее характер и не промотает ее приданое. Да-да, вы же знаете, что Кейтлин — отнюдь не нищая. Половина того, чем я владею, достанется ей. Я уже давно все приготовил и ждал только подходящего человека, чтобы вручить ему Кейтлин…
— А вы уверены, что Кейтлин считает меня как раз таким человеком?
— Это не имеет значения. Я так все устроил, что ей не удастся пойти против моей воли.
Слова Гленшила прозвучали настолько цинично, и столько в них было пренебрежения к желаниям и самой Кейтлин, и того человека, который должен был бы стать ее мужем, что Ренд просто задохнулся от негодования. Ему показалось, что Гленшил — это кукловод, который дергает за ниточки послушных ему марионеток.
— Ну, знаете, Гленшил, — воскликнул лорд, — да вы настоящее чудовище, расчетливое и хладнокровное!
— Верно, — спокойно ответил старик. — Но что мне оставалось делать? Человек я уже немолодой и скоро умру. Девочке-то почти двадцать два года, и она своенравна и неуступчива. Нет на свете закона, который вынудил бы ее выполнять волю престарелого родственника. А вот воля мужа — это дело другое. Муж вправе приказывать ей.
Ренд усмехнулся:
— Значит, вы думаете, я сумею обуздать ее?
Гленшил кивнул и проговорил негромко:
— Да. И помоги ей Бог!
Ренд долго еще размышлял над словами старика. Он думал о Кейтлин и о том, что Гленшил считает его самым подходящим для нее мужем. И Ренд был согласен с ним. Он полагал, что будет вести Кейтлин по жизни и поможет ей превратиться в уверенную в себе и очень привлекательную женщину. Но вот потворствовать ее прихотям он не станет. Никакой мужчина не потерпит рядом с собой женщину, которая руководствуется только своими желаниями и не прислушивается к советам супруга. Да-да, он теперь — ее супруг. И он сумеет настоять на своем!
Ренд внимательно оглядел зал, ища глазами Кейтлин. Она и Фиона весело улыбались Дароку, который ловко вел их обеих в танце. Его замысловатые фигуры были неизвестны англичанину, и он с любопытством смотрел на увлеченных своим занятием партнеров. Дарок, невольно отметил лорд, был очень привлекателен.
Однако же он не чувствовал ни малейших уколов ревности и со снисходительной усмешкой старшего наблюдал за тем, как Дарок подвел девушек к их креслам. Этот человек не годился бы Кейтлин в мужья, ибо и сам еще нуждался в наставнике. Он был слишком молод и неопытен, а муж Кейтлин должен быть одновременно и хорошим любовником, и защитником, и учителем. Дарок плохо разбирался в сельском хозяйстве, вечно спорил с арендаторами и наверняка не справился бы с трудной ролью супруга. Во всяком случае — пока.