Шотландские тайны - Торнтон Элизабет. Страница 59

— Неужели ты думаешь, что я могу оставить Бокейн?! Ведь она совсем плоха!

— Бокейн? Но ее жизнь вне опасности. Так сказал управляющий. Еще одна-две недели, и она полностью выздоровеет.

— Серль? Да что он понимает?! Кстати, ты знаешь, что он надел на нее намордник?

Ренд с трудом скрыл свое раздражение.

— Послушай, за что ты так не любишь этого человека? Ведь тебе отлично известно, что намордник Бокейн сейчас просто необходим. Если бы не он, собака стала бы лизать раны, и они бы еще долго не зажили.

— Ренд… — начала было Кейтлин.

— Ты опять хочешь что-то возразить мне? — посмотрел на нее муж. — Хватит, Кейтлин! Будь хорошей девочкой и ешь свою овсянку. А вообще-то я повторяю: мне не нравится, как ты питаешься. Слуги рассказывают, будто наш повар едва не плачет, когда видит, что ты кладешь себе на тарелку. Не могу поверить, что ты хочешь обидеть доброго Ладубека, открыто пренебрегая его стряпней!

Кейтлин невольно улыбнулась, взялась за ложку и принялась есть. Она подумала о том, что с тех пор, как Ренд сделался ее настоящим мужем (как ни странно, это произошло только нынче ночью, а кажется, будто давным-давно), он изменился. Стал вести себя с ней по-хозяйски, стал командовать ею… впрочем, он и раньше командовал, такой уж у него характер. Нет, дело было не в Ренде, а в ней самой.

Она стала чувствовать себя принадлежащей мужу вещью. А главное, Ренд заставил ее изменить мнение о том, какими могут быть отношения между мужчиной и женщиной. До чего же невежественной она была! Не придавала ни малейшего значения физической любви, полагала, будто удовольствие, полученное в постели, сопоставимо с удовольствием, какое доставляет хорошая интересная книга. О господи, вот глупышка! Она ведь и представить не могла, что такое настоящая ночь страсти. И Кейтлин со вздохом вынуждена была признаться себе, что после этой ночи она стала лучше относиться к Ренду. А вот он… Нет, нельзя допустить, чтобы он совершенно не считался с ее мнением, этак недолго превратиться в коврик у двери, о который всяк кому не лень вытирает ноги!

И Кейтлин вообразила себе ужасную картину. Она, гордая некогда Кейтлин Рендал, молит мужа уделить ей толику внимания. На ней полупрозрачный наряд, какой, по ее представлениям, носят обитательницы гаремов, и она знает, что будет счастлива, если ее повелитель поговорит с ней хотя бы минуту. Место, которое она занимает в его жизни, совершенно ничтожно, а вот он необходим ей, как воздух, которым она дышит.

Тут Кейтлин сердито выпрямилась и уничтожающе посмотрела на человека, сидевшего на другом конце стола и вполне подходившего на роль восточного владыки. У него грубоватое лицо, сказала себе Кейтлин, и в уголках рта таится жестокость… и глаза слишком уж холодные, точно сапфиры… М-да, у ее мужа железная воля. Пожалуй, ему под силу сломать ни в чем не повинной женщине судьбу.

— Ну, знаешь! — фыркнула она, и сама удивилась этим своим словам.

— Что случилось? — с нескрываемой тревогой взглянул на нее Ренд.

— Каша слишком горячая, — пробормотала она первое, что пришло в голову.

— Да что ты? А я полагал, что она давным-давно остыла.

Он был прав. Овсянка была омерзительно холодная. Подув на ложку, Кейтлин спросила с вызовом:

— И кто же из нас ест ее? Я или ты?

— Боже, Кейтлин, что тебя так рассердило? — Тут он заметил опасный блеск в ее глазах и добавил торопливо: — Это все из-за Англии. Перестань думать о ней как о чужой и непонятной стране.

— Да, это совершенно чужая страна, и я не хочу ехать туда.

— Но ведь место жены подле мужа, а я твердо решил отправиться в Англию.

— Ладно, будь по-твоему, — якобы безразлично отозвалась она. Внутри у нее все кипело.

Его улыбка была широкой и радостной.

— Обожаю, когда ты такая… уступчивая, маленькая моя женушка. Однако не перегибай палку. Если ты не будешь спорить со мной, я перестану узнавать тебя.

— Надеюсь, не перестанешь, — буркнула Кейтлин и поднялась из-за стола.

Ренд взял ее за руку и притянул к себе.

— Чем ты собираешься заняться нынче утром? — спросил он.

— Мы же завтра уезжаем. Есть множество дел, которые мне предстоит переделать.

— Послушай, если ты намереваешься уйти далеко от дома, то я настоятельно советую тебе взять с собой Макгрегора.

Она холодно ответила:

— Я никуда не ухожу. Разве что загляну в Гленшил-хаус.

— Ох, Кейтлин, Кейтлин, — вздохнул Ренд. — Ну как же ты не понимаешь, что…

— Я все прекрасно понимаю, — быстро проговорила Кейтлин. — Ты хочешь, чтобы я всегда и во всем слушалась тебя. Так имей в виду, что ты — не турецкий султан, а я — не твоя рабыня. Я шотландка, я выросла в этих местах, и мне не по нраву, когда кто-то из твоих слуг крутится у меня под ногами. Я привыкла поступать так, как считаю нужным, и поэтому не относись слишком уж серьезно к тому, что произошло между нами в спальне. Я уступила тебе только потому, что мне этого хотелось. Запомни: только поэтому!

И Кейтлин стремительно подошла к двери и захлопнула ее за собой. Ренд же долго еще сидел, прижимая к губам салфетку, о которой он совершенно забыл. Наконец он скомкал ее, швырнул на стол и воскликнул:

— Вот ведь навязалась на мою голову!

Спустя час Ренд вместе с Серлем осматривал то место, где собаки вчера едва не разорвали Кейтлин. Теперь Ренд выглядел куда более озабоченным, чем во время разговора с женой.

— Английские борзые не имеют обыкновения просто так, без причины, бросаться на человека, — сказал он.

— Да, ваша светлость. Но они часто бросаются на одинокую собаку, которая не принадлежит к их своре.

— Значит, вы думаете, что они напали на Бокейн? — Серль кивнул, и Ренд тут же добавил: — Как ее дела? Раны серьезны?

— Животное потеряло много крови, но лихорадки у него нет. При надлежащем уходе борзая через несколько недель будет совершенно здорова. Странно только…

Он не договорил и недоуменно пожал плечами.

— О чем вы? — требовательно спросил Ренд.

— Видите ли, ваша светлость, собака чем-то очень взволнована. Она вздрагивает при малейшем шуме.

— Но ведь ей столько пришлось перенести.

— Да-да, наверное, все объясняется именно этим.

Ренд помолчал, а потом сказал, не глядя на управляющего:

— Надеюсь, вы понимаете, что вам придется заботиться о собаке, пока мы с ее светлостью будем в отъезде?

— Разумеется. Не может быть и речи о том, чтобы взять Бокейн с собой. Ее светлость осознает это?

Ренд как раз исследовал дерево, в котором застряла пуля. Он рассеянно кивнул, а потом сказал сквозь зубы:

— Пусть только попадется мне этот мерзавец, и я без раздумий натравлю на него Бокейн!

Серль поправил свой шейный платок и спросил безразлично:

— Вы полагаете, что пуля предназначалась собаке?

Ренд резко повернулся к нему:

— А вы думаете иначе?

— Нет. Я думаю так же. Кому могла бы понадобиться жизнь вашей жены?

Глаза Ренда сузились.

— Мистер Серль, — предельно вежливо спросил он, — а где вы были, когда разыгралась эта трагедия?

Этот вопрос Ренд задавал уже многим и до сих пор не получил ни единого ответа, который бы полностью его удовлетворил. А молодой Дарок даже рассердился и обиделся, потому что решил, будто Ренд подозревает его в злом умысле.

— Где я был, спрашиваете? — в голосе Дарока звенела ярость. — А вы? Позвольте спросить, где были вы?

Джентльмены, осмотрев псарню, как раз направлялись к господскому дому.

— Но вы же не станете отрицать, — мирно отозвался Ренд, — что это были ваши собаки?

— Да, мои. Однако вы слышали, что сказал егерь. Собаки удрали, но едва он понял, что их нет на месте, как в усадьбу ворвался ваш управляющий и принялся бесчинствовать.

— А вас, значит, дома не было? — спросил Ренд. Дарок промолчал.

Разговор возобновился в библиотеке.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Ренд.

— Я ездил в Абердин, — отрезал Дарок. — Если хотите, вам это подтвердит мой адвокат. Послушайте, хватит допрашивать меня! Это был несчастный случай, вот и все! Я готов возместить ущерб, готов принести свои извинения. Но я не понимаю, чего вы добиваетесь!