Попытки любви в быту и на природе - Тосс Анатолий. Страница 27

Как он обрадовался, завидев издалека меня с Дусей на поводке! А вот Дуся ничуть не обрадовалась. Она остановился и уперлась лапками в мостовую, крепко уперлась, настойчиво. Я было хотел подтащить ее на поводке, но она и впрямь оказалась на редкость мускулистой — поводок натянулся до предела, а расстояние между мной и собачкой не сократилось ничуть. Она все таращилась на Инфанта и упиралась лапками все настойчивее и настойчивее.

— Дуся, пойдем домой, поздно уже, — попросил я ее. Но между нами и домом расположился Инфант, а мимо него она проходить не желала. Может, и не прав я был, может, она боялась Инфанта все-таки не меньше, чем Инфант боялся Жеку. — Инфант! — крикнул я через разделяющее нас расстояние. — Похоже, тебе придется извиниться перед Дусей, похоже, она на тебя шибко обижена.

— Почему это мне? — не понял на расстоянии Инфант и двинулся к нам. Поводок снова натянулся, это Дуся стала перебирать лапками в обратную от Инфанта сторону. Но я тоже был мускулистым не менее ее и удержал.

— Давай-давай, — подбодрил я Инфанта, — быстренько, пока она поводок не оборвала и не тиканула снова в ночь. Напакостил, имей смелость признать за собой вину.

— Она ж сама начала, первая… — отчаянно было заспорил Инфант. — Пусть она первая и извиняется. А я потом, после нее.

— С кем ты считаться решил, с маленькой собачкой? — усовестил его я.

— А что, раз она маленькая, так ей все можно?! — вошел Инфант в пике. Но я его оттуда вытащил.

— Нет, не потому что она маленькая, — возразил я. — А потому что она собачка.

— Ну и что, мне по этому поводу теперь перед ней на колени становиться? — съехидничал Инфант.

— На колени не надо, а вот на четвереньки не помешает, — предложил я. — Потому что на руки ее брать ни к чему. Еще подумает, что ты снова к ее носу языком приложиться хочешь, вырвется опять и удерет. А так, ты на четырех конечностях, она на четырех, так вы вроде и сравнялись во всем. Полный паритет получается.

Тут Инфант обнял себя руками за плечи, встал в гордую стойку — этакий Печорин перед Грушницким — и заявил Дусе, что, мол, он никогда не унизится до такого.

— Если бы я первым лизать тебя стал, тогда я еще понимаю, — заявил он собачке сверху вниз. — А раз ты сама начала, то давай сама и извиняйся.

Но Дуся тоже извиняться не хотела, она по-прежнему упрямо упиралась и перебирала лапками, и пыталась оторваться от нас и исчезнуть в ночь.

И мне снова пришлось вмешаться.

— Послушай, Инфантище, может, ты Дусю зализал так агрессивно, потому что тебе девушка твоя не дает уже целых двадцать восемь дней? Вот в тебе бесконтрольная страсть и выработалась, и набрасываешься ты на любое женское существо без тормозов. Ты сам прикинь, что случилось бы, если Жека тебя попросила не собачку, а, скажем, козу выгулять. Что случилось бы, если ты такой бесконтрольный?

Тут я выдержал паузу. Она полагалась по контексту.

— Решай сам, конечно, но если хочешь избежать окончательного зоофилизма… если хочешь остаться внутри класса «человеков разумных», хотя бы в плане своих сексуальных потребностей… если хочешь, чтобы девушка твоя дала тебе наконец на этой неделе… — нагнетал я с каждым оборотом. — …Тогда немедленно становись на четвереньки, проси у Дуси прощение и не срывай завтрашнюю генеральную репетицию. Потому что без Жеки никакая репетиция не состоится и весь наш план рассыпется, как воздушный замок. А вместе с ним и все твои сексуальные мечты.

Тут Инфант стал тяжело вздыхать, потому что ломался прямо на его глазах общий порядок вещей и вся мировая справедливость. Но, видимо, он очень хотел, чтобы его девушка дала ему все-таки на этой неделе, и поэтому, сетуя и вздыхая, он стал неловко опускаться на четвереньки.

— Ладно, — сказал он, не переставая вздыхать, опуская глаза на близкий асфальт и избегая Дусю глазами. — Извини меня, я больше не буду. — Тут я почувствовал, что натяжение поводка немного ослабло. Я оглянулся, Дуся сделала шажок в сторону Инфанта.

— Не хотел я тебя обидеть, — продолжал Инфант, — как-то так само вышло… нечаянно… из-под контроля… рефлекс сработал.

Дуся сделала еще один шажок — похоже, она была отходчивой и готова была его простить.

— Хотя, если честно, — тут Инфант оторвал свой взгляд от асфальта и перевел его на Дусю, — ты сама первая начала. Думаешь, мне было приятно, а я ничего, стерпел. Я ведь от тебя не убегал.

Я пожалел, что на шее стоящего на четвереньках Инфанта не было ошейника с поводком, за который я бы мог дернуть, чтобы прервать Инфантов полемический задор. Но Дуся, видимо, была великодушнее меня, она уже виляла своим маленьким кудрявым хвостиком, уже сделала еще несколько шажков вперед — похоже, она простила Инфанта, полностью простила. Потому что женщины все-таки чувствуют прежде всего ушами, а уж потом остальными частями тела. И реагируют на слова куда как сильнее, чем на все другое. Особенно если эти слова — добрые.

— Ну вот и хорошо, — заявил я сверху. — Вот и помирились. Пожмите друг другу лапки. В смысле, Инфант, дай Дусе руку.

И Инфант тоже размяк от Дусиного доверия и протянул ей пятерню. Дуся отозвалась и вложила в его заскорузлую широкую ладонь свою маленькую, деликатную лапку. Инфант хотел было потрясти ее немного, но тут Дуся приблизила свою лохматую мордочку к не менее лохматой Инфантовой голове и, довольная, лизнула его в лицо своим маленьким подвижным язычком. Прямо, по-моему, в нос.

Инфант аж застонал от обиды. Он тут же вскочил, потирая зализанный нос.

— Чтобы я еще раз у них просил прощения… — возмущался он. — Да никогда в жизни!

— Ладно, Инфантик, — поощрил я его, — главное, конфликт улажен, и мы сможем завтра репетировать с чистой совестью. Посмотри, как Дуся довольна, к тому же мы ее все-таки выгуляли. Интересно, она присела, как ты ее учил, или все же лапку подняла?

Да разве за один сеанс научишь. Вот если бы я каждый день приезжал, воспитывал ее, может, какой прок и вышел бы в результате, — предположил Инфант, качая в размышлении головой. А потом, позже, когда мы уже подходили к Дусиному дому, он покачал ею еще раз: — А все-таки язык у нее очень шершавый.

Ну а вскоре мы сначала распрощались с Дусей, а потом уже с Инфантом. Но с Инфантом лишь до следующего, репетиционного дня.

Глава 9

ЗА ОДНИ СУТКИ И ОДИН ЧАС ДО КУЛЬМИНАЦИИ

Назавтра мы все собрались у входа в парк Сокольники приблизительно к шести часам. «Приблизительно» — потому что я ко времени, как к физическому понятию, вообще скептически отношусь, ручными часами обычно пренебрегаю и в точном минутном отсчете разбираюсь с затруднением.

Последним, правда, Илюха подвалил, и пока он двигался к нам какой-то новой развязной походкой с подкруткой бедер на каждом ходу, мы сначала все вместе ошарашились, потом быстро пришли в себя, а потом стали смеяться. А Жека, та просто помирать начала от хохота, в прямом смысле помирать, присев на мостовой, подхватив себя под живот, корчась от разрывного смеха. Иногда она поднимала глаза на плавно двигающегося к нам БелоБородова и вздрагивала очередным выдохом: «Ой не могу».

Впрочем, Илюха вызывал интерес не только у нас, у проходящих мимо людей он тоже его вызывал. И они притормаживали и провожали его длительными изучающими взглядами, правда, почему-то не смеялись, а качали в недоумении головами. А порой — в осуждении качали.

— Ну как? — спросил у нас Б.Бородов, подойдя на расстояние голоса.

Хотя мы все говорить не очень-то могли, мы могли только смеяться неудержимо.

— Чудо ты, — прорвалось все же у Инфанта, — в перьях.

И он был прав. Потому что это был тот редкий случай, когда определение Инфанта имело здравый смысл и было понятно в основном всем.

— Понимаете, — совсем не обиделся Илюха, — я вчера целый день над образом трудился. Кучу литературы пролистал, ворохи просто. Фильмы смотрел старые черно-белые, фотографии опять же… И решил, что самый подходящий образ для меня — это образ кубинского сутенера. Ну до прихода к власти коменданте Кастро, конечно. Куба, она, знаете, тогда развратная шибко была, и сутенерская профессия преуспевала повсюду. Ну и вообще мне кубинский образ подходит. Жизнерадостность, темперамент, ну и прочее…