Мы, Боги - Вербер Бернард. Страница 27

Посейдон приближается и начинает с помощью лупы своего креста изучать ее, как следователь изучает место преступления в поисках улик. Он тут же грохочет:

— И вы называете это миром!

Мы сидим молча, сжавшись на скамьях. -…А я говорю, есть планеты, от которых должны покраснеть те, кто их сделал! — прибавляет он, ударив трезубцем по столу. — С тех пор, как я стал олимпийским богом, я никогда, ну ни разу в жизни не видел такого ничтожного мира. И куда вы думаете отправиться с этим кошмаром, который даже не сферичен?

Мэтр встает и начинает ходить по возвышению, потрясая в нашу сторону угрожающим трезубцем и в ярости дергая бороду. -…Здесь повсюду шишки. С этим невозможно двигаться вперед. Эй, вы, там, внизу, пришлите-ка мне Кроноса.

Ученик, на которого Посейдон указал пальцем, не задавая лишних вопросов уходит в сторону жилища бога времени и вскоре возвращается с ним.

— Ты просил меня прийти?

— Да, отец. Вы видели, какой мусор этот новый курс хочет использовать в качестве отправного мира?

Кронос вставляет окуляр часовщика, чтобы лучше рассмотреть нашу работу, морщится и почти извиняется:

— Мне кажется, однако, что ничего не нужно было повторять, когда я дал им космическое яйцо…

— Значит, это Гефест все испортил. Ученик, приведите-ка мне его, — грохочет бог морей.

Тот же ученик убегает и возвращается с богом кузнечного дела, которого сопровождают две женщины-робота, старающиеся не дать ему потерять равновесие. Он тут же понимает, что с «Землей 18» возникла проблема, и с помощью лупы изучает нашу планету.

— Ох, ну ладно… нельзя быть совершенным во всем, — ворчит он.

— Ах да? Так вот я, я отказываюсь работать с «Землей 18». Выкручивайтесь как хотите, или вы мне ее чините, или даете нормальную «Землю 19».

Мы молчим. Если уж наши профессора не могут прийти к согласию, то нам, начинающим ученикам, тем более не стоит вмешиваться.

— Все-таки речь идет о новой планете, — протестует Гефест.

Бог времени добавляет:

— Начать ее снова означает отставание в лекциях. Это недопустимо, тебе придется довольствоваться этим несовершенным миром.

Отец и сын пристально смотрят друг другу в глаза. Посейдон первым опускает взгляд и вздыхает.

— Все-таки, Гефест, пригладь мне эти шишки. Бог кузнечного дела неохотно берет крест и принимается за работу, в то время как бог времени по могает ему, ускоряя часы, чтобы вулканы остывали быстрее.

— Теперь твоя очередь, больше мы ничем тебе не можем помочь, — заявляет Гефест, делая знак женщинам-роботам отвести его к двери в кресло-каталку, которую Кронос, которому тоже не терпится убраться, помогает им толкать.

— Мир, несовершенный на стадии минерала, никогда не превратится в совершенный на уровне самой развитой эволюции, — ворчит Посейдон, когда его коллеги уходят. — Планета как живое существо. Нужно, чтобы она дышала. Вы никогда не спрашивали себя, почему хлебная корка всегда в надрезах? И посмотрите на эту халтуру.

Молнкей трезубца, установленного на максимальную мощность, он улучшает «Землю 18» то там, то здесь, потом устало выпрямляется.

Последние вулканы потухают, как свечи на торте именинника, испуская белый пар, который поднимается в небо, образуя облака. Они соединяются и создают атмосферу, постепенно покрывающую всю планету пушистой фуфайкой.

— Кто получил лучшую оценку на предыдущей лекции? — спрашивает бог морей, гася в зале свет.

Сара Бернар поднимает руку.

— Вам предоставляется честь первого удара. Выстрелите в облака. Простой маленькой вспышки будет достаточно.

Она повинуется. Хотя и немного удивленная этой просьбой, Сара Бернар направляет крест на облачную оболочку. Как только ее вспышка касается «Земли 18», белые облака собираются в тучи, которые становятся темно-серыми, а потом непроницаемо-черными. Появляются разряды молний, уже не вызванные нашими крестами. Со своих мест мы видим лишь белые точки, которые вспышками мерцают повсюду.

Они образуют завесу, покрывающую всю планету. И в этот момент облака взрываются проливным дождем.

Посейдон жестом приказывает нам приблизиться к сфере и наслаждаться зрелищем. Все трещины планеты наполняются коричневатой водой. Разделяющие континенты глубокие впадины заполняются медленнее. Долины исчезают под потоками и образуют озера, которые порой выходят из берегов, переливаются реками и ручьями.

Затем, как будто тучи выплюнули все свое содержимое, дождь прекращается. Облака снова становятся серыми, потом белыми, потом полупрозрачными, и наконец исчезают.

Между поверхностью планеты и атмосферой появляется воздух, а вода внизу становится темно-синего цвета.

Посейдон включает лампы.

— Вы дошли до самого интересного момента в вашем обучении. Здесь и сейчас мы создадим Жизнь.

Он пишет на доске: «СОЗДАНИЕ ЖИЗНИ», а внизу добавляет: 0: отправная точка. Космическое яйцо. 1: материя. Минерал. 2: жизнь. Растение.

Мне на память приходит «Энциклопедия относительного и абсолютного знания» ЭдмондаУэллса. «2», растение: горизонтальная черта под кривой, связь с землей, любит свет…

Посейдон указывает нам, что нужно делать. Достаточно малейших разрядов на волокна ДНК, импульсов настолько точных, что они действуют на атомном уровне. Таким образом мы создадим программу живого существа, которым будем управлять. Как если бы мы перфорировали одну из этих древних ленточек, когда-то служивших информационными программами. Посейдон уточняет, что важно затем защитить эту память ядром.

Работая с волокнами ДНК, мы можем делать все, что хотим. Мы можем выбирать цвет, размер, форму, вкус, толщину кожи, вес, продолжительность жизни.

Просто невероятно, что можно сделать с водородом, кислородом, углеродом и азотом, поскольку все живое есть только комбинация этих атомов. Потом программа ДНК сделает все, что нужно.

— Каждому вашему созданию, — уточняет Посейдон, — вы должны найти: — средство пропитания; — средство воспроизведения.

Двигайтесь на ощупь, изобретайте, ищите собственные решения. Дайте волю своему воображению. Не колеблясь, захватывайте морские глубины, гроты, впадины и даже поверхности океанов. Делайте так, как считаете нужным. У вас есть несколько часов. К тому же, у вас будет время исправить ваши труды и приспособить их к климатическим условиям, навязанным вашими соседями.

Как автомеханики с руками, выпачканными в грязной смазке, мы копаемся в сердцах клеток. Я роюсь в волокнах ДНК, как будто стараюсь починить мотор. Потом укладываю хромосомы в ядра, как провода в мешок. Сперва все мои структуры неудачны. Оболочка клетки недостаточно прочна, или ДНК ядер чересчур невероятны.

Понемногу я начинаю понимать, какие взаимодействия существуют в моих комбинациях, и получаю наиболее простую форму жизни: одноклеточную бактерию сферической формы, имеющую свое ядро и ДНК.

Отвечаю на первый вопрос Посейдона: «Как она питается?», моя бактерия поглощает свет с помощью фотосинтеза и крошки органических молекул, оставшиеся от черновиков работ моих однокашников. Ответ на второй вопрос: «Как она размножается?* вполне прост — благодаря партеногенезу. Она делится на две новые клетки, абсолютно идентичные первой.

Я смотрю на работу Фредди Мейера, сидящего рядом со мной.

Он уже создал многоклеточное существо, похожее на водоросль. Рауль сделал очень простой вирус, способный питаться и размножаться внутри других организмов. Эдмонд Уэллс сконструировал губку, которая питается не только светом, но и газом. С помощью фильтрационной системы она переносит кислород, который до этого был ядом для любой формы жизни. Благодаря этой энергии она воспроизводит волокна, позволяющие перемещаться по поверхности. Со своей стороны, Мата Хари не стала мудрствовать. Она попросту создала сексуальность, сделав организмы, которые воспроизводятся не через деление, а через объединение двух разных творений, смешивающих свои ДНК.

— Неплохо.

— Это было не так-то просто, — признается она. — Мне пришлось пройти через фазу каннибализма. Один индивидуум поедал другого, чтобы объединить два ДНК. Я поняла, что смогу выполнить задачу в два шага: сперва слить две клетки в одну с двойным ДНК, а потом сделать третью, объединяющую обеих. — 1 + 1 = 3, — шутливо заключает Эдмонд Уэллс. Этот девиз кажется мне абсолютно правильным.