История Люси Голт - Тревор Уильям. Страница 43
Кролики по-прежнему жизнерадостно скакали в траве. Канавокопатель ползал взад-вперед по склону. В куче появился еще один валун.
«О господи! – Мольба молотой каменной крошкой заскрипела у Ральфа в горле, и глазам стало горячо от подкативших слез. – Господи, где же милость твоя?»
7
Хенри заметил чужого человека и стал прикидывать, кто это может быть. Между деревьями, с верхней части склона по-над гортензиевой лужайкой, где он ломал хворост для растопки и связывал его в вязанки, стоящая у парадной двери фигура казалась тенью, не более того. И пока Хенри стоял и смотрел, эта тень проскользнула в дом сквозь открытую дверь.
Позже, днем, когда Люси вошла на кухню с корзиной грибов, Бриджит сказала:
– Там какой-то мужчина приехал.
Люси собирала грибы в саду. Теперь она вывалила их из потертой корзинки в сушилку для посуды.
– А кто?
Бриджит, которая как раз замешивала тесто для домашнего хлеба, только мотнула головой. Звонок в парадной не звенел, сказала она.
– Отец твой крикнул мне из прихожей, чтобы принесла им чай, как будет готов.
Бог знает, кто там такой, сказала она, может, просто мимо шел.
– А еще отец тебя спрашивал.
– Меня?
– Спрашивал, нет ли тебя где поблизости.
Гости в доме случались не часто. Мистер Салливан перестал садиться за руль автомобиля больше года тому назад. Тот человек, который как-то утром приехал, чтобы продемонстрировать пылесос, купленный у него впоследствии капитаном, был первым визитером за несколько месяцев. Когда заходил кто-нибудь из людей О'Рейли, или сама миссис О'Рейли, с бутылочкой под Рождество, или служащий электрической компании, чтобы снять показания счетчика, никто из них не пользовался парадной дверью. Иногда, хотя и не часто, почтальон задерживался и приходил уже после полудня, но почтальона никто не станет приглашать в гостиную на чашку чая.
– Чайник я уже поставила, – сказала Бриджит, вытирая испачканные мукой руки о фартук.
– Я сама отнесу им чай.
Она старалась говорить короткими фразами. Интересно, а Бриджит слышала голос этого человека? Какой-нибудь отрывок разговора, пока они не закрыли дверь в гостиную? Спрашивать Люси ни о чем не стала. По телу у нее, волна за волной, пробегала дрожь возбуждения, прохладная и приятная, слегка покалывая кожу. Кто еще может вот так просто взять и войти в дом?
Хенри занес вязанки хвороста в сарай, в котором раньше, когда индюшек и кур было больше, кормили птицу. Он развязал бечевку и сбросил их на пол, а потом аккуратно уложил у стенки вместе с другими такими же.
– Кто это к нам пожаловал? – спросил он на кухне, обирая с рукавов кофты приставшие кусочки коры.
Бриджит сказала, что понятия не имеет. Она была занята, заполняла тестом сразу две формы, и отвлекаться не стала.
Она отворила печную заслонку. Поднос со всем необходимым к чаю был уже готов, на плите зашумел чайник.
– А что, грибы-то в самый раз, – сказал Хенри, взяв один с решетчатой сушилки возле раковины.
Расчесываясь у себя в спальне, Люси ничуть не спешила. Из зеркала на туалетном столике на нее смотрели глаза такие яркие, такие внимательные, что ей казалось: это чьи-то чужие глаза. Губы сами собой подрагивали в уголках предчувствием улыбки; волосы свободно упали ей на плечи, щетка со спинкой из слоновой кости застыла в воздухе. Когда она внесет поднос, они оба повернут головы. «Вот наконец мы и встретились». Она услышала слова, а не голос, который их сказал; но голос будет отцовский.
Нет ничего страшного в том, чтобы выглянуть из окна, посмотреть на его машину, хотя, конечно, и смысла в этом особого тоже нет; и, само собой, старого авто с откидным верхом она уж точно там не увидит. Но когда она и в самом деле выглянула в окно, никакой машины там не было.
Она сняла юбку и свитер и надела платье. Он что, приехал в Инниселу поездом? Или в Дунгарван, потому что до него ближе? Она попыталась вспомнить, есть ли в Дунгарване железнодорожная станция. Скорее всего, он доехал до Уотерфорда автобусом, а оттуда еще немного, до Крили-Кроссроудз. А остаток пути прошел пешком; идти пришлось, наверное, больше часа, но это все равно быстрее, чем ехать на поезде, даже если предположить, что там ходит поезд.
Она подвязала поясок и выбрала бусы. Потом обратно к зеркалу: стерла с губ только что нанесенную помаду и подвела другим оттенком. Будет он стесняться отца или нет? А отцу он глянется? А кому он, спрашивается, может не глянуться; какие бы сложности ни были связаны с его присутствием в доме, для отца важнее всего, чтобы она была счастлива. Для отца главное, чтобы опять все было хорошо.
Она слегка тронула щеки пудрой. Кровь было прилила у нее к лицу, но теперь все прошло. Интересно, а Бриджит поняла, о чем она думает, и это ее секундное замешательство – заметила? А он, интересно, он сильно изменился?
Она тихо закрыла за собой дверь и спустилась вниз. Когда она вошла в кухню, они оба удивленно на нее посмотрели. Бриджит только что отправила обратно на полку большую коричневую миску, в которой замешивала хлеб, Хенри стоял спиной к плите.
– Ты чай уже заварила? – спросила она у Бриджит, и Бриджит ответила, что еще не успела.
– Я заварю.
Их его приезд, конечно, не может не шокировать. А еще больше их шокирует то, что она вырядилась ради него, ради женатого мужчины. Об этом она не подумала, о том, как все это будет выглядеть с точки зрения этих простых, незамысловатых людей.
Она заварила чай. Бриджит намазала маслом кусочки хлеба и добавила джема в начинку кекса, купленного в Килоране, от которого осталась примерно половина. Там, у парадной двери, велосипед стоит, сказал Хенри, и Люси воочию увидела, как на перекрестке Крили-Кроссроудз водитель снимает с крыши автобуса велосипед и как Ральф вытягивает руки, чтобы перехватить раму. Конечно же, он взял с собой велосипед. Он знает, что от перекрестка путь не ближний, и странно было бы, если бы он этого не сделал.
– Ой, Бриджит, как красиво! – сказала она, подхватив поднос.
Она вышла с кухни и понесла его по коридору в сторону прихожей. Парадная дверь по-прежнему стояла открытой настежь; отца не заставишь ее закрывать, даже несмотря на то что на улице совсем не жарко. Поставив поднос на длинный стол в прихожей, на котором со времен отцова приезда царил неизменный беспорядок, она заметила заднее колесо велосипеда. На столе теперь вечно лежала отцовская белая шляпа, в которой он ходил, когда на дворе солнце; а когда он выходил поработать в сад, то снимал галстук и бросал его тут же. А еще здесь скапливались счета, бок о бок с надорванными коричневыми конвертами. Какие-то ключи и мелочь из карманов.
В нише у подножия лестницы висело зеркало; она заглянула в него, поправила воротничок платья и выбившуюся прядь волос. Потом распахнула дверь в гостиную, одной рукой удерживая поднос на весу.
– Иду из леса, смотрю, стоит велосипед, – рассказывал на кухне Хенри. – Неужто, думаю, сержант Фоли приехал.
– А с чего это Фоли сюда поедет?
– А это вовсе и не он. Присмотрелся попристальнее: нет, не он.
Хенри описал велосипед: тусклая черная рама, остроконечные крылья, под сиденьем толстая такая пружина и немного выдается вперед. Бриджит его не слушала. Показалось, что сержантов велосипед, сказал Хенри, потому что с виду очень похож на армейские.
– Потом подумал, что, может, молодой О'Рейли заехал. Пока не заглянул в окно.
Бриджит на секунду перестала оттирать разделочную доску.
– Не тот, на кого она думает?
Хенри медленно покачал головой.
– Я тебе скажу, кто это такой, – проговорил он.
– Милости просим, леди, милости просим, – сказал отец.
Сидевший в кресле возле багатели мужчина не повернул головы в ее сторону. Он явно нервничал, сидел, склонив голову, и потирал пальцами одной руки костяшки другой. На нем был черный саржевый костюм, а на лацкане значок общества защиты трезвости. Галстук туго затянут под потертым воротничком. Штанины черных саржевых брюк прихвачены велосипедными прищепками.