За чертой - Тревор Уильям. Страница 4

Декко громко смеется. Стрейф шуршит газетой.

Милли. Еще кофе, Синтия? Синтия. Да, спасибо.

Стрейф снова шуршит газетой. Читает вслух.

Стрейф. «Ожидается солнечная, сухая погода». Что ж, прекрасно.

Милли. Это обнадеживает, не то что в прошлом году.

Декко. Короче, пришлось выслать полицейский наряд. «Меня, верно, снаружи заперли, – заявил наш герой. – Извините, что побеспокоил, шеф».

Декко смеется. Женщины вежливо присоединяются к нему, но без большого энтузиазма.

Стрейф. Мы собирались с утра прогуляться в Ардбиг, дорогая. Нам нужно договориться с Генри О'Райлли о рыбалке.

Синтия. Я посижу в саду.

Милли. Бедняжка, ты еще не отошла после дороги.

Синтия. Нет, я чудесно выспалась. Просто я с удовольствием побуду в саду, посмотрю, какой он в этом году. Почитаю вон в том уголке, где магнолии.

Декко. Бедная ты наша глупышка.

Синтия. Я прекрасно проведу время.

Стрейф. Вы же знаете, Синтия любит побездельничать.

Все стихает.

Милли (от автора). Я всегда считала, что Синтия чересчур много читает. Порой она откладывала книгу и застывала с такой меланхолией во взоре, что всякому понятно – от чтения ей один вред. Ничего страшного, скажете вы, просто у Синтии богатое воображение. Не скрою, ее начитанность нередко помогала нам в наших путешествиях: за многие годы Синтия проштудировала десятки путеводителей по Ирландии. «Вот с этих скал гарнизон сбросил ирландцев в море», – сообщила она нам, когда мы проезжали мимо на машине. «Эти скалы называются Девами», – просветила она нас в другой раз. Благодаря Синтии мы побывали в таких местах, о существовании которых и не подозревали: в башне Гаррон на мысе Гаррон, в мавзолее в Бонамарги, на скале Дьявола. Синтия просто переполнена сведениями по истории Ирландии. Она читает все подряд: биографии и автобиографии, пухлые труды о долгих веках кровопролитных сражений и политической борьбы. Какой бы городок или деревушку мы ни проезжали, Синтия обязательно что-нибудь рассказывала. Что греха таить, мы не всегда воздавали должное ее эрудиции, но Синтия не обижалась, похоже, ей было безразлично, слушаем мы ее или нет. Кстати говоря, не будь она такой тряпкой, ее супружеская жизнь сложилась бы куда благополучнее и сыновья уважали бы ее.

С этого момента рассказ Милли сопровождается шумом моря.

Покончив с завтраком, мы оставили Синтию в саду, а сами спустились к берегу, усыпанному галькой. Я была в брюках и блузке, на спину накинула кардиган, завязав спереди рукава, – на случай, если похолодает. Все обновки я купила, собираясь в поездку, и подобрала все в оранжевой гамме.

Стрейф одевается во что попало, Синтия совсем не следит за ним. Помню, в то утро на нем были бесформенные вельветовые брюки – в таких мужчины обычно возятся в саду – и темно-синий трикотажный свитер. Декко вырядился как на модной картинке: светло-зеленый льняной костюм с модной отделкой на карманах, ворот темно-бордовой рубашки распахнут, и виден медальон на тонкой золотой цепочке. Идти по гальке было довольно трудно, и мы шагали молча, но когда начался песок, Декко рассказал очередной ирландский анекдот, а потом заговорил о девице по имени Джульетта, которая перед самым нашим отъездом из Суррея без обиняков предложила ему жениться на ней.

Слышен шум прибоя и шарканье ног. С первыми словами Декко звуки становятся глуше.

Декко. Я обещал на досуге обдумать ее предложение.

Стрейф. Отправь ей телеграмму из Ардбига. Скажем, такую: «Все еще думаю».

Декко смеется.

Милли. Тебе давно пора жениться, Декко.

Стрейф. Посылай ей такую телеграмму через каждые два дня.

Декко и Стрейф весело смеются, точно школьники.

Декко. А помнишь, какую телеграмму Трайв Мейджор послал Каусу?

Стрейф. Еще бы мне не помнить, черт побери.

Декко. Понимаешь, о чем мы, Милли? Помнишь старого А. Д. Каули-Стаббса, язву и женоненавистника? Трайв Мейджор – вот кто любил всех разыгрывать – отправил ему такую телеграмму: «Милый сожалею три месяца прошли Ровена». По четвергам Каус собирал у себя вечером любимчиков на чашку кофе. Сидят они кружком, рассуждают о Софокле, и вдруг стук в дверь. «Входите!» – заорал, как обычно, Каус. «Вам телеграмма, сэр», – объявил Трайв, ухитрившись перехватить ее у посыльного. Каус прочитал и побелел как полотно.

Стрейф. Я был там в тот вечер. Старый бродяга так и рухнул в кресло. Помню, Уоррингтон П. Дж. взял телеграмму и пробежал ее глазами. Потом он оправдывался: подумал, мол, что кто-то умер, хотя, честно говоря, я не вижу логики. А Трайв Мейджор стоял себе как ни в чем не бывало.

Декко. Уоррингтон П. Дж…

Стрейф. Уоррингтон не удержался и расхохотался. Потом он получил за это нагоняй и рассыпался перед Каусом в извинениях. Как нарочно, остальные тоже захихикали, так как телеграмма пошла по кругу.

Декко. Знаешь, Милли, Ровена, по прозвищу Велосипед, служила у Кауса, и два семестра назад он ее рассчитал.

Стрейф. Все и вправду поверили, будто Каули-Стаббс завел шашни с Ровеной Велосипедом. Через несколько лет даже поговаривали, что ребенок, которого усыновила жена нашего тренера по боксу, на самом деле дитя их загадочной любви. Ты слышал об этом, Декко?

Декко. Конечно, слышал. Мне рассказал Трайв Мейджор и еще уверял, будто он сам пустил слух через своего младшего брата.

Стрейф. Трайв мстил бедному Каусу из-за настольной лампы, Милли. Каус столкнул ее, когда лупил Трайва, а счет послал его отцу.

Декко. Под тем предлогом, что если бы Трайв не отстранился, чтобы избежать тумаков, то ничего бы не случилось.

Оба смеются, и Милли присоединяется к их веселью, хотя и довольно сдержанно. В то же время возникает сначала едва различимый шум моря. Снова доносятся чьи-то отчаянные стоны. Женщина несколько раз в ужасе кричит: «Нет!» Раздаются четыре револьверных выстрела. Медленно стихает разбушевавшееся море. Теперь слышится только ласковый плеск волн. Вдалеке звучат голоса детей, их едва слышно за шумом прибоя.

Девочка. Где же ты? Где ты?

Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)