Сотканный мир - Баркер Клайв. Страница 18
— Куда ты направился? — спросил Шедуэлл, когда Кэл пошел дальше. — Я хочу с тобой переговорить.
Кэл не останавливался.
— Мы могли бы помочь друг другу…
Кто-то окликнул Кэла и спросил, не знает ли он, что случилось с Элроем. Кэл отрицательно помотал головой и продолжил прокладывать себе путь к двери. План его был прост: попросить вышибал найти отца Джеральдин, а потом вышвырнуть отсюда Шедуэлла.
— Скажи мне, где ковер, — говорил Коммивояжер, — а я прослежу, чтобы сестрички никогда не добрались до тебя. — Его речь была умиротворяющей. — Я не хочу с тобой ссориться. Мне просто нужна информация.
— Я же сказал, — ответил Кэл, понимая, что никакие доводы не помогут. — Я не знаю, куда делся ковер.
Осталась дюжина ярдов до вестибюля, и с каждым новым шагом любезность Шедуэлла испарялась.
— Они высосут тебя до дна, — обещал он, — эти ее сестры. И я не смогу их остановить, если они примутся за тебя. Они мертвы, а мертвецы не слушают ничьих указаний.
— Мертвы?
— О да. Она их убила, когда все трое были в утробе матери. Задушила собственными пуповинами.
Правда это или нет, но от такой картины становилось не по себе. Еще хуже делалось от мысли о прикосновении сестер. Кэл пытался выбросить из головы и то и другое, продвигаясь к двери. Шедуэлл по-прежнему шагал рядом с ним. Он уже не делал вид, будто ведет переговоры. Теперь он сыпал угрозами:
— Ты сам покойник, Муни, если не сознаешься. Я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь…
Кэл был уже на расстоянии окрика от вышибал. Он окликнул их. Они оторвались от выпивки и развернулись в его сторону.
— Что случилось?
— Вот этот человек… — начал Кэл, оборачиваясь к Шедуэллу.
Но Коммивояжера уже не было. За долю секунды он покинул Кэла и смешался с толпой, исчез так же ловко, как и вошел.
— Какие-то проблемы? — поинтересовался тот вышибала, что был крупнее.
Кэл озирался, подыскивая слова. Не стоит и пытаться что-то объяснить, решил он.
— Нет, — ответил Кэл, — все в порядке. Просто нужно глотнуть свежего воздуха.
— Перебрали? — спросил второй вышибала и отступил в сторону, чтобы Кэл мог выйти на улицу.
После удушливой атмосферы зала снаружи было холодно, что и требовалось Кэлу. Он глубоко вдохнул, стараясь прочистить мозги. Затем услышал знакомый голос:
— Ты не хочешь пойти домой?
Это была Джеральдин. Она стояла у двери в наброшенном на плечи пальто.
— Я в порядке, — сказал Кэл. — А где твой отец?
— Не знаю. Зачем он тебе?
— В зале находится кое-кто, кого там быть не должно, — сообщил Кэл, подходя к ней.
Под влиянием алкоголя Джеральдин показалась ему сияющей, как никогда прежде. Ее глаза сверкали, как темные бриллианты.
— Может быть, прогуляемся немного? — предложила она.
— Я должен переговорить с твоим отцом, — настаивал Кэл, но Джеральдин уже шла вперед, жизнерадостно смеясь.
Прежде чем он сумел возразить, она завернула за угол. Он последовал за ней. На улице не горело несколько фонарей, и ее силуэт терялся во тьме. Но Джеральдин смеялась, и он следовал за ее смехом снаружи.
— Куда ты идешь? — спросил он.
В ответ она снова рассмеялась.
На небе мелькали облака, в просветах поблескивали звезды, но их слабый свет не мог осветить то, что происходило на земле. Звезды на мгновение отвлекли Кэла, и когда он снова посмотрел на Джеральдин, девушка уже поворачивалась к нему с каким-то неясным звуком, похожим и на вздох, и на слово.
Ее окутывали густые тени, но они постепенно расступились, и от того, что предстало перед глазами Кэла, у него сжалось сердце. Лицо Джеральдин искривилось, ее черты растеклись, словно тающий воск. И теперь, когда фасад исчез, Кэл разглядел скрывавшуюся за ним женщину. Увидел и узнал: безбровое лицо, не знающий улыбки рот. Кто же еще, как не Иммаколата?
Он мог бы убежать, но тут к его виску прижался холодный металл пистолетного дула. Голос Шедуэлла произнес:
— Один звук — получишь пулю.
Кэл промолчал.
Шедуэлл указал на черный «мерседес», припаркованный в ближайшем переулке.
— Иди, — велел он.
У Кэла не было выбора. Он шел и не верил, что эта сцена разыгралась посреди улицы, на которой он знает каждый булыжник с тех пор, как выучился ходить.
Его усадили на заднее сиденье, где он был отделен от похитителей толстым стеклом. Дверцу заперли. Он не мог ничего сделать. Все, что он мог, — смотреть, как Шедуэлл садится на водительское место, а женщина устраивается рядом.
Он понимал: вероятность, что его отсутствие на вечеринке будет замечено, очень невелика, а вероятность того, что кто-то отправится его искать, еще меньше. Все решат, что ему наскучил праздник и он отправился домой. Кэл оказался во власти врагов, бессильный что-либо предпринять.
«Что бы сделал на моем месте Безумный Муни?» — подумал он.
Вопрос занимал его одно мгновение, и тут же пришел ответ. Кэл вынул праздничную сигару, подарок Нормана, откинулся на кожаное сиденье и закурил.
«Отлично!» — воскликнул поэт.
Получай удовольствие, пока можешь, от всего, от чего можно. Пока ты дышишь.
V
В объятиях Гнойной Мамаши
Одурманенный страхом и сигарным дымом, он вскоре перестал понимать, куда они едут. Когда они наконец остановились, единственным намеком на их местоположение был резкий запах реки. Точнее, широкой полосы черного ила, растянувшейся вдоль линии прилива — обширного пространства, заполненного вязкой жижей. В детстве она наводила на Кэла ужас. Лишь когда он дошел до двузначных цифр в школе, ему разрешили гулять по набережной Бобровой заводи без сопровождения кого-либо из взрослых, который шел обычно между Кэлом и водой.
Коммивояжер приказал ему выйти из машины. Кэл послушался. Трудно не послушаться, когда в лицо тебе смотрит дуло пистолета. Шедуэлл сейчас же вырвал изо рта Кэла сигару и растер подметкой, после чего повел через ворота на обнесенную стеной территорию. Только при виде заваленных мусором оврагов Кэл понял, куда его привезли: муниципальная мусорная свалка. В предыдущие годы на месте городской свалки стали устраивать парк, но теперь у властей не хватало денег, чтобы разбивать здесь газоны. Мусор так и остался мусором. И его вонь — кисло-сладкая вонь разлагающихся овощей — перебивала даже запах реки.
— Стой, — приказал Шедуэлл, когда они достигли какого-то места, на вид ничем не приметного.
Кэл обернулся на голос. Он плохо видел, но Шедуэлл, кажется, убрал свой пистолет. Воспользовавшись моментом, Кэл бросился бежать не разбирая дороги, в слепой надежде на спасение. Он сделал шага четыре, когда что-то спутало ему ноги и он тяжело упал, задыхаясь. Прежде чем ему удалось подняться, со всех сторон на него двинулись тени — беспорядочная масса конечностей и оскаленных пастей. Они могли принадлежать только детям сестры-призрака. Кэл обрадовался темноте: по крайней мере, он не видел их уродства. Но он ощущал на себе их конечности, слышал, как их зубы щелкают рядом с его шеей.
Однако они не собирались его пожирать. Подчинившись некоему знаку, которого Кэл не видел и не слышал, вся их ярость вдруг превратилась в цепкую хватку. Кэла держали, растянув руки-ноги так, что хрустели кости, а в нескольких ярдах от него разыгрывался жуткий спектакль.
Там стояла обнаженная женщина, одна из сестер Иммаколаты — в этом Кэл не сомневался. Она мерцала и дымилась, будто ее внутренности пожирал огонь. Но никаких внутренностей у нее быть не могло, поскольку совершенно точно не было костей. Ее тело представляло собой столб серого газа, перетянутого окровавленными лохмотьями, и из этого призрачного потока кое-где проступали анатомические подробности: сочащиеся жидкостью груди, раздутый, словно от бесконечно затянувшейся беременности, живот, лоснящееся лицо, сросшиеся до узких щелей глаза. Последнее, без сомнения, объясняло ее неуверенную походку и то, как бесплотные конечности выдвигались из тела, нащупывая дорогу: призрак был слеп.