Красный кефир - Трофимов Сергей Павлович. Страница 27

Я тихо вздохнул. Подобные разговоры были болезненной манией всех высокопоставленных военных.

– Вы говорите мне об этом, потому что я еврей?

– Отчасти, да, – признался генерал. – Кто еще ответит на мои вопросы? Подумайте сами. Страны с современными концентрационными лагерями упрекают нас в нарушении прав человека! С ума сойти! Или взять, например, ваш Израиль! С тех пор, как вы испачкали руки в крови тысяч невинных детей, у вас больше нет морального права говорить о холокосте!

– Я не убивал невинных детей. И не нужно смешивать несопоставимые вещи.

– А что творится в нашей стране? Президент России пропил Кавказ, Прибалтику и Среднюю Азию. Он бросил на ножи два миллиона соплеменников. Но нам втирают в уши, что он был демократом! Что он принес нам свободу слова! Какого слова? Естественно, американского! Весь этот мир – сплошная мясорубка. Ложь, алчность и изворотливая трусость измельчают нас в начинку для большого пирога на адской кухне. Но у России есть надежные защитники! И мы изменим ход событий. Если все пойдет, как нужно, через год на планете останется только одна цивилизованная страна. И тогда вновь наступит эра географических открытий. Мы будем находить среди джунглей и чащоб затерянные города – Пекин, Нью-Йорк, Париж и Лондон. Люди перестанут ждать плохих времен. Нас снова объединит одно общее дело. Мы будем приводить в порядок планету и осваивать пространство, прежде населенное варварскими народами, для которых деньги служили мерилом жизни.

Я знал, что генерал был романтиком. И тема демократии в его оригинальной обработке не раз становилась основой для наших дискуссий. Он, как военный и патриот, мечтал не только об империи, но и о моноэтническом обществе. Ему хотелось, чтобы люди говорили на одном языке; чтобы в любом уголке Земле гремело наше «мать твою»! Я имел иное мнение на демократию. Для меня это понятие было фикцией или, точнее, ширмой, за которой пряталась действительно циничная власть кланов.

На всем протяжении истории в мире существовало только три вида властных иерархических структур. Первая, «контора», предполагала властную вертикаль, которая пронизывала все слои общества. Главный принцип «конторы» выражался простым лозунгом: «Я начальник, ты дурак; ты начальник, я дурак». Желание начальника становилось законом. Желание подчиненного считалось жлобством. Продвижение по иерархической лестнице называлось карьерным ростом. Основными механизмами решения проблем были приказы, взятки и шантаж. Вторая структура, доминирующая в наше время, называлась «кланом». Здесь степень власти определялась близостью к «отцу» или «маме». Главным принципом кланов были родственные отношения. Продвижение по иерархической лестнице достигалось завоеванием симпатии. Каждый новый член «семьи» роднился – то есть, вступал в сексуальные отношения – с каким-либо узаконенным представителем клана. Только после этого он становился «своим». В отличие от «конторы» клан был более крепкой и защищенной структурой. Однако третий иерархический вид, «духовный орден», превосходил два предыдущих во всем, поскольку объединял в себе закрытость, эффективность и сакральность. Некоторые «конторские» организации – например, розенкрейцеры, европейская «Таламаска», китайский «Красный дракон» – гордо объявляли себя духовными орденами, но на самом деле таковыми не являлись. Единственным духовным орденом прошлых веков был «Круглый стол» короля Артура. Единственным нынешним духовным орденом могла считаться Аль-Каеда. А словом «демократия» обманывали и будут обманывать простых необразованных людей.

– Тут есть одно «но», – заметил я. – Ваши «грибницы» могут попасть в руки спецслужб. Их могут изловить, припугнуть и отправить обратно в Россию.

– Мы учли такой вариант. За ними будет вестись постоянное наблюдение. В критические моменты наши проверенные иммунные агенты окажут им поддержку или сообщат нам о контактах с другой стороной.

– А если в ваши планы вмешаются хакеры сновидений? Вы же видели, на что они способны.

Генерал на миг замер, затем повернулся на каблуках и посмотрел на меня.

– Я видел только действия Ноде. Неужели другие тоже могут вытворять подобные фокусы? Искривлять пространство и ломать виадуки?

– Насколько мне известно, он единственный, кто обладает такой способностью. Остальные исследуют сны и программы сознания.

– Ну, вот и хорошо. Мы задержим Ноде в институте. Предложим ему общие проекты, от которых он не сможет отказаться.

– Например, одиночную камеру в изоляторе? – с улыбкой спросил я.

– В камере его не удержишь, – с задумчивой серьезностью ответил генерал. – Ничего. Наши мудрецы придумают что-нибудь.

За окнами стояла ночь, но институт не спал. В казармы гарнизона постоянно поступало пополнение. Команды санаторов выискивали и убирали трупы. Со стен смывалась кровь. В разбитые окна вставлялись стекла. Проект «Лилит» обошелся недешево. Но, как утверждал мой собеседник, результат оправдывал любые потери. «Если все пойдет, как нужно, через год на планете останется только одна цивилизованная страна». Мечта идиотов!

Мой телефон еще раз зазвонил. Я положил его на стол и включил громкую связь.

– Слушаю вас.

– Лев Андреевич, это Лот. Мы хотели бы отчитаться о проделанной работе. Вы там один или с начальством?

– С начальством.

– Ничего не бойтесь. Мы проведем вас через несколько транзитов.

– Что значит «проведем»?

Внезапно стены кабинета изогнулись. Обои и окна стекали вниз густыми каплями. На потолке появилась сеть ярко-красной паутины. Стол превратился в зеленый выступ, по которому суетливо бегали какие-то мелкие мохнатые пятна. Рядом со мной колыхался большой светящийся кокон. Он крепился корнем к стенке огромного тоннеля, по которому проносились стаи пузырей различных размеров. Я хотел посмотреть на свои руки, но увидел площадку, окруженную глубоким и широким рвом. Прямо передо мной возвышалось дерево с расщепленным стволом. Его ветви возносились в бесконечную высь и плавно врастали в темное небо. Из развилки ствола, словно из треугольного выреза платья, выдавалась верхняя часть женской груди. Мне потребовалось небольшое усилие, чтобы переместить взгляд вверх. Ключицы, шея, подбородок, лицо. Затем картинка стала четче. Женщина находилась в дереве. Из ствола проглядывало правое колено. Одна рука, свободная по локоть, была отведена назад, вторая, судя по расположению ладони – слегка приподнята и вытянута вперед. Казалось, она сделала шаг, приготовилась к следующему движению и вдруг оказалась внутри дерева. Рядом с ней сидел мужчина. Царапая ногтями скулы и щеки, он в отчаянии смотрел на женщину.

– Папа, я почти не могу дышать, – прошептала она. – Мне больно, папа. У меня сломаны ребра.

Мужчина застонал, и я потерял фокусировку зрения. Что-то серое и вытянутое в овал подлетело ко мне в розовой дымке и мягко ткнулось в мой живот. В памяти всплыло похожее ощущение из детства. Вот я маленький мальчик, вот соседская собака. Я вспомнил ее влажный язык и свой страх перед большим животным. Она укусила меня. Интересно, что это же ощущение вызывали руки хирурга, который удалял мне аппендикс. И было еще с десяток моментов, окрашенных мягким тычком.

Встряхнув головой, я понял, что стою в темном помещении. Генерал, находившийся ближе к двери, щелкнул выключателем, и мы с изумлением осмотрелись вокруг. Парикмахерский салон; два упавших кресла на полу; разбитая витрина; и ниже, в луже крови, труп девушки, с открытой раной на горле. На ее груди лежал крупный осколок стекла, с красными разводами на заостренном конце. Очевидно, кто-то вытащил его из горла девушки.

– Третья «грибница», – сказал генерал. – А это что такое?

Он указал на белый сверток, лежавший перед треснувшим зеркалом.

– Использованный «памперс», – ответил я шепотом.

– Почему вы шепчите?

Я кивнул головой на разбитую витрину. За ней виднелись фигуры людей, которые, пошатываясь и принюхиваясь к воздуху, приближались к нам. Они утробно рычали, выражая недовольство нашим присутствием рядом с их погибшей хозяйкой. Затем, после двух ярких вспышек, мы с генералом снова оказались за столом в его рабочем кабинете. Напротив меня сидел Лот. За его спиной стоял Ноде.