Люблю, убью, умру... - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 40
— Мишель, а шашлык? Барбекю то есть, — осторожно намекнул Коля. — Между прочим, я захватил с собой… Ты что, хочешь, чтобы такое роскошное мясо пропало?
Но тот сразу же стал возмущаться, что его эксплуатируют.
— Ни за шьто, ни за шьто! Мерд! К черту барбекю…
— Это он всегда так, — шепнул мне на ухо Коля Арутюнов, трепеща своими девичьими ресницами. — Сначала ругается, а потом все равно делает.
Саша в пестром шерстяном свитере сидел рядом, прядь темных волос падала ему на лоб — он был какой-то новый, незнакомый и ужасно милый. Он все время улыбался и смотрел на меня.
— Друзья! — торжественно произнес Альберт. — Предлагаю выпить за Лизу и нашего Сашку. Вы только посмотрите на них…
— Да! Сидят себе, как голубки, друг на дружку не налюбуются! — засмеялась Оля.
Саша взял меня за руку и прижал ее к своему лицу.
— Горкий! — заорал Мишель. — Горкий…
Я сначала не поняла, причем тут наш пролетарский писатель, а потом догадалась, когда и остальные присоединились к его воплям.
— Нет-нет, не надо! — замахала я руками. — О, прошу вас!
Но пришлось подчиниться требованию — мы с Сашей быстро поцеловались, а потом все чокнулись стаканами.
— За ребят! За Сашу и Лизу!
— Пусть это будет генеральная репетиция… Альберт все подкладывал себе салат — у него был отменный аппетит. Вскоре он скинул с себя полушубок.
— Фу, жарко…
— Альберт, почему ты так назвал это место — отель «Билив»?
— Я кино в детстве смотрел. Там был такой отель… ну, вроде того, что там сбываются все мечты. Место, где хочется надеяться и верить.
— Верить, что все будет хорошо, — подхватил Коля Арутюнов. — Хотя, Бертик, это очень непатриотично. Назвал бы ты эту избу как-нибудь…
— А ля рюс… — подсказал Мишель.
— Да, на русский лад. Трактир «Надежда», например.
— У меня первую жену так звали, — вздохнул Альберт, накладывая себе еще салата. — А вторую звали Верой… Я не вру, честное слово! Коля, что ты ржешь? Я не вру!
— Отель «Билив» — лучше, — согласился Саша. — Звучит интригующе…
Вино немного ударило мне в голову — я тоже смеялась вместе со всеми.
— А третья? — спросила я. — Третья жена, она… Альберт совсем не обижался, он только грустно покачал головой:
— Да, да, да… Третью жену должны звать Любовью. Только я не знаю ни одной женщины с таким именем.
— Бертик, а Любовь Марковна, аудитор, что заглядывала к нам в ноябре? — напомнил Коля. — Может быть, она — твоя судьба…
— Я ей не нравлюсь, — вздохнул Альберт. — Она сказала, что я похож на дебаркадер.
— Может быть, это комплимент! — воскликнул Коля, подмигивая мне.
— А что такое — дебаркадер? — с любопытством спросила Оля. — Порода лошадей?
— Это такая баржа. Ты представляешь, Оль, она меня баржей обозвала…
— Любов — это имя, да? — блестя глазами, спросил Мишель. — А еще Любов — это любов…
— Амор, — грустно кивнул Альберт. — Она самая, проклятущая…
— Есть амор, а есть амур, — тут же возбужденно сообщил Мишель. — Амор — это то, что там, на небо… на небеса…
— Нечто возвышенное, — пояснил Коля Арутюнов.
— Уи! А амур — оно тут, на земле…
Скоро нам всем стало так жарко, что мы гурьбой высыпали во двор. Был уже вечер — небо совсем потемнело, и только вдали, на западе, догорала узкая розовая полоса.
— Какой здесь воздух! — всей грудью вдохнула я. — Не то, что в Москве…
— Люблю зиму, — сказала Оля. — Все говорят — лето, лето… А что лето? Зимой лучше…
— Можно в снежки поиграть. — Коля незаметно слепил снежок и кинул в нее.
— Ах, ты… — не осталась она в долгу.
Через минуту мы уже все кидались снежками. Мишель орал что-то совершенно неразборчивое, потом упал в сугроб и с неподвижной, блаженной улыбкой стал смотреть в вечернее небо.
— Спятил… — Альберт попытался его поднять. — Замерзнешь, как цуцик, ты, дитя Прованса…
— Что такое цу-цик? — лопотал Мишель.
— Немедленно вставай! — потянула его за другую руку Оля.
— Вон, вон… — повар тыкал пальцем в небо. — Я вижу… Он там!
— Кто?
Мы стояли вместе и зачарованно глядели в небо. По нему в свите прозрачных облаков плыла круглая луна.
— Ты видишь луну, да, Мишель? — спросила Оля.
— Нет, не луна… Вон он, анж… анжел. Летит!
— Ангел летит? Амор твой?
Саша подошел ко мне сзади, обнял.
— Ты тоже видишь ангела? — шепотом спросил он. — Я вижу его перед собой…
Возле дома был небольшой навес — под ним снега почти не было и стоял железный мангал. Альберт развел в нем огонь, и он запылал ярко, освещая пространство перед домом.
— Всем назло буду стряпать барбекю… — проворчал он.
Мишель некоторое время с беспокойством наблюдал за ним, потом, когда огонь стал меньше, решительно отодвинул друга в сторону. Скоро в морозном воздухе поплыл восхитительный запах жареного мяса.
— Как хотите, а мне ваше вино надоело… — В руках у Альберта появилась бутылка водки. — Божоле, каберне, совиньон, семильон… — передразнил он. — Несерьезно, братцы!
Мы перетащили готовое мясо в дом. Мы с Сашей еще раз чокнулись, глядя друг другу в глаза.
— Ты такая красивая, — сказал он. — Ты мне не снишься?
— Нет. Мы в отеле «Билив», здесь все возможно… Вон, даже ангелы вокруг летают.
— Ты ведь о них свою работу пишешь? — улыбнулся он. — Пригодилась та рукопись, что дала тебе мама?
— Да. Правда, ангелов я там пока не нашла…
— Саша, спой про мой город, — попросил Мишель.
— Ты поешь по-французски? — удивилась я.
— Нет, ты сейчас поймешь, о чем он, — засмеялся Саша, доставая гитару. — «В лунном сиянье снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится…» — запел он мой любимый романс.
— «Динь-динь-динь! — подхватили все хором, дружно. — Колокольчик звенит…»
Ах, да, точно, Мишель сказал, что его родной город — Динь…
Ночью мы снова вышли во двор. Луна светила так ярко, что было светло как днем. Вдалеке, под горой, мерцал бриллиантовым блеском снег.
— Давайте сыграем во что-нибудь, — предложил Коля Арутюнов. — Хотя бы в салочки или в жмурки…
— О, я знаю одну старинную русскую игру — мне про нее рассказывала бабушка! — обрадовалась Оля. — Что-то вроде жмурок. Называется — «Яша-дурачок». Это очень просто… Бертик, будешь водить!