Восставший из ада - Баркер Клайв. Страница 4

– Верь мне, – сказал он.

– Верю.

– Тогда все в порядке. Переезжаем в воскресенье, ладно?

Воскресенье.

В этой части города оно до сих пор еще являлось «днем господним». Даже если владельцы этих нарядных домиков и чистеньких наглаженных детишек больше и не верили в Бога, воскресенья они чтили свято. Несколько занавесок на окнах отдернулось, когда к дому подкатил фургон Льютона и из него начали выгружать вещи; наиболее любопытные соседи даже прошлись пару раз мимо под предлогом выгуливания собак, однако никто не заговорил с новыми жильцами и тем более не предложил помочь выгружать вещи. Воскресенье не тот день, чтоб потеть в трудах праведных. Джулия приглядывала за распаковыванием в доме, а Рори организовал разгрузку фургона, ему помогали Льютон и Мэд Боб. Пришлось сделать четыре ездки, чтоб перевезти все с Александра Роуд, и все равно к концу дня там еще оставалось полно разных мелочей, которые было решено забрать позже. Часа в два дня на пороге появилась Керсти.

– Вот, пришла спросить, может, понадобится моя помощь? – спросила она немного извиняющимся тоном.

– Да ты входи, чего стоишь, – ответила Джулия. И она вошла в гостиную, которая напоминала поле битвы, где победа пока оставалась за хаосом, и тихо выругала Рори. Позвать эту заблудшую овцу на помощь – нет, это только он мог такое придумать! Да она скорее мешать будет, чем помогать. Этот постоянно сонный, унылый вид, от одного него Джулия готова была скрежетать зубами.

– Что я должна делать? – спросила Керсти. – Рори сказал, что…

– Да, – ответила Джулия. – То, что сказал, это уж точно.

– А где он? Рори, я имею в виду?

– Поехал еще за вещами, добавить мне головной боли.

– О…

Джулия немного смягчилась.

– Знаешь, это вообще-то очень мило с твоей стороны, – сказала она, – что ты пришла помочь и все такое, но не думаю, что в данный момент для тебя найдется работа.

Керсти слегка покраснела. Пусть вялая и сонная, но глупой ее никак нельзя было назвать.

– Понимаю, – сказала она. – Ты в этом уверена? А я не могла бы… Я хочу сказать, может, я сварю тебе чашечку кофе?

– Кофе? – переспросила Джулия. Напоминание о кофе заставило вдруг почувствовать, как страшно пересохло в горле. – Да, – заключила она, – недурная идея.

Приготовление кофе не обошлось без травм, впрочем, незначительных. Любое дело, за которое бралась Керсти, тут же обрастало сложностями. Она стояла на кухне у плиты, кипятила воду в кастрюльке, которую до этого искала минут пятнадцать, и думала, что, возможно, ей не следовало сюда приходить. Джулия всегда так странно на нее смотрит, словно огорошенная тем фактом, что она не погибла в утробе матери. Впрочем, неважно. Ведь это Рори просил ее зайти, разве нет? И этого было достаточно. Она бы не променяла шанса хоть раз увидеть его улыбку на тысячу Джулий.

Минут через двадцать пять подъехал фургон – время, за которое женщины дважды делали попытку завести разговор, и оба раза не получалось. Слишком уж мало у них было общего: Джулия мила, красива, ей перепадали все взгляды и поцелуи, Керсти же была девушкой с вялым рукопожатием, и если глаза ее когда-нибудь и блестели, как у Джулии, то только от слез – до плача или после него. Она уже давно решила для себя, что жизнь несправедливо устроена. Но отчего, когда она уже смирилась с этой горькой правдой, жизнь непременно тычет ее носом еще и еще раз?

Она исподтишка наблюдала, как работает Джулия. Казалось, эта женщина не бывает некрасивой ни при каких обстоятельствах. Каждый жест – скинутая тыльной стороной ладони прядь волос со лба, сдувание пыли с любимой чашки – был отмечен легкостью и изяществом. Наблюдая за ней, она поняла причину собачьей привязанности Рори к этой женщине, а поняв, ощутила новый приступ отчаяния.

Наконец появился и он, щурясь и весь в поту. Полуденное солнце пекло немилосердно. Он улыбнулся ей, обнажив немного неровный ряд зубов, – улыбка, перед которой, как ей казалось еще недавно, в день первой их встречи, было невозможно устоять.

– Рад, что ты пришла, – сказал он.

– Счастлива помочь, чем могу, – ответила она, но он уже отвернулся – к Джулии.

– Ну, как дела?

– Я прямо голову теряю, – ответила она.

– Ладно, хватит тебе возиться, можно и передохнуть, – заметил он. – В этот заезд мы захватили кровать, – он заговорщицки подмигнул ей, но она, похоже, не обратила внимания.

– Может, помочь с разгрузкой? – спросила Керсти.

– Льютон и Боб уже занимаются этим, – ответил Рори.

– О…

– Но готов полжизни отдать за чашечку чая.

– Мы никак не найдем этот чай, – сказала Джулия.

– Ага… Ну тогда, может, кофе?

– Конечно! – торопливо воскликнула Керсти. – А те двое, что будут?

– Они тоже умирают от жажды.

Керсти снова отправилась на кухню, наполнила кастрюльку почти до краев и поставила на огонь. Из двери было видно, как Рори в прихожей распоряжается разгрузкой. Они внесли кровать – настоящее брачное ложе. Она изо всех сил старалась отогнать возникшую перед глазами картину – он, лежа на этой кровати, обнимает Джулию, – но не могла. Стояла, глядя на воду в кастрюльке, следя за тем, как она закипает и над плитой поднимается пар, и все то же видение их утех, от которого болезненно ныло сердце, возвращалось к ней снова и снова.

Когда мужчины удалились сделать последний в этот день заход за мебелью, терпение Джулии лопнуло окончательно. Это просто какое-то несчастье, твердила она, в этих чемоданах, сундуках и коробках все уложено кое-как. Приходится раскапывать кучу ненужных вещей, прежде чем доберешься до самого необходимого. Керсти молчала, занимаясь на кухне перемыванием запыленной посуды.

Громко чертыхаясь, Джулия решила прерваться и вышла на крыльцо выкурить сигарету. Прислонилась к дверному косяку и глубоко вдохнула горьковатый воздух. Хотя было только 21 августа, весь день в воздухе висела легкая дымка гари, напоминающая, что осень близко.

Во всех этих хлопотах день пролетел совершенно незаметно, и внезапно теперь, стоя на верхней ступеньке, она услыхала колокольный звон, сзывающий прихожан на вечернюю службу; звук накатывал ленивыми волнами. Он успокаивал и умиротворял. И она вдруг вспомнила детство. Воспоминание не было конкретно, не то, чтобы перед ней предстал какой-то определенный день или место, нет. Просто возникло ощущение, что она вновь молода, она ребенок… Ощущение имело привкус тайны.

Года четыре прошло с тех пор, как она последний раз заходила в церковь. Да, то был день свадьбы ее и Рори. Воспоминание об этом дне, вернее, о надеждах, связанных с ним, которым так и не суждено было сбыться, наполнило ее сердце горечью. Она повернулась и вошла в дом под все усиливающийся звон колоколов. После улицы, озаренной лучами заходящего солнца, ей показалось, что в доме особенно темно и мрачно. Она так страшно устала, что хотелось плакать.

Придется еще собирать эту кровать, чтоб было куда приложить голову ночью, а ведь они еще даже не решили, в какую из комнат ее ставить. Вот этим и надо заняться прямо сейчас, и немедленно, чтоб не входить в заваленную вещами гостиную и не видеть эту Керсти с вечно кислым, похоронным выражением лица.

Колокол все еще звонил, когда она распахнула дверь, ведущую на второй этаж. Первая из трех находившихся там комнат была самой просторной, казалось бы, чем не спальня? Но солнце еще не проникало в нее (а возможно, и вообще никогда не проникает), на окнах висели тяжелые шторы. Здесь было прохладней, чем в любом другом уголке дома, но воздух спертый. Она пересекла комнату по диагонали и подошла к окну поднять шторы.

И тут, стоя у подоконника, она вдруг обнаружила очень странную вещь. Оказывается, штора была прибита гвоздями к оконной раме, надежно охраняя помещение от проникновения малейших признаков жизни с улицы. Она попыталась отодрать ткань, но безуспешно. Человек, прибивший штору, потрудился на совесть.