Миф Свободы и путь медитации - Трунгпа Чогъям Ринпоче. Страница 20

Радостное великодушие первого бхуми сопровождается трансцендентальным знанием, праджней. Это знание есть результат практики випашьяны, основного метода обучения, унаследованного вами от практики хинаяны. Раскрытие навстречу радостному богатству первого бхуми одновременно приносит также и трансцендентальное знание. Слово праджня часто переводят как «мудрость», но предпочтительнее переводить этот термин словами «трансцендентальное знание», а словом «мудрость» пользоваться как эквивалентом джняны — медитативного состояния на тантрическом уровне, которое является более продвинутым по сравнению с праджней.

На уровне первого бхуми праджня включает прорыв, размывание границы между медитацией и немедитацией. Нет ощущения, что кто-то есть, что кто-то «осознает». Бодхисаттва может все еще практиковать свою дисциплину сидячей медитации, однако он начинает находить ее в определенном смысле неуместной и ненужной; это просто акт дисциплины. Фактически, когда он поднимается с коврика после медитации и принимает участие в повседневной жизни, это нисколько не меняет его душевного состояния. Его великодушное поведение постоянно. Иными словами, бодхисатва уже обладает остротой, пониманием, состоянием пробужденного ума. Вот почему его великодушие становится дана парамитой. (Дана значит «великодушие», пара — «другой», мита — «берег».) Это такое великодушие, которое выходит за пределы, достигает другого берега. Вы переходите через реку сансары, реку заблуждений, преодолеваете непрерывную цепную реакцию кармы, где каждая волна порождает новую волну подобно тому, как в электрическом токе каждая искорка электричества независима, но зажигает следующую.

Праджня — это трансценденция, прорыв через волевую цепную реакцию кармы. Но акт прорыва через кармическую Цепь может и сам породить некоторую цепную реакцию, потому что вы пробиваетесь через нечто и признаете факт прорыва. Возникает очень тонкая ситуация. Пока бодхисатва не достигнет десятого бхуми, он не в состоянии полностью разрубить цепь кармических оков, потому что признает, принимает сам акт прорыва. Праджня — это знание в том смысле, что вы все еще рассматриваете дхарму, или знание, как внешнее по отношению к вам; все еще существует подтверждение опыта, прорыв все еще переживается как событие, которое дает вам информацию, как событие, у которого вы учитесь. Бодхисаттва должен пройти через десять ступеней развития, чтобы преодолеть, отбросить наблюдателя — того, кто признает. Радостный процесс первого бхуми — это празднование отстранения от сансары, а не освобождения от нее, то есть бодхисатва все еще продолжает нести с собой элементы сансары.

Первый бхуми описывается в священных писаниях как состояние, когда вы выпили полчашки чая, а другая половина еще не выпита. Вы выбрали чай, заварили его, попробовали и начали пить, но пока не выпили всю чашку. Вы задержались, однако это не значит, что вы в ловушке; это значит, что вам предстоит работа — допить оставшийся чай. Для этого нужно сделать еще десять шагов. И тогда вам останется только вымыть чашку и поставить ее на место.

Разум земли

Второй бхуми именуется «незапятнанным» бхуми, он включает в себя шила парамиту, — свойство «моральности», или «дисциплины». Чистота бодхисатвы, на которую указывает шила парамигпа, основана на дружбе с самим собой, на любви к самому себе. Вы составляете компанию самому себе, вы вдохновляете сами себя. Вам не нужно подчинять себя, чтобы избежать искушений или следовать правилам или законам. Вы находите искушения малозначащими, а линии и указатели — менее необходимыми, потому что естественно следуете образцам поведения, которые соответствуют ситуациям. Нет надобности стараться сохранить чистоту, применять к своему естественному состоянию какой-то очиститель. Незапятнанность или чистота второго бхуми оказывается реализованной тогда, когда вы признаете свою природную чистоту.

Это подобно тому, как вы естественно чувствуете себя как дома в чистом и опрятном месте. Вам не нужно приспосабливаться к нему; если вы пытаетесь сделать это, то становитесь неподвижным и порождаете хаос. Таким образом, моральность бодхисатвы представляет собой естественный процесс. Неискусное действие становится неуместным. Бодхисаттва находит радость в общении с людьми, он не считает сострадательное действие своим долгом; он не имеет никаких догм относительно того, как ему действовать или какими должны быть другие люди. Он не пытается реформировать или преобразить кого бы то ни было из-за того, что люди не соответствуют его модели. Если люди стремятся обращать других в свое подобие, это значит, что они стараются успокоить самих себя, пользуясь обращением других как средством облегчить свои сомнения. Бодхисаттва не заинтересован в обращении; он уважает стиль жизни других людей, говорит их языком и дает им возможность развиваться в соответствии с их природой, а не делает из них отражения самого себя. Для того чтобы избавиться от стремления обращать других, требуется огромная дисциплина; бодхисатва тоже будет чувствовать сильное искушение говорить другим людям, какими им должно быть. Но вместо того, чтобы действовать в соответствии с этими порывами, бодхисатва рассматривает их как навоз, через который нужно перебраться, как выражение собственной неуверенности. Он больше не нуждается в такого рода подкреплении. Один тип дисциплины, известный под названием «собирание добродетели», связан с отношением к физическим предметам. Поскольку бодхисатва получил хорошую подготовку в медитации шаматхи и випашьяны, он не отнесется легкомысленно к чашке чая — не опрокинет ее. Он берет должным образом эту чашку, пьет чай и ставит чашку на место. В его действии не заключено никакого легкомыслия. Бодхичарьяватара (Bodhicaryavatara) отмечает, что, когда бодхисатва решает отдохнуть и садится на землю, он не забавляется рисованием на песке. Он не нуждается в бесконечных развлечениях, он просто сидит. Рисование на песке показалось бы ему некоторым усилием. Я надеюсь, что вы не примете это чересчур серьезно, не сделаете вывод, что если вы рисуете на песке, то не обладаете потенциальными возможностями бодхисатвы. Идея здесь в том, что если вы относитесь к своему окружению с уважением, то будете заботиться о нем, не станете смотреть на него легкомысленно. Как фотограф с почтением относится к своему аппарату, а профессор — к своим книгам, так и бодхисатва уважает землю. Легкомыслие для него тягостно. Существует качество «старого пса», или «сидящего быка»: он просто есть — именно он, именно такой. Лишнее движение — это легкомыслие. Конечно, бодхисатва может быть очень деятельным, а может быть и очень спокойным; но он никогда не поддается импульсу внезапного взрыва энергии: его действие отличается продуманным намерением и здравым смыслом — то есть оно не импульсивно.

Дисциплина бодхисатвы заключается в том, чтобы надлежащим образом относиться к земле, к своим внешним чувствам и уму. Он не заботится о психических феноменах или других мирах. Игнорирование земли в погоне за психическими феноменами подобно игре детей, которые пытаются найти золото в конце радуги. Нам не нужно проявлять заботу о космическом мире, о мире божеств, психических сил, ангелов или демонов, иначе мы можем утратить ориентацию в физическом мире, в котором живем; результатом будет безумие. Проверка разумности бодхисатвы заключается в том, как непосредственно он связан с землей. Все прочее уводит в сторону.