Приключения Гука - Трункатов Тур. Страница 12

— Я дельфин Гук из рода Эрр! — бросил он свой зов в этом направлении. Отражённые волны звука принесли ему ответ: рядом большие рыбы, кажется, акулы. Они приблизились. Их было несколько. Они замерли в каком-то нервном ожидании, холодно поблескивая пустыми жадными глазами, крепко сжав свои страшные, зубастые пасти и чуть не касаясь своими холодными плоскими носами боков Гука. Как они смогли так незаметно и тихо подобраться к нему, он так и не понял.

«В стаде такого не могло бы случиться, — подумал Гук, — В любой момент есть бодрствующие глаза и уши. Любая неожиданность будет встречена достойно, всегда найдется время для ответа на любое нападение!»

Пришлось Гуку поработать своим ультразвуковым прожектором, посылая сильные волны звука по сторонам, и напомнить этим акулам, что даже и к одинокому дельфину не стоит приближаться с недобрыми намерениями.

Вот с китами ночевать было не страшно. Эти большие, раз в двадцать — двадцать пять превосходившие по длине Гука, громадины с полосатыми животами были удивительно добродушными существами. Да это и понятно стало Гуку, когда он посмотрел, чем они питаются. Они ни на кого не нападают, а едят тех же самых крошечных рачков — подумать только! — которыми питаются маленькие летучие рыбы. Но ни акулы, ни барракуды не осмеливаются нападать на этих гигантов. Лишь иногда изголодавшаяся меч-рыба в слепой ярости таранит своим страшным мечом скорее удивлённых, чем испуганных китов. Такой таран всегда бывает последним в жизни глупых рыб: кит сокращением мускулатуры ломает на куски крепчайший меч, глубоко всаженный в его тело, а изувеченная рыба отбрасывается в сторону. Глубокая рана обычно затягивается эластичным кожным покровом и лежащим под ним слоем сала.

К китам Гук инстинктивно тянулся, хотя они и не откликались на интернациональный дельфиний призыв. Они были ему, пожалуй, ближе всех других морских обитателей. Ведь ни у кого из постоянных жителей открытого океана, кроме китов и дельфинов, нет легких. И трудно передать, как приятно бывает вдруг услышать такое родное и понятное «пуфф! пуфф!» среди безбрежных океанских просторов! Гук постоянно чувствовал своё превосходство над всеми акулами, скатами, медузами, тунцами и макрелями, которым никогда не приходилось высовывать нос из воды, чтобы подышать свежим воздухом.

Киты охотно принимали Гука в свою солидную компанию. Медлительные и неуклюжие на вид, они оказывались удивительно подвижными, ловкими и точными в движениях. И сколько бы раз Гук потом ни встречался с большими китами, это поражающее сочетание огромной силы с добродушием и необыкновенной ловкостью вызывало в нём чувство гордости и уважения к собратьям по крови.

Постепенно боль и обида на старейшин стада утихли. Нет, Гук ничего не забыл и никогда не забудет про свой позор, никогда не простит старейшинам их приговора. Но жизнь есть жизнь. Надо искать пищу, надо остерегаться акул и барракуд, надо, наконец, что-то предпринять, чтобы не нестись пассивно по течению и воле ветра.

Гук внимательно стал наблюдать окружающее, его вновь стали интересовать вещи и явления, не только прямо связанные с необходимостью поесть и спокойно поспать. «Почему надо плыть по воле волн, ветра и течения? Дальше от берегов и против течения!» — решил одинокий скиталец. Чуть холоднее стала вода — на 1–2 градуса, как сказали бы люди, посмотрев на термометр, — чувствительная кожа Гука улавливала все тонкие изменения температуры, она была точнейшим термометром. Заметно изменилась и соленость воды. Гук знал из рассказов тетушки Керри, что каждое море, каждый участок океана отличаются своим содержанием солей.

«Ах как хорошо пахла Голубая бухта в Чёрном море! Этот запах я узнаю среди тысяч других! — подумал было Гук и оборвал свои мысли: — Нечего мечтать и думать о несбыточном…»

Когда Гук выплыл из Средиземного моря и оказался в Атлантическом океане, океанская вода удивила его своей относительной пресностью. Этот вкус даже был похож на вкус воды его родного Чёрного моря.

Гук плыл теперь навстречу более пресным водам Северной Атлантики и вспоминал временами свою колыбель — Чёрное море, которое у поверхности почти в два раза менее солёное, чем вода Атлантического океана.

Стоило Гуку отвернуть на северо-запад от африканского побережья, как изменился и цвет воды: из зеленовато-голубой и зеленоватой вода превратилась в светло-голубую. Изменение цвета океана, как это обычно бывает, оказалось связано с жизнью в толще воды мельчайших планктонных организмов: когда их очень много, то вода может изменить свой цвет даже до красноватого.

Покидая Канарское течение, Гук замечал, что меньше становилось вокруг сельдей, анчоусов, сардин, кефалей, дорад и тунцов. Он не особенно расстраивался — для еды ему рыбы хватало. Зато следов громыхающих и вонючих кораблей, которые вели промысел в этом районе океана, становилось всё меньше и меньше.

Гук не видел теперь на горизонте землю. Он жил в бескрайнем, безбрежном океане среди огромных пологих волн, одна за другой катящихся на просторе. Гук скоро обратил внимание, что высота идущих друг за другом волн неодинакова: обычно через шесть небольших волн шла высокая. Иногда такая особенно высокая волна бывала шестнадцатой по счету. Гуку нравилось взлетать ввысь на гребне этих самых высоких волн и с большой высоты оглядывать свой океан.

Однажды тихим солнечным вечером во время одного из таких обзорных взлётов он с удивлением заметил вдали, в волнах, сотни отблесков, которые, сливаясь вместе, образовывали как бы одно огромное зеркало на поверхности. Любопытство пересилило осторожность, и одинокий дельфин направился к этому странному месту. Подплыв ближе, Гук был оглушён беспорядочным треском и стуком, далеко разносившимися под водой. Большое стадо зелёных морских черепах двигалось в сторону африканского побережья. Черепахи — некоторые из них достигали длины 60–70 сантиметров — плыли бок о бок, словно спаянные друг с другом, и не обращали внимания на Гука.

От соприкосновения панцирей и получался, очевидно, тот странный треск и грохот, который испугал и озадачил Гука. Верхняя крышка каждого черепашьего панциря высовывалась из воды, и скользящие лучи заходящего солнца отражались от них, как от тысяч маленьких зеркал.

Любопытный Гук, впервые увидев этих животных, не удержался и нырнул под плывущее стадо. Он внимательно разглядывал их желтовато-белые снизу, круглые, бесхвостые тела и громадные ноги. Передние лапы были почти вдвое длиннее задних, и, что всего больше удивило Гука, именно эти передние лапы и были основными и единственными органами движения животных. Второй раз в своей жизни Гук видел живое существо, которое двигалось, перебирая лапами, как человек, а не изгибая тело. Когда черепаха взмахивала длинными передними ногами, она казалась Гуку похожей на огромную странную птицу, медленно, но уверенно летящую у поверхности моря. Гук попробовал было заговорить с черепахами, но они не отвечали на его призывы. Тогда он решил поиграть, с этими смешными, стучащими существами. Он подплыл под черепаху, подтолкнул её головой снизу и осторожно схватил за лапу-крыло. Бедная черепаха отчаянно захлопала длинными лапами, вытянула навстречу Гуку маленькую головку с испуганно-злыми глазками. Покрутившись ещё некоторое время рядом со стадом черепах, Гук уж совсем в сумерках взял курс на северо-запад. Ещё долго позади он слышал нестройный шум от сталкивающихся панцирей.

Если бы через несколько дней Гук смог взглянуть на карту Атлантического океана, он увидел бы, что находится на 38-м градусе северной широты, в какой-нибудь тысяче километров от Европы и почти рядом с Азорскими островами. За долгие недели плавания в океане Гук отвык видеть на горизонте землю. И поэтому однажды был удивлён, заметив далеко на западе белую гору облаков, как бы поднимающуюся из моря. Гук уже знал, что обычно такие облака указывают на землю, которая находится под ними. Уже давно по многим признакам он мог предполагать, что где-то близко есть земля: стало больше птиц, а однажды, нырнув особенно глубоко, он обнаружил скалу, поднимавшуюся со дна океана.