Свет в заброшенном доме - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич. Страница 39

– Прихвати с собой и Султана. Он парень крепкий, ему только тяжести и таскать. Но девчонки ничего не должны знать, понятно?

– Понятно.

В ту ночь мы потрудились на славу. К утру перетаскали весь навоз и сочли, что вопрос исчерпан. Но не тут-то было, оказывается… Однако расскажу всё по порядку.

День у нас прошёл нормально. Мало свою работу сделали, ещё помогли разобрать дувал дедушке Эсану, а землю вынесли на улицу. После этого разошлись по домам.

Только собрался лечь спать, слышу, кто-то зовёт.

– Ариф-ака-а! – Я узнал голос Юнуса, самого младшего члена нашей бригады.

– Чего тебе?

– Идите сюда!

– Да иди сам!

– Не могу, я с грузом. Выяснилось, Юнуса послали на мельницу.

Он проходил мимо нашего участка и увидел, что «плаксы» тащут наш навоз обратно к себе.

Я припустил к Акраму Знатоку. С ним уже побежали к Хайиту Башке. Не прошло и получаса, собрались все наши четырнадцать бойцов, вооружились палками и понеслись к участку защищать нашу гарантию высокого урожая.

«Плаксы» и вправду, как муравьи, растаскивали нашу навозную кучу: кто наполнял мешки, кто – вёдра. Эти олухи, оказывается, даже часового выставили, которого мы, правда, устранили без излишнего шума: связали руки-ноги, рот заткнули кляпом.

– Бросайте навоз! – скомандовал я, когда мы окружили «плакс» плотным кольцом.

– Ещё что! – откликнулся запыхавшийся Бурда. – Навоз этот колхозный.

– Бросайте, говорят вам!

– Не бросим!

Вот с места не сойти, я вовсе не хотел драки. Но они сами напросились.

– Смерть навозным ворам! – заорал я вдруг вне себя.

– В бой за высокий урожай! – скомандовал Миян Бурда, табельщик «плакс». Ну тут пошло-поехало. С полчаса шла баталия с переменным успехом. Но, к счастью, у нас были такие отъявленные драчуны, как Султан и Карабарот.

– Ариф, давай на этом покончим! – взмолился наконец «вражеский» табельщик.

– Будете ещё трогать наш навоз?

– Нет.

– Поклянись!

– Клянусь!

Таким образом, навозная кампания длилась дней десять. На свой участок мы натаскали со смехом и шутками двойную норму местного удобрения. Раис-ака был доволен нами, наградил нас тремя килограммами говядины.

Три пары сапог

Мария Павловна каждый день приходит в нашу бригаду, в обеденный перерыв читает газеты, знакомит нас с положением на фронте. А когда мы опять начинаем работать, садится рядышком с дядюшкой Разыком и секретничает.

Сегодня тётя Русская заявилась к нам принаряженная и надушенная, как на свадьбу. И опять после обеда уединилась с бригадиром в сторонке. Дай, думаю, разнюхаю, о чём они беседуют так сладко. Ни о чём особенном они не говорили. Тётя Русская упрекала бригадира в том, что он сильно загружает нас.

– Пусть дети полдня работают, а полдня учатся, – предлагала она.

Дядя Разык не соглашался.

– Не вмешивайтесь, пожалуйста, – говорил он, – в мои дела!

– Ещё как буду вмешиваться, – разозлилась вдруг Мария Павловна. – Государству нужны образованные люди.

– Сегодня государство требует хлопок, побольше хлопка!

– Вначале школа, потом хлопок! – вскочила на ноги тётя Русская.

– А я говорю: вначале хлопок, а потом школа! – с трудом поднялся дядюшка Разык.

Вот они сблизились, точно сейчас насмерть сцепятся, уставились друг на друга. «За кого же мне заступиться, если произойдёт драка?» – подумал я, но ничего такого не произошло. Бригадир и учительница долго глядели друг на друга, и во взглядах их было что-то такое, чего я ещё никогда ни у кого не видел.

– Оббо, Мариямхон, – неожиданно рассмеялся дядюшка Разык, – вы упрямы, как тысяча русских.

– Я и есть русская! – засмеялась Мария Павловна.

На том они и помирились. Тётя Русская пообещала довести число членов нашей бригады до сорока. Двадцать человек будут работать до обеда, двадцать – после обеда. Тогда все мы сможем и учиться и работать.

– Договорились? – протянула руку Мария Павловна.

– Какие у вас мягкие руки, – сказал дядюшка Разык вместо ответа, покраснев как свёкла.

В тот день тётя Русская до вечера пропадала в нашей бригаде. Помогала своим приёмным детям – Закиру Тыкве и Розе, которая так натрудила руки, что не могла держать кетмень. Поужинав, мы отправились в правление колхоза на собрание. В чайхане, которая служит и клубом, было уже полно народу: шумной ребятни, болтливых старух, женщин с детьми, смешливых девок. В помещении стоял гул голосов. Прислушавшись, можно было уловить такие разговоры:

– Дильбар, письма есть от мужа?

– Ох, уже три месяца ни весточки.

– От моего тоже ничего.

– Лишь бы живы-здоровы были!

– Не слышали, один бекабадец без обеих ног вернулся с фронта?

– Слышала. Говорят, жена его на руках носит, как младенца.

– Парпи-бобо, на базар не ездили?

– Ездил, сынок.

– Какие там цены?

– Дороговизна, сынок.

– Слышали новость?

– Какую?

– Вчера в Яйпане говорили, дедушкина пушка в обратную сторону стреляет.

– Ври побольше!

В самый разгар толков в чайхану вошёл председатель, как обычно, в сопровождении матери. Хайри-хала присоединилась к женщинам, без устали обменивающимся новостями, Машраб-ака поднялся в президиум, позвенел колокольчиком, а когда шум стих, обратился к сторожу:

– Все собрались, Урзак-бобо?

– Все как есть! – доложил тот.

– А малышня тут зачем, или я с ними в лапту буду играть?

– После собрания можно в «Верхом на осле»! – тут же встрял Хайит Башка. Никто не успел засмеяться – раис-ака яростно затряс колокольчиком.

– Тих-ха! Товарищи, наши джигиты там, на фронте, бьются не на жизнь, а на смерть… А мы с вами до сих пор не начали пахоту. До сих пор. Арыки и зауры [47] не чищены…

С места не спеша поднялся Парпи-бобо.

– Дай-ка мне сказать, Машраб. Насчёт чистки арыков и зауров ты можешь не торопиться, сын мой. Земля ещё мёрзлая, время терпит. Ты ответь мне вот на какой вопрос, Машраб…

– Какой там ещё вопрос? – нетерпеливо спросил раис-ака.

– Люди говорили, что получены четыре ящика хозяйственного мыла. Куда они подевались, а?

– Проданы.

– А? – направил ухо на председателя дедушка.

– Продали, говорю. На вырученные деньги купили жмых для волов.

– Товба, – удивился Парпи-бобо. – Ну ладно. А куда делись триста метров ситца? Почему их не распределяете среди колхозников? Ты видишь, Машраб, как люди одеты? Заплата на заплате…

– И ситец пустили на продажу.

– А?!

– Да, продали, чтоб купить мельничный жёрнов.

Среди людей поднялся ропот, все заговорили разом. Раис позвенел было в колокольчик, но шум стал громче. Тогда с места встала Хайри-хала:

– Эй, мусульмане, послушайте!

Вмиг наступила тишина. Даже Парпи-бобо испуганно съёжился, виновато опустил голову. Хайри-хала пристально оглядела всех присутствующих, потом заговорила:

– В распоряжении нашего колхоза всего лишь один трактор да несколько пар волов. А земли у нас, слава аллаху, четыреста гектаров. Сможем ли мы вспахать её всю на голодных, хилых, немощных волах? Нет, конечно. Что касается жёрнова… кто считает, что мы обойдёмся без мельницы, куда бегаем через день, пусть тот встанет с места!

Никто, конечно, не осмелился встать. Дело было ясное. Нельзя без сытых волов, без мельницы тоже.

– Товарищи! – крикнул раис. – Товарищи колхозники! Собрание считаю открытым.

Раздались аплодисменты. Это в основном тешились детишки и мои ровесники, почувствовавшие себя взрослыми. Председатель зазвенел колокольчиком.

– Ладно, – махнул он рукой, – не будем избирать президиум, чтоб не терять время, согласны?

– Согласны! – заорала ребятня.

– На повестке дня один вопрос. Никто не возражает?

– Мы не против.

– Тогда, товарищи, перейдём к этому вопросу. Колхоз наш получил три пары кирзовых сапог. Сегодня мы должны распределить их между собой. Никто не против? Тогда слово для доклада предоставляется мне… Парпи-бобо, чему вы там ухмыляетесь, или я вам анекдоты рассказываю? Так… товарищи, из районной потребительской кооперации получены три пары сапог. Я предлагаю одну пару из них передать бригадиру Усману, который всю зиму не вылазил из воды, промывая засолённые участки земли. Вторая пара, считаю, причитается мне как вашему председателю. А вот кому достанется третья, решать вам…