Волшебная шапка - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич. Страница 33

Минут через десять я построил их гуськом и крикнул, указывая на калитку:

– Слушай мою команду! В сторону школы твёрдым шаго-ом арш!

Ого-го! Не зря, видно, горнисты, дойристы и рельсисты спозаранку затеяли свою музыку: на улице настоящий праздник. Стар и мал принаряжены, причёсаны, надушены, в руках цветочки, на лице улыбочки, и все идут в одном направлении – к школе! А оттуда несутся звуки горна, грохот бубна.

Грох-грох-грох-ох-ох,
Грохохох!
Удары часты, как горох,
Как горох, ох-ох-ох!
Идёт учиться Хашимджан,
Учиться идёт Хашимджан!
Отлично учиться жаждет он,
Жаждет он, жаждет он!
По алгебре и русскому,
По предметам, по всему —
Учиться отлично ему.
Отлично ему, ему, ему!
Ох-хо-хо! Грохохох!
Грох-грох – грохохох!

В школьный двор я влетел птицей, танцующей, счастливой походкой. На горне играл мальчик по имени Асад, а на дойре гремел Султан-плакса. Я тут же отобрал у него дойру, закатал рукава, поплевал на ладони да как принялся колотить по дойре – только искры не летели.

Така тум-тум, така тум,
Почти весь свет обошёл я,
Голод и холод – всё испытал я,
Вернулся отлично учиться!

Я мог насочинять и не такого, как вдруг кто-то крепко сжал мне локоть. Обернулся, смотрю – Вахид Салиевич.

– Молодец, Хашимджан, да вы, оказывается, ко всему и дойрист хороший!

– Да, я на все руки мастер, домулла, – скромно потупился я.

– Играйте, играйте громче, – подбодрил меня учитель.

Но, как назло, я уже не мог больше колотить дойру – устали руки. Я отдал инструмент Султану-плаксе и кинулся здороваться с приятелями: с Закиром, новоявленным семиклассником; с Арифбаем, который вовсе задрал нос оттого, что собрал домашнюю библиотеку; с Хакимджаном, обычно убегавшим с последнего урока, чтобы я не смог его поколотить. Появился и Мирабиддинходжа. И вообще ребят собралось видимо-невидимо. Один рассказывает, как отдыхал в пионерском лагере, другой – про своё путешествие в соседнюю республику, третий хвастает, что плавал на теплоходе по Волге, а Шаолим клялся и божился, что у них на бахче выросли дыни… с арбузными семечками.

– Врёшь! – не поверил Закир.

– Спорим? Правда! – чуть не плакал Шалим.

Семиклассник Рафик, хромой на правую ногу, говорил, что видел в городе негров, даже обедал с ними за одним столом. Шахида, которая теперь будет учиться со мной, всё лето, оказывается, работала на ферме, где моя мама дояркой. А когда уходила, то завфермой будто чуть не плакал, так не хотелось ему с ней расставаться. Отпустил с условием, что после десятилетки она придёт работать на ферму. «Я тебя назначу дояркой, а через год в газете напечатают твою фотографию», – будто бы пообещал он. Шахида рассказывает, а сама краснеет, как помидорина.

Но вот зычным голосом наш физрук, который ещё ни разу не смог подтянуться на турнике, приказал построиться по классам. Мы долго толкались, спорили, кому куда встать. Наконец распахнулись школьные двери и во двор вышли мои любимые учителя: Вахид Салиевич, математик Кабулов, Атаджан Азизович. Я встал на цыпочки, вытянул шею, чтобы наш дорогой директор смог заметить меня.

Директор поздравил нас с началом нового учебного года, потом начал говорить, что мы все должны учиться на «отлично» и вести себя отлично, быть достойным примером для младших. На это ушла у него ровно двадцать одна минута. Потом он говорил ещё семь минут про то, что человек не станет человеком, если он неуч. И закончил свою речь вопросом:

– Правильно я говорю, Хашим?

– Правильно, очень правильно! – ответил я с готовностью, счастливый его вниманием. А я-то думал, что он меня и не заметил в строю.

– Но отлично учиться – это тебе не на дойре играть! – тут же вступил в мирную беседу математик Кабулов.

– В этом году я буду знать математику лучше, чем играю на дойре! – не растерялся я в свою очередь.

Собрание закончилось. Все стали расходиться по классам. Как вы сами понимаете, не без шума, гама и толкотни. Мы с Мирабиддинходжой уговорились захватить парту у окна и сломя голову понеслись в класс. Сидеть у окна – одно удовольствие: светит солнышко, видно всё, что происходит на улице.

Когда расселись, Вахид Салиевич попросил нас угомониться, поправить галстуки.

– Аббасов, почему ты надел старый галстук? – спросил вдруг учитель.

– Чтобы новый не залоснился, – попробовал отшутиться Акрам.

Кое-кто засмеялся. Но Вахид Салиевич и не улыбнулся. В классе тотчас установилась тишина.

– Не хотелось бы судить о тебе по твоей опрятности, – раздельно произнёс учитель.

– Завтра я приду в новом галстуке, – пообещал Акрам упавшим голосом.

Только он сел, как вдруг дверь распахнулась, и показалась голова маленькой Хаджар, сестрёнки Акрама. Той, что пошла в этом году в первый класс.

– Ака, я забыла, как наша фамилия… – проговорила она робко.

Я думал, сейчас все опять загогочут, но ребята молчали. Видно, не хотели сердить нового учителя. Акрам напомнил сестрёнке их фамилию, и девочка тихо притворила за собой дверь. Учитель произвёл перекличку.

– А теперь давайте выберем старостукласса. Кого вы предлагаете, ребята? – спросил он.

В классе я повыше ростом многих да и знаменит по-своему, так что не мне ли было надеяться на этот пост? Я покраснел и вспотел от волнения, но всё же решил поломаться малость, поотнекиваться, когда выдвинут мою кандидатуру.

– Пусть старостой опять будет Хамрокул! – выкрикнул кто-то.

Вот тебе раз! И пошло и посыпалось отовсюду:

– Да, да, надо выбрть Хамрокула!

– Он очень хорошо справляется. К тому же и отличник.

– И поведения хорошего.

Вот так! Ребята галдят, а я всё сильнее втягиваю голову в плечи. И лицо горит, точно сотворил что-то постыдное. Выбрали Хамрокула.

– А кого выберем председателем санитарной комиссии? – спросил опять Вахид Салиевич.

Все молчат. Прикидывают, по-видимому, кто у нас чистюля самый, умный да толковый. Но не-ет уж, эту должность мы не упустим. Тем более что я обещал парню назначить его на это место, когда стану класкомом.

– Председателем санкомиссии мы выберем Мирабиддинходжу, – сказал я твёрдо. – Вы только взгляните на него – весь так и светится: уши и шея сверкают чистотой, зубы, как рисинки, волосы причёсаны, штаны и рубаха выглажены. Думаете, это легко ему даётся? Его мама сроду утюга и иголки в руках не держала, а мыло считает от нечистого. Мирабиддинходжа, бедняга, сам себе всё гладит, стирает и штопает. Скажем, вот у вас у кого-нибудь пуговица отлетела, что вы будете делать? Обратитесь к Мирабиддинходже. – Я выхватил из-под парты тюбетейку друга, вывернул её наизнанку. – Видите иголку с ниткой, приколотую к тюбетейке? Вот какой у нас предусмотрительный председатель санитарной комиссии.

Ребята засмеялись, захлопали в ладоши, как бы единогласно голосуя за Мирабиддинходжу. После этого наш новый учитель сказал, что мы, учащиеся, должны соревноваться между собой, сильные ученики должны взять шефство над слабыми, помогать им.

Первым, конечно, вскочил Хамрокул – вызвал на соревнование Акрама.

– А кто будет соревноваться с Кузыевым? – спросил вдруг учитель, взглядом велев мне встать.

Ну, думаю, будет сейчас драка за меня, по частям растащут. Жутковато стало и радостно. Вы же знаете, люблю я быть на виду. А тут… проходит минута, другая, третья… Все молчат. Мне чуть плохо не стало. Я так стиснул кулаки, что ногти в ладони вонзились.

– Неужели среди вас нет никого, кто хотел бы по-товарищески помочь Кузыеву? – удивился учитель.