Райское место - Туманова Мария. Страница 38

Я постарался перевести дыхание незаметно, а Ларри всем видом демонстрировал дипломатичное равнодушие. У него Делберт и этому учился, надо понимать? Застенчиво улыбнувшись, Айрис поставила поднос на стол. Высокий кофейник, сахарница и сливочник из одного набора – фаянс, покрытый перламутровой глазурью. И из того же набора крохотные кофейные чашечки. Боже, ты решил, что мне еще недостаточно мучений?

– Некоторые ученые твердят, что кофе вреден, – сказал Ларри, – но, насколько мне известно, покойникам ничто не вредит. Сахар клади себе сам.

– А нормальные чашки есть?

– То есть?

– Обычные. Для чая, для воды. Кружка, в конце концов, найдется? Терпеть не могу пить кофе из скорлупок.

– Неси.

Услышав приказ, Айрис белкой взлетела наверх и вернулась с двумя большими фаянсовыми кружками в руках. Чтобы окончательно доказать, что присоединяться к нам она не собирается, девочка ушла, едва поставила их на столик, не дожидаясь благодарности или каких-нибудь просьб. Дверь гулко захлопнулась за ней, а я отметил про себя, что обыкновенная деревянная дверь так не грохает. Значит, эта – металлическая? Бронированная? Черт, да пусть же мне кто-нибудь объяснит, что происходит! Я ведь за этим сюда и пришел!

– Раз ты не требуешь соблюдать хорошие манеры, я тоже не буду кривляться, – сказал Ларри, разливая кофе. Отвергнутые «скорлупки» он наполнил коньяком, рассчитав, что раз уж они здесь, то идти за рюмками не эргономично. – Расслабься, Уолт, психически я полностью нормален. С тобой сравниваться не буду, но что Риденса нормальнее – это точно.

Он бросил в свою кружку две ложки сахара, я взял одну. Сливок обоим не захотелось. Мы не торопясь тянули коньяк; его вкус и аромат были великолепны, но и кофе доказал свою принадлежность к благородным напиткам. Я даже подумал, что неплохо было бы Айрис наняться в то кафе на Лонг Бич бульваре, где я практически ежедневно выпивал чашку кофе. О'Доннел не проявлял агрессивности, и мои нервозные подозрения отступили. Я отпил еще глоток и посмотрел на него.

– Я слушаю.

Ларри тоже поднес кружку к губам.

– Сначала слушать буду я, – за спиной у улыбки промелькнула офицерская интонация. – Если бы я хотел рассказывать с ходу, сделал бы это, как только ты приехал. Но, по-моему, чем больше странностей заметит человек., тем быстрее поверит он потом в чужие слова.

– Ну и…

– Ну, и рассказывай, что заметил, – Ларри откинулся на угол дивана, забросил ногу на ногу. – Не стесняйся, давай с подробностями. Меня ничем не удивишь.

Он не соврал. Признавая справедливость неписаного закона «откровенность за откровенность», я говорил о видениях, начавшихся еще в дороге, о странно изменившемся поведении Джейка и о том, какими фальшивыми выглядят моухейцы, а О'Доннел только улыбался краем рта и кивал, как профессор на экзамене, довольный правильным ответом студента.

– И наконец выясняется, что ты – мертвец, – подвел я итог истории.

– Писатель должен распознавать фигуральные выражения.

– Но даже писателю не помешало бы знать, чем они мотивированы.

Ларри рассмеялся. Пододвинул ко мне кофейник и поровну разлил в опустевшие чашечки остатки коньяка.

– Так, значит, без Риденса ты не уедешь? – спросил он.

– Нет.

– А если обстоятельства станут еще хуже? Больше кошмаров, больше странных людей вокруг… Или не людей?

– Ты обещал прояснить дело, а не запутывать еще сильнее.

– Извини. Просто мне надо точно знать, насколько сильно в тебе чувство дружбы.

– Слона на спине выдержит, – буркнул я.

– Скоро проверим. Я сказал, что ты умер, Уолт, так вот – умер ты из-за дружбы. Я в свое время умер из-за любви, – губы Ларри дернулись. – Шестнадцать лет назад я знать не знал, что на свете существует Моухей. И никаких кошмаров не видел по дороге сюда, никаких жутких галлюцинаций. Наоборот, мы въехали в эту проклятую деревню, заливаясь смехом. Отличная была компания…

В автобусе стоял такой хохот, что уши закладывало: капрал Бейкон только что закончил рассказывать анекдот о заблудившемся в Нью-Йорке китайце. Лейтенант О'Доннел обнимал за плечи жену. Кэтлин даже сейчас, на седьмом месяце беременности, была красивее всех женщин, каких ему только доводилось видеть. И именно она настояла на участии в этой экскурсии. Ларри не хотел трястись в автобусе и жизнь в палатках после восьми лет в армии не казалась ему романтичной, а Великие Озера… На черта ему сдались Великие Озера? Но Кэтлин заявила, что он хочет лишить ее всех удовольствий в жизни, обозвала эгоистом и то ныла, то ласкалась, повторяя «поедем», «поедем», «поедем», с того момента, как на приграничной военной базе, где служил Ларри, вывесили объявление об автобусной экскурсии на Великие Озера.

Желающих было с лихвой; поддавшись наконец на уговоры жены, лейтенант О'Доннел чуть не остался за бортом уже не по собственной воле. Но его любили и командиры, и подчиненные, кроме того, все восхищались Кэтлин, желали им обоим счастья… Словом, из самых лучших побуждений – как это всегда бывает – им уступили два билета в ад.

Впрочем, пока автобус не добрался до Моухея, об аде никто не вспоминал. Ребята смеялись, пили пиво и шутили, не всегда успевая прикусить язык, если шутка оказывалась чересчур сальной для женских ушей. А обладательница единственной в автобусе пары таких изящных розовых ушек улыбалась, поглаживала живот и прижималась к мужу. Ларри и Кэтлин уже почти месяц не занимались любовью, и, может быть, поэтому он испытывал такое острое наслаждение от каждого невинного прикосновения к ее телу.

– Еще одна деревенька, – выкрикнул Бейкон. – Им конца не будет! А убогая-то какая!

Ларри выглянул в окно поверх плеча Кэтлин. Разбросанные по холмистой равнине дома показались ему неуклюжими, словно слепленными из деталей разнокалиберных детских конструкторов. А через две минуты раздался треск и визг тормозов; автобус резко вздрогнул и, перекосившись вперед, замер. Водитель, Томми Райе, чертыхнулся, толчок бросил Кэтлин на мужа, и она охнула, обхватив живот обеими руками. Рядовой Динкман, как раз поднявшийся, чтобы изобразить полковника на плацу, шлепнулся на задницу и выпалил фразу, которую полковник мог бы позволить себе разве что в случае новой мировой войны. Мотор автобуса еще работал, но двигаться он больше не желал, только кренился все сильнее, словно хотел зарыться носом в землю. Капитан Йорк, худощавый мужчина лет сорока, старший по званию среди экскурсантов, крикнул: – Глуши двигатель, Том!

Минутой позже толпа парней в военной форме рассматривала глубокую рытвину, в которую ушли передние колеса. Автобус прижался к земле передней частью, словно брал низкий старт, но вот сорваться с места и рвануть вперед он точно не смог бы. Томми Райе клялся, что ни один водитель в мире не разглядел бы яму, потому что она была прикрыта досками, спрятанными под густым слоем пыли. Доказательством его слов служили изломанные куски фальшивого дорожного покрытия. Но это не облегчало положения: автобус крепко засел в узкой ямине.

– Сэр, – Динкман повернулся к капитану, – что будем делать?

Йорк не ответил. А Ларри вдруг подсознательно почувствовал опасность серьезнее, чем если бы над их базой закружились истребители противника. Он автоматически опустил ладонь на кобуру и порадовался, что не оставил пистолет дома, как сделали Йорк и Бейкон.

Со всех сторон к ним уже спешили моухейцы. Они охали и цокали языками, разглядывая застрявший автобус, но никто не давал советов и не спешил разворачивать спасательные работы.

– У нас тут земля сама собой просела, – сказал невысокий коренастый мужчина. – Мы мосток сделали наскоро, ни сил, ни времени не было долго возиться – думали, когда на полях управимся, подвезем земли и засыплем эту яму. А оно вон как вышло… Легковушки-то мосток выдерживал, а автобус слишком тяжелым оказался.

– Ничего, сейчас из Гэлтауна ребят с тягачом вызовем, – улыбнулся парень в клетчатой рубашке навыпуск. – Они в два счета справятся.

Он назвался Стэном Клейменом. И улыбался, не переставая, улыбался так, будто проломившийся под колесами автобуса деревянный мосток был самым красивым зрелищем в его жизни. Ларри подавил желание стереть с его лица улыбку и обнял Кэтлин свободной рукой. Убирать правую с рукоятки пистолета он не собирался.